«В Казахстане до сих пор считают, что в стране нет геев»

В мае 1992 года восьмилетний Алексей Гетманн вместе с родителями переехал в Германию. В 2012 году он впервые вернулся в родной город – Темиртау – вместе с коллегой, чтобы стать героем документального проекта о людях, давно покинувших Казахстан. В той поездке Алексей возобновил отношения со своими двоюродными сестрами, которые остались в республике, и познакомился с главным героем своего будущего фильма:

— Одна из сестер познакомила меня со своим другом Денисом. Он рассказал мне о себе и о том, что значит быть гомосексуалом в Казахстане. Я, как гетеросексуал, мало изучал эту тему. В принципе, я об этом даже не думал, так как у нас в Кельне всё очень просто. Говорят даже, что Кельн – это гей-столица, потому что сообщество живет свободно, я вырос в этой среде и для меня это всегда было нормальным.

История Дениса заинтересовала Алексея, ему пришла в голову идея снять документальный фильм:

— Денис рассказал мне о том, какова ситуация в Казахстане и в Темиртау. О том, как его однажды чуть не забили до смерти, как регулярно притесняют, о том, что жизнь геев в Казахстане, мягко говоря, не сладкая. Люди вынуждены прятаться, жить двойной жизнью. Мне стала интересна эта тема. Когда я вернулся из Казахстана обратно в Германию, то рассказал о Денисе своей подруге Диане. Она заинтересовалась и согласилась поработать со мной над проектом. Я рассказал о своей идее снять фильм Денису, он согласился. Тогда он уже жил открыто, он не скрывался с тех пор, как его сестра переехала в Германию. Пока же она жила в Казахстане, он не хотел, чтобы это каким-то образом могло сказаться на ней. Мы решили снимать фильм самостоятельно – собирали деньги на проект, рассказывали о нем друзьям. Нам помогло очень много людей, – вспоминает Алексей.

Бюджет фильма был настолько маленьким, что Алексею и Диане пришлось жить у Дениса, так как они не могли позволить себе снять жилье. С другой стороны, это позволило авторам лучше узнать своего героя.

— Мы много беседовали с Денисом о проекте. Я предупреждал, что для него небезопасно сниматься в фильме: я-то уеду в свою Германию, а ему здесь жить. Он это понимал и всё равно согласился. Была такая фаза, в которой он активно хотел эту тему продвигать, потому что есть много людей, которые страдают от гомофобии, потому что если ты гей, то общество делает из тебя изгоя. Многие теряют и работу, и семью – люди просто отворачиваются от тебя. Я думаю, это потому что, во-первых, многие в Казахстане не знают о правах человека. Конечно, если ты растешь в условиях, когда тебе говорят, что гомосексуальность – это плохо, это нельзя, то люди начинают сомневаться в себе и верить в подобное. Денис хотел сказать: «Мы нормальные люди, просто мы любим по-другому. Нас наказывать за любовь – нехорошо». Я – журналист, но в этом фильме я не ставил себе задачу быть объективным. Мы сразу сказали, что мы делаем фильм против гомофобии. Мы хотели показать, что в гомосексуальности нет ничего плохого. Мы хотели показать, что, давая права гомосексуалам, мы не забираем права у кого-то другого. Мы хотели, чтобы отношение менялось.

— Я посмотрела фильм, он получился достаточно теплым, несмотря на то, что герои рассказывают очень грустные, порой, страшные вещи. Вы поддерживаете связь с Денисом или другими героями фильма?

— Периодически списываемся, поздравляем друг друга с днем рождения. Я всегда интересуюсь новостями сообщества. Создать организацию не получилось, потому что Денис был вынужден переехать в Алматы, да и у каждого свои заботы. Но все-таки, Денис сделал шаг: поговорил со своими людьми. В фильме показано, что сами геи думают, что с ними что-то не так. Один из героев сказал очень важную вещь: здесь нельзя идти как в Европе с транспарантами на демонстрации; здесь нужно мягко уговаривать людей. Я это, конечно, понимаю: несмотря на то, что я живу в Германии, что-то от казахстанской, русской культуры осталось, к тому же я жил в Москве какое-то время. Денис сделал маленький, но важный шаг.

— Если говорить о процессе съемок, сколько дней вы снимали? Были ли какие-то трудности с героями, возможно, с администрацией города?

— На таких съемках всегда бывают трудности. Мы снимали почти месяц, три с половиной недели – где-то так. Когда мы снимали на улице, то люди не хотели, чтобы их было видно, они подходили, толкались – делали что-то такое. А когда они узнавали, что мы снимаем фильм про гея… Один таксист не захотел нас везти. Были ситуации, за которые мы очень переживали. Например, когда мы проводили акцию в парке, никто из нас не знал, как все получится, нас могли арестовать. Даже адвокат, к которому мы зашли накануне, не смог нас успокоить, сказал, что там уже как повезет – «на кого нарветесь». Слава богу, ничего такого не случилось. Люди проходили, смотрели. Думаю, многие даже не поняли, что происходит. Гораздо важнее эта акция была для ЛГБТ-сообщества, для тех, кто пришел и был рядом.

— Какое впечатление на вас произвело отношение людей к вашим героям? Например, вы с Денисом ходили в поликлинику, было видно, что медперсонал смущен, врачу было неудобно говорить о сексуальной ориентации.

— Было и смешно, и грустно. Во-первых, персонал центра смущался даже произносить слова «гей» или «гомосексуал». Говорили часто «люди нетрадиционной ориентации» или что-то такое. Когда женщина в этой больнице говорит, что до 18 лет не бывает любви (кстати, очень распространенное мнение в русскоговорящих странах, в бывшем Советском Союзе) – это смешно. Конечно, есть любовь, есть чувства. Я не думаю, что большинство людей в бывшем Советском Союзе обнаружили свои половые органы только в 18 лет, просто на эту тему мало кто говорит. В Европе сексуальность – это нормально.

Когда психолог избегает этого разговора, зрителю становится понятно – какая может быть консультация, когда уходят от ответа? Почему дети совершают самоубийства? Никто даже не задумывается о том, что на этот шаг их толкает то, что их не воспринимают, что им говорят – вы плохие, изгои. Представьте, что подросток в 15 лет придет к такому психологу и скажет: «У меня такие проблемы, я гей», а ему там скажут: «До 18 лет нет любви, через три года определишься». Это просто чушь. Поэтому у Дениса была идея создать организацию, которая бы занималась проблемами ЛГБТ-людей, подростков. Чтобы было место, куда человек мог обратиться за советом, получить какую-то помощь или просто поговорить с людьми, которые уже прошли этот путь, прочувствовали это. В Казахстане до сих пор живут с представлениями о том, что в стране нет геев. Этим фильмом я хотел показать, что они есть. Надо открывать людям глаза, показывать, что это нормально. Я целый месяц жил у Дениса и что? Он ведь меня не трогал. Не надо бояться гомосексуальности. Многие думают, что если говорить о гомосексуальности, то их дети тоже станут гомосексуалами. У нас в Европе с этим проблем нет – проходят Прайды, люди не скрываются, гуляют за ручку, создают семьи и никто еще не стал из-за этого геем.

Я видел, как люди говорили с Денисом час и этого было достаточно, чтобы они начинали думать немного по-другому: после этого для них уже не все геи были изгоями. Конечно, для них это еще ненормально, но сдвиги уже есть. Это, конечно, долгий процесс.

Когда Диана и Алексей вернулись в Германию, начался процесс обработки отснятого материала. Так как в команде всего два человека, он затянулся. Помимо монтажа документального фильма, ребята были заняты своей основной работой, которая позволяла оплачивать счета и в целом жить, поэтому работа над лентой «Я не болен, я — гей» шла по ночам:

— Когда фильм был готов, к нам обратился один парень, он пригласил нас на фестиваль Homochrom Filmfest, где состоялась премьера и мы получили приз зрительских симпатий. Картина участвовала еще в нескольких фестивалях: в Мадриде, в Лондоне, во Франции, в Доминиканской республике, но для меня всегда было важно, чтобы её показали в Казахстане или в других странах бывшего Советского Союза, где об этой проблеме фактически не говорят.

Сейчас главный герой ленты живет и работает в Алматы. Покинуть Темиртау спустя несколько лет после съемок фильма, его вынудили обстоятельства: несколько раз Денис и его заведение подвергались нападениям, напрямую связанным с его гомосексуальностью.

— Темиртау – город небольшой, на момент съемок фильма я был уже довольно известным. В том плане, что я не скрывал своей ориентации, и многие тыкали пальцем, шептались, – вспоминает Денис. – В процессе съемок люди смотрели на нас скорее с интересом. После было много вопросов со стороны знакомых. Я столкнулся с тем, что люди из ЛГБТ-сообщества Темиртау не понимали, зачем всё это, они убеждены, что ничего нельзя изменить. Я отвечал им, что под лежащий камень вода не течет; что надо говорить, добиваться, объяснять, что мы не изгои, мы не больны. Мы обычные граждане. Многие из тех, кто участвовал в создании фильма, не хотели, чтобы их увидели, узнали. Их снимали с закрытыми лицами и измененными голосами.

Одни из основных моментов в фильме – беседы представителей сообщества, в которых они рассуждают о дискриминации и своем отношении к ЛГБТИК-активизму:

— Когда я пытался собрать людей в парке на флэшмоб видимости геев, я переживал, что может что-то случиться, вмешаются представители власти и не позволят нам его провести. Такие мероприятия регламентируются Законом «О порядке организации и проведения собраний, митингов, шествий, пикетов и демонстраций», причем это носит не уведомительный, а разрешительный характер. То есть мы должны заранее подавать заявку в акимат, а в проведении нам ожидаемо откажут, поэтому мы собрались на свой страх и риск.

Денис отмечает, что ситуация с правами ЛГБТИК-сообщества в небольших городах остается плачевной. Одна из причин – рост гомофобных настроений в России:

— Происходящее в России отравляет и наше общество. Мы находимся непосредственно под влиянием России, можно так сказать: мы соседи, у нас очень много информации из России – все смотрят российские телеканалы, где пропагандируется ненависть. Вы ведь знаете, что такое телевидение и зомбоящик. После того, как в России вышел закон о запрете гей-пропаганды, мы еще больше закрылись – живем своей жизнью, ничего не афишируя. От прямых вопросов мы стараемся уходить, потому что общество стало реагировать гораздо хуже в сравнении с тем, что было раньше. Прежде люди не лезли к нам, мы к ним тоже не лезли никогда (улыбается). В этом плане все стало намного хуже. Я надеюсь, что благодаря этому фильму люди получат больше информации о геях и ЛГБТ-сообществе, ведь мы не такие страшные, как нас изображают в расхожих мифах. Мы обычные люди – ничем не лучше и не хуже всех остальных. Мне бы хотелось, чтобы к нам относились как к равным, к обычным гражданам. Особенно представители власти.

После инцидента с нападением, Денис принял решение уехать из Темиртау:

— Я работал администратором в хорошем ресторане. В 2016 году решил открыть свое кафе: взял в аренду помещение, вложился в ремонт. Получилось так, что некоторые из моих посетителей, зная, что я гей, устраивали дебоши, не рассчитывались по счету, пытались выйти со мной на контакт и унизить. В итоге я обанкротился. Со стороны правоохранительных органов помощи не было никакой. Я вызывал полицию, пытался защитить себя и свое дело. В итоге полиция довозила нападавших до следующего перекрестка и отпускала их. Мне было непонятно, почему они так относятся. Я уже не видел никаких перспектив в Темиртау, поэтому решил переехать в Алматы и сделал это. Однако не могу сказать, что и здесь я чувствую себя в безопасности. В июле в этого года в Алматы на меня было совершено разбойное нападение с ограблением. Пришлось помогать полиции с задержанием преступника. Сейчас я также работаю с группой МСМ – мужчин, имеющих секс с мужчинами, в общественном фонде «Community-Friends». Нападавший, как он признался во время очной ставки, в качестве жертв выбирал представителей ЛГБТ-сообщества, потому что считал, что они не будут писать заявлений. Я не оправдал его ожиданий и заявление написал. В итоге выслушал очень много насмешек и оскорблений в свой адрес. Это судебное разбирательство стало для меня большим испытанием.

После показа документальной картины «Я не болен, я – гей» пройдет дискуссия, посвященная проблемам, поднимаемым в фильме.