«Наверное, что-то со мной не так»…

- Я преподавала английский в колледже, - рассказывает она. – Однажды туда пришли представили столичного общественного фонда «Право» (он поддерживает детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации). Попросили кого-нибудь из студентов поработать в фонде – детям, которые там живут, тоже нужен английский. Но никто не хотел – это особенные дети, они бывают непредсказуемыми. А я согласилась. Как вошла к ним в класс, так и осталась - наверное, это судьба.

И все: больше о себе ничего не рассказывает. Она вообще сдержана: говорит спокойно, без эмоций, руки не заламывает и на жизнь не жалуется. Потом, когда уже разговоримся, будет смеяться:

- Нет вообще-то я очень эмоциональная, просто не показываю этого на людях. А когда никого нет, могу и поплакать от усталости.

За несколько лет центр поддержки несовершеннолетних «Шанс», который организовала Карина, перерос в нечто большее: сначала здесь оказывали психологическую и юридическую помощь детям, которые оказались в сложных жизненных ситуациях. За этой канцелярской формулировкой - беды, а иногда и трагедии: дети, которых насиловали родные отцы или отчимы, избивали по пьяни, не кормили толком и оставляли «ненадолго» у чужих теть и дядь. Потихоньку, как говорит Карина, центр превратился в приют для таких детей. Весной, когда вся страна маялась на карантине, их сюда привозили и привозили – «Шанс» остался единственным центром в Карагандинской области, который продолжал работать.

- Столько было абсолютно разных моментов. Я была готова опеку на себя взять, - говорит Карина и тут же начинает рассказывать о чем-то другом, будто и не важно это. Заставляю ее остановиться:

- Постойте, давайте вспомним эти моменты.

И она рассказывает.

История первая: крестные родители

- С Леной (имя изменено – V.) мы знакомы с 2017 года. Она приходила к нам с младшим братишкой. Ее семья состояла на учете, как неблагополучная: отец умер, мать пьет, нигде не работает. В полиции детей хорошо знали: то из школы сигнал – прогуливают, то на улице их с сигаретой застукают. Мы три месяца с Леной работали: опекали, чуть ли не за ручку на уроки водили – лишь бы училась. Ее младшего брата все-таки отправили в школу для детей с девиантным поведением. А она пытались выкарабкаться: устроилась барменом в кафе, за мамой следила - мы помогли ее закодировать. Семья, вроде, начала восстанавливаться. Казалось, нормально все будет…

А в марте мне звонят из отдела полиции и говорят, что Лена беременна и из-за этого ее не могут оформить ни в детский дом, ни в центр адаптации несовершеннолетних. Как беременна? Как детский дом? Месяцев восемь прошло, как мы перестали за ними присматривать. Но… Мама снова стала пить, ушла в запой и ее ограничили в родительских правах. Младших детей отправили в детский дом, а Лена…

- В такие моменты не обидно? Не появляется мысль: как же так, выходит, все зря?

- Не думаю, что зря. Мы ведь в большей степени работали с девочкой – и она до последнего тянула всю свою семью, единственная приносила домой деньги, за младшими следила. Это ее мама не справилась с ситуацией. Ну что сделаешь?

Лена согласилась пойти только в наш приют. По сей день она живет у нас. 13 мая родила сына – хорошенький такой. В роддом я с ней ездила. Правда, в палату меня не пустили – парные роды отменили из-за коронавируса.

- Хотели быть рядом?

- Девочка юная, всего 17 лет - она боится.

Отцу ребенка, от которого родила Лена, еще меньше - 15. Жениться на ней и принять отцовство он не смог, для закона он слишком мал. Нет удостоверения личности – нет и такого права. И теперь не сможет: зарегистрировать брак в 16 лет можно только, если невеста беременна. А Лена уже родила. Нет беременности – ждите до 18 лет.

- Странная эта ситуация, правда? – пожимает плечами Карина. - Но ничего не сделаешь. Придется ждать. А чуть позже нам позвонили из органов опеки – ребенку было дней 15. Сказали, что они должны отправить Лену в детский дом или центр адаптации. И это тоже закон. Девочке нет 18-ти, ее мама ограничена в родительских правах, братья – в детдоме – и с ней надо определяться. Но тогда Лену разлучили бы с ребенком. Выход один: кто-то должен был стать ее опекуном. Мама мальчика, от которого она родила? Знаете, там была сложная история. Какая преуспевающая женщина готова стать бабушкой в 35 лет? Благополучная семья, хороший достаток – и тут... Она мне сказала: «Хочу, чтобы дети поняли, что они натворили». И опеку стала оформлять я.

- Удивительно, вы так буднично об этом рассказываете. Было сложно принять решение?

- Я подошла к своему мужу, рассказала ему все. Он сказал: «Хорошо, будем бабушкой и дедушкой».

- Вам сколько лет? – улыбаюсь.

- Тридцать скоро. У меня двое детей – старшей девять, а младшей годик.

И продолжает про Лену:

- Почти через две недели, когда я практически закончила оформлять документы, наша молодая бабушка все-таки решила взять девочку под опеку. Наверное, прикипела к внуку, он так на ее сына похож – копия. Мы не были против того, чтобы они общались. Каждый день ненадолго (все-таки нужно было быть осторожными) приходил и папа мальчика - нянчился. А Лена? Она боялась, что ее разлучат с сыном. И благодарила, когда все разрешилось. Сказала, что мы с мужем будем крестными родителями ее мальчика. С радостью! Теперь Лена рвется в ту (это Карина про семью отца ребенка – V.) семью – там будущий муж, там поддержка…

- Вы знаете, у нее бешеная любовь к родной маме. И обижается на нее, и ругает, но как же хочет быть рядом с ней! Все дети, которые к нам попадают, такие. Вот в обычных семьях и ругают родителей дети, и надуются из-за мелочи: не ту игрушку купила, за уроки погнала. А они другие. Недавно мы с девочкой работали, которая винила не горе-мать – себя: «Почему она меня не забирает? Может, это я что-то не так делаю?». И сердце сжимается. Когда в центр приезжает кто-то из родителей, не забрать даже, просто навестить – такой вой стоит. Каждый хочет, чтобы и его мама, и его отец пришел…

- Приходят навестить? – переспрашиваю.

- Да, приходят ненадолго, обещают, что вот-вот наладят свою жизнь и заберут ребенка. Иногда забредают денег у меня занять, рассказывают какие-то невероятные истории. Или звонят, говорят, что хотели заглянуть, да вот дом наш не нашли. А дети их ждут и верят. Мы тоже. Никому не хочется, чтобы ребята оказались в детском доме. Когда их туда отправляем, ревем. И они ревут…

История вторая: лапша быстрого приготовления

- Обычно мы семьи не берем - только детей, но из-за коронавируса пришлось сделать исключение. Нас попросили приютить женщину. Работала уборщицей в одной из парикмахерских. Когда начался карантин, ее уволили, осталась без денег, не смогла заплатить за съемную квартиру и ее попросили съехать. Несколько дней она ночевали на улице с двумя детьми. Их нашли и привезли к нам. Обычная семья, сын-школьник (потом мы с ним вместе на дистанционке учились), сама женщина – простая, стала активно нам помогать. Но запал быстро прошел. Ожидаемо - чаще всего так и бывает. Поэтому мы долго не держим взрослых - иждивенчество. Человеку нужно совсем чуть-чуть. Он же видит, что в центре есть уборщица. Она придет и помоет комнату - значит, самому ее можно не убирать. Делаешь первое замечание – опускает голову, второе – молчит, а в третий раз ты видишь недовольное лицо.

- Так было и с этой женщиной?

- Да. Детей мы одели, собрали деньги на аренду и на первое время - отправили их в свободное плаванье. Через месяц она звонит мне: «Меня снова выгнали». «Почему?», - спрашиваю. «Я не смогла вовремя устроиться на работу». Опять принять к нам? У нас из-за карантина и так было слишком много детей – больше, чем обычно. Да и у этой женщины был месяц на то, чтобы решить проблему – взрослая же. Ее детей мы поместили в санаторий, а она работает и ищет жилье. Вот сижу и жду, когда получит зарплату, и все, наконец, устаканится.

- На какие деньги живет центр? – спрашиваю. – Государственные, международные гранты?

- У нас есть один грант от управления образования Карагандинской области на оказание психологической помощи детям и семьям в трудной жизненной ситуации. Это телефон доверия, если можно, укажите номера в статье. Мы ведь и с его помощью проблемные истории выявляем. Больше никакой поддержки нет – сами ищем деньги. Мебель для центра и одежду для детей привозят люди, деньги на еду сами ищем. Сейчас, честно сказать, трудно: в центре живет 16 детей - это для нас много. Приходится некоторых отправлять в центр адаптации несовершеннолетних. Но ничего, пока выкручиваемся.

Больше всего Карина переживает за маленьких - тех, чья судьба решается у нее на глазах. Опомнятся родители, заберут их в семью или им придется привыкать к порядкам в детском доме? Рассказывает мне некоторые истории. Сказать честно, даже слушать их страшно.

- Весной к нам привозили девочку, которая видела, как папа убил и расчленил человека – своего собутыльника. Ей семь лет. И все это происходило на ее глазах. Мама в тот момент тоже была рядом – она проходила по уголовному делу, как свидетель. Когда девочку привезли к нам, она была скована. О том, что произошло, рассказывала нашему психологу. В комнате, кроме них, никого нет, а девочка вслух не говорит, подходит и на ушко шепчет: «Мой папа»…

Она ела и ее рвало. Мы не могли понять, почему. Дети, которые к нам попадают, не могут насытиться – это бывает. А здесь – ничего не понимали. Потом сама рассказала: в последнее время ела один раз в день и одно и то же - пачка лапши быстрого приготовления. Закуска родителей.

- Что с ней сейчас?

- Мама и бабушка ее забрали…

Потом к нам привозили мальчика, крики которого постоянно слышали соседи. Выяснилось, что его била мама. И сильно била. Был такой ребенок: мама уехала в столицу, его оставила у сестры. Тетя привела его к нам: «Забирайте! Он мне не нужен». И мальчик жил у нас.

- Вы после такого в людей не перестали верить?

- Не перестала. Что-то со мной не так, раз я до сих пор верю. У всех бывают проблемы, просто человеку нужно помочь. К тому мальчику, которого привела тетя, недавно приехала мама: «Люблю! Хочу забрать!». Сейчас восстанавливает документы. Смотришь, вроде, человек старается. Как ей не верить? И осуждать их мы не должны – каждый имеет право на второй шанс. Да, есть те, кто и его не использует. Но…

- Вы привязываетесь к этим детям?

- Привязываюсь, не получается соблюдать дистанцию. Вот как? Привозят к нам новеньких, а они зубы чистить не умеют. И мы их учим. Сначала долго выбираем цвет зубной щетки (я красный не буду, а мне синий не нравится), вместе встаем возле умывальника и давай…

- Расставаться тяжело?

- Чаще всего они все-таки возвращаются в свои семьи – и это радость. Но некоторые родители за ними не приходят, если дети им не нужны. Наверное, тогда лучше в детский дом, чем туда, где тебя будут бить или даже насиловать.

История третья: свидетельства о смерти

«Шанс» был одним из тех центров, где жили женщины и дети, которых Казахстан вывозил из Сирии: 2019 год, операция «Жусан». Карина и сейчас на связи с большинством из них, хотя в центре нет ни одной такой мамы – все они вернулись к родителям. Но и во время карантина ей пришлось завершать некоторые их дела.

- Мы ждали решения по иску о признании умершими двух детей, погибших в Сирии, - рассказывает. - В Казахстане не было таких прецедентов. Мы первыми подняли этот вопрос. Когда только приняли этих женщин, все занимались вопросами живых – оформляли разводы (кстати, с умершими мужьями, что для судебной практики тоже было ново), пособий. А как быть с детьми, которые погибли в Сирии? Они числятся в государственных базах, на них оформляли свидетельства о рождении, ИИН. Когда по документам ребенку исполнится шесть лет, женщину спросят: «Где он? Почему в школу не ходит?». Что она ответит? Поэтому и подавали такие иски. Недавно получили решение суда. Потом оформляли через е-gov их свидетельства о смерти двух девочек, погибших в Сирии.

- Вы можете рассказать об их маме?

- Сейчас ей 23 года. Обычная городская девушка, успела закончить колледж, хотела стать поваром. Но поработать не успела: встретила парня – он обещал оберегать, заботиться. Первая, наивная в чем-то любовь. Она поверила. Наверное, потому, что не хватало ей этого в жизни. Как правило, росли такие девочки в неполных семьях, не очень доверяли секреты своим мамам.

Мужчины, которые оказывались в Сирии, не говорили, что едут туда. Так было и с этой девушкой. Муж сказал ей, что он в Египте учится на имама (это потом выяснилось, что его там нет, и ее тайно переводили через границу с Сирией). Позвонил, попросил ее приехать. Она поставила маму перед фактом и улетела – тогда у нее уже была двухлетняя дочь. В Сирии родила вторую. Кочевали с места на место: разбомбят один лагерь – в другой перебираются. Однажды эта женщина вышла из дома на улицу, а дети и муж остались внутри. В этот момент в дом попала бомба. Выжила только она. Младшей девочке было около года – у нее не было свидетельства о рождении, мы его и не оформляли, старшей – четыре.

После смерти мужа она успела еще раз выйти замуж в Сирии и родила мальчика. С ним (он маленький совсем был) и приехала. Мальчик сильно болел, но та сначала отказывалась от лечения. Мы с трудом уговорили ее поехать и остаться в больнице. Ребенок выжил. Потом приехала ее мама и забрала дочь к себе. Дети этой женщины были последними, на которых нужно было получить свидетельство о смерти…

***

Слышу, как Карина говорит с кем-то параллельно:

- Ой, здравствуйте! Проходите… Сейчас…

- Вам нужно отвлечься?

- Если можно…

Кладу трубку. Перезваниваю на следующий день.

- Карина, кого к вам вчера привезли?

- 16-летнюю девочку. Она ушла из дома. Живет с отцом и мачехой в одном из городов в области, повздорила с ней и сбежала к родной матери в Караганду. А та лишена родительских прав – дома ее не оказалось, и девочка несколько дней ночевала у подруг. Ее нашла полиция – о пропаже дочери заявил отец.

- Он ее забрал?

- Обещает, что вот-вот приедет. Ему позвонили, сказали, что дочь нашли и он, видимо, расслабился. Но зато мы в соцсетях прочитали пост-благодарность полиции за то, как оперативно они нашли ребенка. А она пять дней у нас…

- Карина, откуда вы силы берете? – не могу не задать этот вопрос после всего, что услышала.

- Я учитель. Когда заходишь в класс (и пусть там разные ученики – кто-то хулиганит, вообще тебя не слушает), но все равно такую энергию от детей получаешь – ни с чем ее не сравнить. Эти эмоции непередаваемы. И сейчас я что-то подобное чувствую. Даже какие-то простые вещи, та же чистка зубов – это надо видеть. И я могу сказать, что я счастлива - у меня много детей!

… Необходимо выполнить просьбу. Это телефон доверия - 8 800 0040 050 и личный телефон Карины - +7 707 4405453. На любой из них можно позвонить и рассказать о своей беде. Или помочь...

Цикл материалов о людях, которые продолжают делать важную работу, несмотря на пандемию и связанные с ней ограничения Vласть выпускает при поддержке компании «Шеврон».