Когда на Тенгизе появились первые случаи заражения коронавирусом, в штабе решили, что нужно создавать специальные группы быстрого реагирования. Их сотрудники получали уведомления о положительном тесте на COVID от санврачей или медиков клиники ТШО и прорабатывали каждый случай. Больного нужно было срочно эвакуировать в стационар, провести с ним интервью и выявить круг контактных – близких и потенциальных. Частью групп реагирования становились инженеры-механики, буровики, консультанты отделов эксплуатации производства. Одни распределяли маски и санитайзеры, другиеанализировали, где живут и работают сотрудники производства, третьи - выявляли контактных.
Мухагали Ильясов - супервайзер отдела взаимодействия и планирования проектов и эксплуатации «Тенгизшевройл». Проще говоря, оператор, который работает непосредственно на заводе.
- Как я попал в штаб? Это было в конце апреля. Вообще-то у меня был выходной, отдыхал в своей комнате и не предполагал, что в ближайшее время мне придется заниматься чем-то совершенно новым, - рассказывает Мухагали. - В тот момент выяснилось, что вирус дошел до наших операторов и штабу нужен был человек, который хорошо знает отдел эксплуатации. Я как раз был свободен, и меня попросили помочь урегулировать ситуацию с обнаруженным случаем коронавируса.
- Нам нужно было определить контактных, которых мог заразить заболевший оператор. Когда нашли всех, оказалось, что это большая группа людей. Мы не могли оставить завод без такого количества сотрудников, это было невозможно с точки зрения производственной безопасности. Срочно нужно было найти им замену. Параллельно разрабатывали план: как изолировать оперативный персонал, как выявлять контактных. Тенгиз был на всех обложках, когда у нас произошла вспышка коронавируса. Но мы знали ее объективные причины: высокая плотность населения, массовое тестирование. И все мы работали, чтобы выявить все случаи, остановить распространение вируса и взять его под контроль. Нам пришлось стать эпидемиологами.
- Сколько человек было в вашей группе?
- Нас было шестеро. Все талантливые ребята, инженеры, в основном, которые быстро могли адаптироваться к новым условиям и новому виду деятельности.
- Как вы действовали?
- Я никогда не читал столько медицинской литературы и постановлений, которые выпускает минздрав и санврачи – мы тогда все изучали, чтобы понимать, что нужно делать, чтобы разорвать цепочку заражения. В первую очередь максимально ограничивали физические контакты. Сотрудника с положительным анализом на КВИ срочно эвакуировали в стационар, где оценивали состояния его здоровья, а после проводили с ним интервью, чтобы выявить контактных. У нас есть перечень вопросов, составленных согласно протоколам минздрава, их и задавали. Созванивались с начальником - он лучше всех знает, кто с кем работает, чай пьет, общается. Так и выясняли круг близких и потенциальных контактных и на работе, и вне ее. Потом обзванивали этих людей, объясняли, что один из коллег заразился, что нужно будет сдать тест и пройти изоляцию.
Сложнее всего было в те моменты, когда мы выявляли случаи заражения на производстве. Нельзя просто так взять и убрать сотрудника, каждый из которых выполняет определенную функцию. В кратчайшие сроки приходилось находить ему замену, чтобы и производство не останавливалось, и персонал был в безопасности. Вот и балансировали все время между этими двумя задачами, а людей постепенно становилось все меньше – количество заразившихся росло. Были и такие ситуации, когда мы не могли остановить заражение вплоть до третьего или даже четвертого случая в одном отделе – это было связано со спецификой работы. Есть участки, где работники вынужденно контактируют – это невозможно ограничить. Но настороженность росла. Мы тоже делали все, чтобы максимально ограничить контакты групп, которые не работают вместе. Если раньше вместе ездили на работу, то теперь - отдельно, мы и по блокам их расселяли, хотя до карантина все жили вперемешку. Случалось, что весь блок, в котором оказывались контактные, брали на двухнедельную изоляцию. Люди оставались в своих комнатах, они даже в столовую не ходили – еду им оставляли возле двери.
- Много было тех, кто не шел на контакт, отказывался сдавать тест, не хотел самоизолироваться?
- В основном, все реагировали адекватно, понимали, что это важно, что нужно остановить распространение вируса. Был человек, выдержке которого мы все удивлялись. Мы отправляли его на изоляцию три или четыре раза - он все время оказывался в числе близких контактных. И представляете, ни разу не заболел. Сколько тестов ПЦР не сдавал, все оказались отрицательными. И поразительно то, с какими пониманием и даже юмором он этому относится. Никакого недовольства, никаких претензий. В общей сложности этот мужчина провел в карантине около трех недель. Когда мы отправили его домой с Тенгиза, совершенно здорового, мы за него радовались, как за родного.
Конечно, были и те, кто возмущался. Спрашивали, почему так долго жать. Мы объясняли, что это не наша прихоть, что мы действуем согласно постановлениям регулирующих органов. А еще не все и не всегда (особенно в стрессовой ситуации) помнили, где были за последние 14 дней, с кем именно общались – приходилось по крупицам восстанавливать события. Иногда мы выявляли длинные цепочки: в самом начале был случай, когда в одном из блоков человек заразил пять или шесть (точно уже не помню) коллег. Весной были и те, кто не верил в существование вируса. Немного, но были - приходилось объяснять, что вирулентность у вируса очень высокая, что он опасен. Кто-то слушал, кто-то игнорировал - в таком случае приходилось выходить на начальство, после этого вопросы решались.
Мне кажется, сейчас неверующих почти нет – у большинства переболели знакомые или родственники. Но тогда сложно было убеждать – все ведь разные. К концу мая понимание начало меняться, когда полным ходом шла демобилизация, никто не хотел увозить этот вирус домой – чувствовалась совершенно другая степень ответственности.
- Вы сказали: «вирулентность у вируса высокая», показательно. Мы все много новых слов узнали…
- (Смеется) Это точно: вирусная нагрузка, вирулентность, инкубационный период, верхние и нижние дыхательные пути, эпиданамнез – специалистом стал. Близкие звонили, спрашивали, как себя вести, чтобы максимально обезопасить свое здоровье. Я говорил и говорю, что нужно максимально самоизолироваться и соблюдать те элементарные правила, о которых всюду говорят. Если бы люди научились это делать, было бы вообще супер. Мы тогда поняли, как много зависит от нас самих, и как важно по возможности оставаться дома и соблюдать дистанцию. Следили за ситуацией в Казахстане. Видели, как начали гулять в Алматы, когда карантин ослабили. Было ясно, что это временно – произойдет вспышка. Мы видели на примере Тенгиза, как это происходит. Я считают так: мы победим только, если вместе возьмемся. Это двухстороння работа.
- Когда вы вернулись домой?
- В Алматы я приехал в середине июня. Думал, что проработаю в группе реагирования пару недель, а в итоге все затянулось на полтора месяца. Но, знаете, пока была работа – все происходило очень динамично, у меня не было времени подумать об усталости, о каких-то трудностях. То, что происходило на Тенгизе, было важнее.
- А страх заразиться был?
- Страха не было, но мысли на этот счет были, конечно. Мы же знали, что многие болеют бессимптомно. Скорее, боялся не за себя, а то, что могу заразить других. Я и когда домой приехал максимально ограничил контакты, с пожилыми родственниками только созванивался – никаких встреч. В августе снова вернулся на работу. Да, семья снова осталась в Алматы. Когда я весной был на вахте, старший сын (ему 4 года) обижался, что я так долго домой не еду. Но это работа и это важно: на Тенгизе мы отвечаем за огромное количество людей, это то производство, которое играет огромное значение для экономики Казахстана.
«Буду вспоминать эти дни…»
Кенжетай Тлегенов тоже говорит о том, что сначала далеко не все понимали опасность заражения коронавирусом. Приходилось находить подход.
- Все встрепенулись, когда начали терять своих близких, но мы не могли просто сидеть и ждать, пока человека проймет – нам приходилось брать ответственность за его безопасность, - говорит он. - Я работаю управляющим отдела эксплуатации и промысла «Тенгизшевройл». Производственник, понимаю, как устроены все процессы. И мне не нужно было объяснять, насколько для нас важно сохранить стабильность на предприятиях. Я заехал на вахту 20 апреля, штаб уже давно работал, и заражения коронавирусом, увы, были – и я тогда должен был продолжать работу по поддержке производства. Перестраивать процессы, ориентируясь под новые условия и ситуацию. Мы должны были обеспечивать бесперебойную добычу и переработку нефти. А чтобы не было никаких сбоев, нужно было обезопасить людей. Вот мы и занимались тем, чтобы создать условия изоляции для каждой группы, минимизировать их контакты с другими людьми. Тогда все максимально ушли на удаленный метод работы. Например, сделали так, чтобы ночная и дневная смена приезжали на производство в разных машинах и работали в разных офисах, питались раздельно. Не все были готовы следовать этим требованиям. Были моменты, когда службы безопасности давали нам отчеты о том, что сотрудники не полностью их выполняют. Опять же приходилось работать с каждым, убеждать.
- Когда вы приехали на Тенгиз, вы почувствовали, что атмосфера там изменилась?
- Да, на улицах практически не было людей – это сразу бросалось в глаза. Почти не было транспорта. Пустота. Ощущение тихого, спокойного городка. Но я уже привык к одиночеству. Мы ведь до заезда на вахту проходили двухнедельный карантин и сдавали тесты - «Тенгизшевройл» брал в аренду гостиницы в Атырау для этих целей. Хотя я сам из Атырау, за мной отправили машину, привезли в такой изоляционный центр и там вместе с коллегами я провел 14 дней. Мы вообще не выходили из своих комнат. Вместе со мной в тот период на изоляции было человек 20, наверное, точно сейчас не скажу. Мы все сдавали ПЦР-тесты, и только после того, как подтверждалось, что ты здоров, можно было ехать на работу.
Ни у кого тогда не выявили коронавирус. Из изоляционного центра прямиком, никуда не заезжая, нас отвезли в аэропорт, в оттуда - в самолет до Тенгиза. И в поселке я жил изолированно. Быт вообще сильно изменился. Если раньше любой мог пойти в спортзал, бассейн, сходить в кинотеатр – то тогда ничего этого не было, да и сейчас нет. Карантин. Даже в столовую ты пойти не можешь – все было по-новому. И к этим условиям нужно было привыкать. Но коллеги, конечно, нас сильно поддерживали. Много было приятных моментов: посылали фотографии, записывали видео: «Мы с вами! Мы вместе!». Это, конечно, сильно поддерживало. Ребята даже песню сочинили.
- Песню? – удивляюсь.
- Да. Может быть, помните такой хит «Это Кара-кара-кара, кара, Каракум»? Так вот ребята из офиса промысла «Тенгизшевройл» на этот мотив починили стихи про карантин, вахту, нашу работу. Не представляете, как важно это тогда было для нас. Уверен, что буду вспоминать это: работу штаба, трудности и победы, но самое главное - людей, которые тогда были рядом…
Цикл материалов о людях, которые продолжают делать важную работу, несмотря на пандемию и связанные с ней ограничения Vласть выпускает при поддержке компании «Шеврон».
Поддержите журналистику, которой доверяют.