Год в «красной» зоне

28 февраля

- Няня, ты никогда не ставила на плиту сразу две кастрюли и чайник…

- Давай-давай, закругляйся уже – на стол пора накрывать.

- Не могу 108 разделить на 9…

- Что ты решаешь?

Читает: «в театр приехало 72 ребенка и 36 взрослых. Они расположились в зрительном зале по девять человек в одном ряду. Сколько рядов они заняли?». В столбик делит. На столе под прозрачной клеенкой подсказки – табличка с падежами, решением задач, основными правилами русского языка.

- Понял? Хорошо. Убирай учебники, потом все доделаешь. Обедать будем…

Часа не прошло, как мы познакомились. Я позвонила с вокзала. Сказала, что приехала.

- Да, Зауреш меня предупреждала, я вас жду.

Наготовила.

- Давайте-ка, ешьте, пока горячее, а я чай налью. Вам какой? С молоком? Вот мед. Варенье смородиновое – мама Зауреш передала. Это имбирь с лимоном – я сама делаю.

Хозяйка квартиры - Гульнар Ораковна Дюсекова, няня Динмухамеда, сына Зауреш. Без ее помощи наша героиня не справилась бы. Я знаю, что это так, но пока не понимаю, насколько.

- Ой, какие яблоки красивые! – моет «американку», которую я привезла из Алматы. – Яблоки нам всегда нужны, Димоша хорошо их ест. Особенно, когда мама на дежурстве – заедает. Тяжело ему. Мы вчера только с ним на эту тему говорили. Он Зауреш почти не видит. Она выходит с дежурства - у нее дела, другая работа, сейчас еще и учеба (за свой счет, конечно), ипотека. Да что говорить, она же одна…

- Хорошо, что у Димаша есть вы...

- Хорошо, что он у меня есть!

***

Меньше суток и Зауреш выйдет с дежурства. Раньше они с Димашем ездили ее встречать, сейчас ждут дома. Гульнар Ораковна готовится:

- Бешбармачить будем.

За год многое изменилось. Весной и в начале лета она уходила на месяц: две недели в ковидном госпитале, столько же безвылазно в собственной квартире - карантин. Видела сына только через окно. Няня приводила Димаша во двор, он играл на детской площадке, Зауреш смотрела с балкона и плакала. Сейчас встречаются сразу после дежурства. Правда, сначала Зауреш едет к себе домой, моется, переодевается (на всякий случай, мало ли) и сразу бежит сюда, в квартиру Гульнар Ораковны. Это будет завтра. Но я уже знаю, что тест на ковид отрицательный (она сдала его несколько дней назад), и антитела высокие, хоть и переболела летом.

- Мы все сильно болели, - вздыхает Гульнар. - Я, мой муж и сыновья, Зауреш, даже Димоша. Нас все боялись, мы были, как прокаженные.

- Я вместе с братом в одной палате лежал, - уточняет для меня Димаш.

- Он моих сыновей братьями называет, - отзывает Гульнар.

- Ну, нянь, за столько лет они мне, правда, как братья...

- А я и не спорю…

Муж Гульнар Жоламан умер. Коронавирус.

- Здоровый, красивый мужчина – никто никогда не подумал бы.

Молчит.

- И ведь не жаловался! Это я умирала, дышать не могла. Жоламан своими ногами зашел в больницу. Молодой еще – 55 лет! Мой анализ сначала ковид не показал, а у мужа его сразу выявили. Последний раз видела его, когда «скорая» за ним приехала, а следом и меня увезли. Он не верил в коронавирус - из наших знакомых никто не болел. Под окнами «скорые» туда-сюда сновали, муж смотрел: «Вот, сейчас под завязку больницы набьют и успокоятся». Отмахивалась: «Я устала, не говори мне больше про ковид». Зауреш спрашивал: «Скажи честно, в больнице пациенты действительно ковидные?». «Да, дядь Жора, ковидные». Все равно не верил. Упрямый был. Я в одной больнице, он со старшим сыном в другой. Когда ему совсем плохо было, Зауреш хотела в тубдиспансер, где он лежал, на работу зайти – смотреть за ним, упражнения делать... Не получилось. Позвонила ему и сказала: «Дядь Жора, я не могу к вам зайти». А он: «Спасай Жаслана!». Это наш младший сын, ему тоже хуже становилось, а в тот момент в больницу невозможно было попасть. Вот так…

В окно смотрит. Сегодня на дорогах тихо.

- 13 июня Жоламан заболел. 17-го его положили в больницу. А 26-го, через девять дней, он ушел. Себя винила и всех вокруг. Всегда я за ним следила, а тут проглядела - сама болела. Знаете, он больше всего боялся работу потерять. После смерти приснился, смотрит на меня и говорит: «Гуля, я столько дней на работу не хожу. У меня неприятности, наверное, будут». Представляете? А потом и Зауреш заболела. Она была тяжелая. Я думала, тоже умрет...

Снова молчит. Дыхание переводит.

- Вы знаете, я поняла, что Всевышний дает нам какие-то знаки. Вот Зауреш сколько лет к нам приходила, Жоламан ее по имени называл. А последний год стал говорить: «Ой, доченька пришла». Подскакивал, обнимал ее. У казахов принято так: когда умирает отец или мать, белый саван, в который заворачивают покойного, должна купить именно дочь. Считается, что на том свете усопшему легче будет. Получилось, что и саван, и ковер, в который завернули Жоламана, купила Зауреш - мы ведь в больнице лежали. И он называл ее доченька. Понимаете, вот как-то так совпало. Надо же…

Встает из-за стола. Отворачивается.

- У меня два сына: старший в Кокшетау, младший в Астане. Они меня сразу после смерти отца к себе звали. Но я сказала: «пока годовщину не проведу, буду жить в нашей квартире». А Зауреш и Димоша со мной. Жоламан сказала ей, когда в больнице лежал: «Не оставляйте Гульнар»…

Молчим…

1 марта

- О, Зауреш пришла! – выбегает из кухни Гульнар. - Димоша, мама пришла!

Тот к двери со всех ног. В охапку маму и не отпускает.

- Как дела?

- Нормально!

- Ты подрос что ли?

- Ой, ладно-ладно, прижался, - подтрунивает Гульнар. - То был мой сынок, а теперь мама пришла…

- Когда мама опять на две недели уйдет, я нянин буду.

- Ах ты, перебежчик такой! - смеется няня. - Раздевайся, Зауре. Я пойду тесто катать.

- Все, я дома. Облегчение такое, - устало улыбнется и тоже пойдет на кухню.

На лице - отпечатки от защитных очков. Не исчезли даже после душа.

- В течение дня разойдутся, - скажет.

Мы встретили Зауреш два часа назад. В 8:30 она вышла из центра инфекционных заболеваний. Сутки – на дежурстве, следующие в гостинице – выходной. И так две недели. Госпиталь открыли осенью. Новенький совсем.

- Современный. Удобный. Хорошо, что такой в Кокшетау появился.

Он не в самом городе, но совсем рядом – 15 минут и 1000 тенге на такси. Сначала мы заехали в квартиру Зауреш. Она, как и говорила Гульнар, переоделась, помылась и сразу сюда – к своим. Димаш льнет к маме. Она улыбается и по волосам его гладит. Видно, что устала. Не спала после ночного дежурства. А тот болтает без умолку: вот в школе, а пацаны во дворе…

- Димоша уж привык, что Зауреш уходит, - скажет мне накануне Гульнар. - Он сначала сильно переживает, а потом успокаивается. Знает, что выбора у него нет.

На столе бешбармак. Зауреш всегда встречают чем-нибудь вкусненьким. Раньше Димаш рисовал что-нибудь к приходу мамы, сейчас уже нет.

- Он спокойнее за этот год стал, знает, что мне нужно идти. И сейчас мы две недели не видимся, не месяц, как раньше, - сама заговорит о Димаше Зауреш.

- Димаш всем говорил: «Моя мама – супергерой», - добавляет Гульнар. - Это правильно. Мама одна, ее надо беречь. Раньше плакал, я с ним как со взрослым разговаривала. Объясняла, почему мама на дежурство идет. Она профессионал и может помочь людям. Она там очень нужна. Это главное. А потом… глупо отказываться, если у тебя есть возможность заработать.

***

Зауреш заходила в красную зону несколько раз. Первый - 15 апреля. Но тогда многие, порой даже медики, в коронавирус не верили. А в самый пик никто в ковидном стационаре работать не хотел, деньги не деньги - неважно.

- Апрель, май, июнь, август, - перечисляет. - В июле, меня 11 числа из больницы выписали, меня тоже звали - не пошла. После смерти дядь Жоры была разочарована в медицине. Думала, больше не смогу в стационаре работать. Все равно мысли в голову лезут: вдруг что-то не то сделали, а если можно было спасти? Потом успокоилась немного. В августе снова дежурила, но только не в реанимацию, где раньше работала. Не могла подниматься на тот этаж, где дядь Жора лежал. Тяжело было. Период такой. Люди умирали.

- Тогда говорили: «Идет война. Мы, как на войне»…

- Было такое ощущение. Именно летом, даже в мае это началось. Страх был. Сидишь на смене, и без конца новые пациенты поступают, тяжелых много. На лице очки, а тебе реветь хочется. Знаю, каково людям – у самой была тяжелая пневмония. У кого-то ухудшение. Поступил пациент, было 30 процентов поражения легких, а через пару дней, бах, 70 процентов. Лечение не идет на фоне хронических заболеваний. В такие моменты хочется закричать.

- Вы на работе ковидом заразились?

- Не знаю, может, и дома, - плечами пожимает. – На компенсацию, которую медики получали, не подавала. Шла, как контактная. Вообще у нас строго с костюмами было, да я и сама всегда тщательно одевалась: одноразовый костюм, под него х/бшный противочумный. Снимаешь его, выжимать можно, такой мокрый. Летом в них было тяжело – жарко. А зимой, наоборот, вспотеешь, и холод от него идет. Капюшон, бахилы и манжеты скотчем обматываю. Но к костюму привыкла – уже не замечаю. Надеваю его быстрее всех – на автомате. Забыла, что такое косметика. Что такое нарядиться и прическу сделать. И кожа сильно из-за костюмов испортилась, много морщинок появилось.

- А страх заразиться повторно есть?

- Мне кажется, страх притупляется. Иногда, конечно, думаешь об этом, но все-таки много зависит от тебя, от того, как ты одеваешься.

- Вас изменил этот год? Вы другая теперь?

- Наверное, другая, - задумывается. - Да, другая. Меньше обижаться на людей стала, на плохом зацикливаться, больше прощать. Не принимаешь близко к сердцу - отпускаешь.

- И с Гульнар друг к другу ближе стали?

- Да-а-а, - в один голос.

2 марта

- Димоша всегда горит: я вырасту, построю большой дом для тебя, няни, аташки – он дядь Жору так называл. Будете нянчить моих детей, а я им расскажу, как я бедно жил. Смешной.

У Зауреш есть однокомнатная квартира в новом доме. Ее она взяла в ипотеку несколько лет назад. Сейчас они с Димашем почти не бывают там – живут с Гульнар, как наказал ее муж.

- У нас телевизора пока нет – то денег не хватало, то руки не доходили его купить, а теперь и смысла нет, а для Димоши - это главный показатель достатка. Он и няне говорит: вы так богато живете, давайте с вами квартирами поменяемся, - улыбается Зауреш.

- Хотя наша двушка в старом доме чуть больше, чем однушка Зауреш в новом. И кухня там большая. Димоша у нас еще совсем ребенок – умеет нас насмешить, - добавляет Гульнар.

Родственников в Кокшетау у Зауреш нет – сама выживала. Снимала комнату с подселением, работала участковой медсестрой в поликлинике. Несколько лет одна сидела на приеме – врача найти не могли. С тех пор они с Гульнар и знакомы.

- Я знаю, что ребенок в надежных руках. И когда я на дежурстве, душа моя спокойна, - признается Зауреш. - Это Аллах мне помог найти тетю Гулю. Я еще до рождения Димоши комнату на подселение искала. Шла мимо ее дома с чемоданом, она как раз во дворе была. Разговорились. Теть Гуля позвонила своей подруге – у нее комната свободная была. Стали общаться. Потом Динмухамед родился…

- Тогда и сблизились. Зауреш надо было на что-то жить, она попросила меня смотреть за сыном. Димоше было шесть месяцев. А в этом году десять лет исполнится - он мне родной. Пока Зауреш на работе, а я с ним и к своей родне езжу, и в гости хожу. Все говорят, что он на нас похож… А Зауреш безотказная. У человека нет прописки в городе, его на портал на операцию не ставят – у себя пропишет. Даже в частной клинике умудрялась некоторых на УЗИ или анализы бесплатно отправлять…

- Видно, что у людей нет денег, а им обследоваться нужно…

- Вечером выйдем на улицу, и каждый ее останавливает: а как мне в больницу на операцию попасть? К какому врачу лучше обратиться? А эта мать Тереза каждому разжует, возле нее уже очередь выстроится. Она и так ребенка не видит, а ей и здесь пообщаться с ним не дают. Я кричу: «Зауреш, иди сюда!». Еще звонили в домофон и требовали: «Позовите срочно Зауреш!». Это вам что, справочная? Разозлилась и на двери подъездной написала: «Здесь вам не поликлиника». Потом мы возле дома перестали гулять. Почему Зауреш в больнице лежала, хотите расскажу? Она весной и в начале лета в реанимации работала. Там пациенты тяжелые, их нужно было переворачивать, чтобы пролежней не было. Допереворачивалась - у нее грыжа вылезла огроменная. Операция была очень сложная.

- В начале сентября это было. В Астану ездила, пришлось ложиться в частную клинику – на портал не ставили, квоту не давали. Потратилась - почти месяц я там жила. Зато столько благодарности от людей. Старики бата дают, кажется, мне это помогает. Аллах все видит и за мои добрые поступки мне воздает. И тетю Гулю я встретила, и квартиру купила. Даже сейчас то, что я в ковидцентр захожу, не все ведь туда попадают…

***

Набережную вдоль озера Копа засыпало снегом. Он искрится и переливается на солнце. Морозно. Гульнар протаптывает тропинку, Зауреш и Димоша за ней.

- Ура! Горка! Мам, а мы кататься будем? – Димаш уже впереди.

- Будем!

- Давно здесь не были. Мы и на улицу-то почти не выходили, - замечает Гульнар. – Так, в магазин, до школы и обратно.

Возле большой деревянной горки – снегоход и надувной банан, на таких обычно катают туристов на море, а здесь по замершему озеру.

- Поедем?

- Поедем!

Едем!!!

Шум от мотора – друг друга не слышно. Снег в лицо – засыпает, как в буран. Ветрище. Но смешно-о-о…

- Ой, давно я так не смеялась!

Снегоход остановился, а мы все не успокоимся.

- Хорошо, что выбрались. А то работа сплошная, - и не поспоришь с Гульнар.

Год назад у Зауреш было три места работы. График такой: в восемь утра она шла на работу в районную поликлинику. Отсидела прием – сразу смена в частную клинику неподалеку. Это еще четыре часа. В восемь приходила домой чай попить, и снова на смену в центр адаптации несовершеннолетних. Здесь дежурство было через ночь. Потом снова в поликлинику, оттуда – в частный центр, и только потом домой. Спала раз в двое суток. И так…

- Три года, - говорит Зауреш. А по-другому не получалось. Оклад в поликлинике совсем маленький, а у меня ребенок, ипотека. Сейчас хотя бы можно заработать.

- Работа в «красной» зоне помогла рассчитаться с долгами?

- Конечно. Доплата разная выходит – все от количества часов и графика зависит, но все равно это не 70 тысяч оклад, как раньше. Меня сейчас просят на две недели выходить в частную клинику, пока я дома, думаю, надо ли…

- Мы наслаждаемся моментом, пока она две недели дома – они быстро проходят.

В июне годовщина смерти мужа Гульнар. Что будет потом, она пока не знает. У нее есть маленькая внучка – с ней тоже хочется детям помочь, и родные зовут жить к себе, и Зауреш с Димашем бросить сил нет.

- А дальше как?

- Пока не знаю. Теть Гуля пусть решает, как быть. А с работой… Из поликлиники я осенью ушла, центр адаптации закрыли, теперь только дежурства в «красной» зоне остались. Посмотрим, работы в городе хватает. Но опять же, не будешь сидеть на одном окладе - даже без ипотеки на такие деньги не проживешь. Говорят, доплаты тем, кто работает с ковидными больными, скоро отменят. Но я бы осталась в центре инфекционных заболеваний медсестрой. Было бы хорошо. Мне нравится в стационаре работать.

- Героем себя ощущали?

- Наверное, нет. Сделала-сделала, я спокойно к себе отношусь. Есть, конечно, радость от того, что ты кому-то помог.

- Мы много говорили о потерях, а какой-то момент радости был за этот год?

- Сегодня.

Гульнар соглашается.

- От души я смеялась (это про покатушки на банане). Давно такого не было. Мы забыли все праздники…

***

Расставаясь, договариваемся, что в следующий раз встретимся в Алматы.

- Муж год назад сказал, что теперь мы путешествовать будем, - вспоминает Гульнар. - Первый раз в жизни отпуск разбил на две части. Весной хотели в Грузию, но все границы закрыли. Осенью на Чарынский каньон планировали поехать. Не получилось. Теперь обязательно.

- И я давно об этом мечтаю, - соглашается Зауреш. – Надо, вот только чуть-чуть с работой разберусь.

… Вскоре Зауреш снова выйдет на дежурство в «красную зону».