Юрий Пальмин — преподаватель программы «Фотография. Базовый курс» в Британской высшей Школе дизайна, автор фотографий в книге «Москва: архитектура советского модернизма. 1955–1991. Справочник-путеводитель» и участник Венецианской архитектурной биеннале. Он сотрудничает с такими популярными и профессиональными изданиями, как AD Magazine, Vogue, World Architecture, RIBA Journal, Icon Magazine, Domus, Abitare, Speech.
В этом году в рамках «Астана ЭКСПО-2017» 22–23 июля в Astana Contemporary Art Center пройдет международная конференция по архитектуре модернизма Казахстана, куратором которой выступит историк архитектуры Анна Броновицкая. Ранее музей современного искусства «Гараж» издал справочник-путеводитель «Москва: архитектура советского модернизма 1955–1991». После выхода путеводителя его авторы: историк архитектуры Анна Броновицкая, архитектурный критик Николай Малинин и фотограф Юрий Пальмин приезжали на несколько дней в Алматы «на разведку».
Архитектура советского модернизма в Алматы. Радоваться и ценить В течение года авторы путеводителя совместно с Archcode Almaty занимались выявлением и описанием алматинских памятников послевоенного модернизма. В марте Юрий Пальмин приехал в Алматы, чтобы запечатлеть визуальную часть исследования. Его работы будут представлены в павильоне музея «Гараж» с 10 июня по 10 сентября в Astana Contemporary Art Center.
Прогулку с Юрием мы начали с офиса Archcode Almaty за день до его лекции, посмотрев на карте интересующие фотографа здания, направились в сторону бывшего ЦК ВЛКСМ (ныне здесь располагается ООН).
— Допустим, нам надо снимать этот дом, – говорит Пальмин, указывая на здание ООН. – Мы стоим перед этим фасадом, свет какой должен быть? Откуда? Самый неудачный свет, который только бывает, это фронтальный. Алматы устроен очень хорошо для архитектурного фотографа, потому что сетка ориентирована по солнцу. Мы всегда знаем, где север, юг, запад и восток. Для архитектурного фотографа это знание обязательно, только если мы не снимаем в пасмурный день, когда солнце совсем за облаками.
Пальмин: Этот фасад смотрит на юг, но видите, единственная особенность этого фасада состоит в том, что у него есть фактура. Чтобы ее подчеркнуть, свет должен падать сбоку, причем если мы говорим о классической архитектуре, то там считается канонический свет под 45 градусов, потому что именно он максимально выявляет фактуру и всякие важные рельефы. Мы не светим на них точно сбоку, потому что тогда рельеф выявляется мелкий.
Сейчас не очень подходящий день, но вот стоим мы перед этим домом (между зданием ООН и Silk Way City) и видим, что у него два разных рельефа фасадов. Предположим, что нам надо снимать смотрящий на нас фасад, мы его снимаем чуть раньше, чем сейчас. Потому что сейчас по нему свет точно скользящий. Есть программы light trac, по которым мы готовимся к съемкам. Скоро Наурыз – день весеннего равноденствия, он же день архитектурного фотографа. 22 марта солнце начинает светить с северного фасада зданий. Сейчас солнце встает на востоке и садится ровно на западе. Зимой оно встает на юго-востоке, садится на юго-западе. Посмотрим, что будет летом, перекрутим и увидим, что близко к летнему солнцестоянию, солнце будет вставать на северо-востоке и садиться на северо-западе. По этому фасаду скользящий свет у нас будет в 5 часов вечера или в 8 утра. Очень удобно, когда город построен точно ориентированно по сторонам света, и мы каждый раз знаем, когда нам подходить к объекту.
Спиридон Космериди, архитектор: «Сейчас у архитекторов нет творческого лица» 
Пальмин: Я считаю, что для фотографа, особенно для фотографа, работающего с городской тканью, очень важно ходить без камеры и наблюдать за собой, за тем, как мы смотрим на город, на архитектуру. Например, одно из самых простых наблюдений. Чем отличается голова от камеры, как вы думаете? Переформулирую, много чем отличается, во-первых у нас два глаза, а не один, поэтому мы достраиваем объем изображения. Когда мы голову вверх задираем, чего не происходит с нашим образом такого, что происходит с изображением в камере?
Каримова: Я запуталась.
Пальмин: Смотрите, берем камеру с широкоугольным объективом. Поднимаем ее наверх.
Каримова: А! Искажается.
Пальмин: Все верно, искажаются вертикальные параллели. Вот это очень важная штука, потому что на самом деле сохранение параллельности вертикалей – это основа психофизиологии нашего зрения. Смотрите, этот фасад смотрит на север. Предположим, вы снимаете это здание. Вы говорите, я буду ждать лета, потому что эти рельефы... А мы сейчас к нему подойдем и рассмотрим его внимательнее.
Мы переходим дорогу и приближаемся к Казахскому университету международных отношений и мировых языков имени Абылай хана.
Пальмин: Вот эти рельефы просто требуют скользящего света. Причем, эту съемку нужно приблизить к летнему солнцестоянию, чтобы вы утром на рассвете пришли и посмотрели. На рассвете солнце может быть очень низкое, его могут заслонять другие дома. Алматы южнее Москвы, это значит, что в полдень солнце летом ближе к зениту, оно и зимой ближе к зениту. А когда солнце в зените, свет жуткий для архитектуры. Видите, от антаблемента, от деталей пилястра тени будут падать, когда солнце в зените, тени будут практически вертикальны – это не выявление фактуры. Примерно в 7 утра, когда тени будут такими косыми, будет максимальное выявление фактуры.
Следующее — это вертикали, вот смотрите. Мы задираем голову, а у нас ничего не меняется. А когда начнется меняться?
Каримова: В голове? Когда ближе подойдем?
Пальмин: Существует некая высота дома, условно это пятиэтажка, при которой фактически ничего не происходит. А вот небоскреб начнет сходиться. Например, когда мы снимаем гостиницу «Казахстан» снизу, мы можем себе позволить градус снизу. На самом деле мы можем себе позволить ракурс всегда, и мы можем себе позволить себе ВСЕ. Но есть какие-то вещи, каноны, которые были заложены в середине XIX века, которые можно и нужно нарушать, но сначала нужно соблюдать. Возвращаясь к этому фасаду и заваливанию, что мы тут видим – необходимость применения самого главного инструмента архитектурного фотографа. Это шифт-объектив. Мы можем, конечно, снять широкоугольником, а потом выправить в фотошопе, но тогда мы не будем видеть саму картинку.
Юрий вынимает из сумки камеру, чтобы показать на примере: «К сожалению, объективы ужасные по конструкции, чудовищные. Буквально вчера у меня сломался 45 (Tilt-Shift объектив-V) – это очень важный шифт-объектив. И ничего я c ним не сделаю, пока домой не вернусь. Но хорошо, что в Алматы мне больше нужен 24. Это главная рабочая лошадка архитектурного фотографа. Я всегда ужасно боюсь за этот объектив:
Архитектура в зеркале фотографии — Все пришло из форматной камеры, которой раньше архитектуру и снимали. Сейчас я испытываю абсолютную потребность вернуться к пленке, но это стало в пять раз дороже, чем было. С конца 80-х годов до середины нулевых я работал исключительно с пленкой и только с форматом 4 на 5 дюймов. Сейчас все стало сложней, но это важно. Я студентов обязательно гоняю на дешевой чешской черно-белой пленке на форматной камере. Это другая фотография, чем которой вы обычно занимаетесь, когда вам нужно поймать момент, лицо. Здесь нет времени, оно течет очень медленно вместе с солнцем, облаками, которые вы ловите. Вот видите, сейчас этот фасад освещен прямым светом, а небо фактически с ним сливается, можно это использовать как прием, но тогда это должен быть осознанный шаг.
Мы вновь переходим дорогу и направляемся в обратную сторону к улице Желтоксан. Юрий Пальмин рассказывает, что при съемке архитектуры важно знать для чего вы ее снимаете. О рендерах и состоянии современной архитектурной фотографии он подробнее рассказал в лекции, поэтому мы опустим эту часть нашего разговора.
Пальмин: В Алматы, конечно, проблема деревьев совершенно колоссальная, чтобы ее избежать, надо забираться на подъемник или крыши. Но как только мы забираемся на крыши, мы становимся на точку, с которой архитектуру не проектировали. Чем хороша высокая точка? Шифта не надо, и деревья не мешают, но только она неестественна, потому что архитектура проектируется с земли.
Вон здание Жилстройсбербанка — это наш дом. А это мы на что смотрим, это же не Дом советов? Нет, это не он. Интересно, что? Тоже модернистское что-то, – Юрий указывает на магазин «Асем». – Вот сейчас очень хорошо видно. Видите этот рифленый фасад? Если бы солнце было ярче и меньше было бы облаков, то у нас каждая вертикальная панель была бы освещена с правой стороны, а с левой была бы тень. И вот внизу видно хорошо рисунок, как только солнце пойдет к западу, фасад начнет становиться все хуже. Такие фасады старайтесь поймать их в критичное время. Лучше спланировать съемку, посмотреть по программе, как солнце будет светить, прийти пораньше и начать ловить точный момент фазового перехода.
— А вот представительство акимата, – мы встали напротив дома по улице Казыбек би, где находятся бар, представительство областного акимата, департамент государственного архитектурно-строительного контроля и лицензирования по Алматинской области. – Но здесь практически нет никаких фактур. Сейчас солнце высоко, и под карнизом видно тень, это единственное, что мы можем на этом фасаде увидеть сейчас. Я все равно буду его снимать, когда солнце уйдет дальше на запад. Потому что, во-первых, оно понизится, и эта тень станет ниже. На этом фасаде появится хоть какое-то офактуривание. Не каждый вид облицовки требует косого света. Всегда нужно смотреть на здание, здесь нет определенных правил.
Что мы можем выбирать, когда снимаем архитектуру – время и нашу точку. Я уже сказал про высокие точки, они с одной стороны — хороши, с другой стороны — не очень. Но когда мы говорим об архитектуре модернизма, тут есть любопытная вещь по поводу точек. Архитектура модернизма, особенно советского, принималась всякими партийными бонзами, которые смотрели на макет сверху, например, это касается микрорайонов. Когда мы находимся в них, мы на самом деле не видим их структуры, тех паттернов, которые они образуют. А когда их принимали и защищали архитекторы, эти паттерны существовали. В некоторых случаях съемка с дрона или вертолета оправдана. Например, исследователь архитектуры модернизма Куба Снопек, у которого есть очень интересная книжка «Беляево навсегда: сохранение непримечательного», с ней я во многом очень не согласен, но как опыт – это интересный проект. Он говорил, что архитектура микрорайонов похожа на два объекта желания советского человека: ковер и микросхему. Эти ковер и микросхему мы можем увидеть только сверху.
Теперь смотрите, второе, что мы выбираем – это точка. У меня есть очень точное представление о том, как я подхожу к съемке архитектурного объекта. Я всегда начинаю с фронтальных точек, я всегда отрезаю фасад от других (объектов - V). Инстинктивно. Потом я начинаю ходить, смотреть на точки под разными углами. Но есть одно правило, которое я не нарушаю никогда. Я никогда не увожу угол на 4-5 градусов, я никогда не допускаю углов, которые кажутся параллельными, но таковыми не являются. Эти углы 4-5 градусов вызывают у зрителя отторжение. Я считаю, что архитектурную фотографию выравнивать надо, даже после того как снял шифтом. Шифт хорош тем, что мы видим, что мы не трансформируем широкоугольное изображение, не отрезаем из него очень много пикселей и не раздуваем вверх. Понятно, что когда мы выправляем трапецию, мы вверху теряем разрешение. А в архитектурной фотографии, которая печатается большой, и в которой резкость очень важна, мы это всегда видим. Поэтому шифт удобен, мы видим, что получаем. Но все равно его надо подравнивать.
Мы проходим чуть дальше по улице Казыбек би к зданию, где находятся Жилстройсбербанк и управление архитектуры и градостроительства Алматы.
Пальмин: Если бы я мог, я бы забрался вон туда (смотрит на здание управления государственных доходов по Алмалинскому району - V) и снимал бы его фронтально оттуда, потому что это абсолютно классический модернистский Мис ван дер Роэвский фасад – сетка и абсолютная периодичная повторяемость. Для этого фасада погода сейчас выигрышная. Ему не нужно косого света, ему не нужно ничего выявлять, у стекла нет фактуры. Стекло всегда то, что в нем отражается или что в нем видится. Поэтому у стеклянного фасада совершенно свои особенности по углу падения на него света. Кстати говоря, всякие керамограниты и всякие алюкобонды, которые вошли в наш обиход с 90-ых годов, отвратительны тем, что на них вообще никакого света нет. Они ничего не отражают, не фактурятся никак. А если и фактурятся, то показывают, что они неровно положены.
Каримова: Да, или выпуклые, дутые.
Пальмин: Да, абсолютно. Поэтому, например, если уж совсем необходимо, смотрите на них в пасмурную погоду. Здесь мне очень интересно, как эти два модернистских фасада будут работать вместе. Здесь уже начинает работать городская среда.
Также очень важен этот фасад, и я бы на него с утра приходил. Там восток, там будет отражаться небо в стекле. По-моему, на этом здании работали какое-то время ламели. Это своего рода Brise-soleil - солнечный парус, который регулирует попадание солнечного света в кабинеты. Его можно поворачивать, сейчас он не работает, но раньше работал, Адильжан Псяев (Archcode Almaty - V) рассказывал. Люди пришли в офис, им свет струит и очень сильно греет, мы берем парус, поворачиваем и отражаем. Понятно, что эти вещи переставали работать сразу же везде, во всем мире от них отказываются. Это очень сложно технически поддерживать.
Это очень чистый объект, редкий случай, когда он не заслонен деревьями. Сейчас самое неправильное время для этого фасада. Когда у нас угол падения будет равен углу отражения, и солнце будет примерно над той крышей, то есть часов в 9-10, мы увидим все: и отражения, и как работают ламели. Понятно, что эти деревья все равно будут мешать, и вот здесь я бы вызвал подъемник. С этим зданием я буду плотно работать.
Пальмин: Я фотографию делю на два семейства, одно условно называется – как я вижу, второе – вот что я видел. Меня первый случай не интересует, потому что я не хочу самоутверждаться за счет объекта. Для меня фотография это всегда про объект, он для меня всегда абсолютно первичен. Особенности моего видения не так важны, как возможность дать объекту что-то сказать. Я просто призываю не бояться простых точек. Я стараюсь не самовыражаться за счет архитектуры. Есть синдром «широкоугольника». У человека появился очень широкий объектив и все, пошел пробовать все ракурсы: «Ах, у меня здесь домик превращается в треугольник, а здесь у меня квадрат». Но это все уже присутствует, это не открытие. Это не самовыражение. Самовыражение – это написать хороший список, пройтись по нему и выполнить какую-то работу чисто технически. Фотография – это очень сложный и важный для меня момент. Фотография всегда выполняет служебную роль. На самом деле фотограф может проявить себя, как творческая личность, даже не столько при съемке, сколько в выборе материала для съемки.
Мы с Юрием идем дальше, теперь уже в сторону Арбата и обсуждаем здания советского модернизма. Пальмин отмечает, что многие здания «перелицованы, измордованы и снесены».
Каримова: Вы видели Дворец бракосочетания сейчас? Это ужасно, они сняли солнцезащитную решетку. При этом мы разговаривали с компанией, которая делает реконструкцию. И они сначала говорили, что просто снимут сетку, чтобы починить стекла, потому что они были выбиты. Там у них есть прекрасная мозаика, но ее обрезали еще в нулевые годы.
Пальмин: Я знаю, я это видел. Это вообще такое преступление, надо за это наказывать. Но у вас есть ужасный, страшный пример Дворца Ленина (ныне Дворец Республики - V), им надо просто пугать людей. Понятно, что я работаю и общаюсь с людьми, которые понимают ценность наследия, памяти, понимают, как работает архитектура. Но мир не состоит из нас. Если вы возьмете и проведете социологическое исследование, то вам скажут, что Дворец стал лучше. Понятно, что здесь вы окажетесь в меньшинстве. Мы сейчас работаем с материалами по книге «Архитектура советского Казахстана», которая, конечно же, будет использоваться в исследовании. У нас в институте модернизма, где я счастлив состоять вместе с Аней Броновицкой и другими замечательными людьми, есть архив: материалы, фотографии. Я сканировал исторические фотографии. Слушайте, они все нарисованные. Как снимали фотографы для книги «Архитектура советского Казахстана»: сначала снимают, потом печатают, потом по отпечатку тушью рисуют. Все окна, пилястры, все архитектурные элементы подрисованы. В книге это не так заметно, но когда на это смотришь, увеличиваешь эти фрагменты – это ужас какой-то. То есть на самом деле фотография врала очень серьезно и тогда. И сейчас встает вопрос, для меня это вопрос абсолютно решенный: как снимать? Ретушировать ли? Я не буду ничего ретушировать, совершенно точно.
Каримова: Насчет съемок фасадов. У нас это проблематично из-за множества кондиционеров, решеток и так далее.
Пальмин: Понимаете, вы ничего не можете с этим сделать. Вы можете взять и отретушировать.
Каримова: Но это неправильно
Пальмин: Я считаю, что это неправильно. Но в каких-то случаях это может быть художественным приемом. Например, на Венецианской биеннале 2014 года, где российский павильон делал институт «Стрелка». Для России это было самое успешное выступление на биеннале, потому что это делали нормальные, молодые и думающие люди. Российский павильон назывался Fair enough. И он был выстроен как промышленная ярмарка с отсеками внутри, где присутствовали разные воображаемые фирмы. Одна из фирм называлась Financial solutions: same but better – тенденция переодеваний, перестройки.
В Москве в начале нулевых годов, были снесены и заново построены очень важные объекты, такие как Военторг или гостиница «Москва». На это потратили кучу денег. Я тогда отработал технику мозаичной съемки длинным объективом. За две недели снял два объекта. Мы придумали такое задание, чтобы было так красиво, что аж тошнило. Потом мы это напечатали с очень высоким разрешением, пластифицировали в акрил, это самое дорогое оформление фотографического отпечатка, которое производит тошнотворно сладкое впечатление. И я принял решение. Очень долго думал и принял решение – убрать все провода и все подчистить. Мы наняли хорошего ретушера.
Как художественный прием это сработало. Но это должен быть именно художественный прием, потому что здесь вы, во-первых, замучаетесь. Вы убрали кондиционер, вам захочется убрать провода. Вы убрали одни провода, вам захочется убрать все провода. После этого вы вдруг увидите, что ваш фасад состоит из одних штампов. Во-вторых, как я говорил, это неправильно.
Каримова: А с деревьями вы что будете делать?
Пальмин: Ничего с ними не сделаешь. Или верхняя точка, или бензопила и ведро клей-момент.
Каримова: В мае еще все зацветет.
Пальмин: Я поэтому сейчас и приехал и попал на позднюю весну, но вроде на следующей неделе потеплеет. Сейчас мы выйдем к Пассажу и увидим, как уничтожена точка вида на прекрасное модернистское сооружение. Ну, Пассаж вообще уничтожил еще и улицу.
Каримова: Здание горело, мы думали, что его все-таки снесут, но не случилось. Обычно у нас если что-то горит, потом это сносят.
Пальмин: Да, для этого и горит отчасти. Ужас, кошмар просто (мы подходим к Пассажу - V). Самое главное в этом, что это чистый пример деструктивного отношения к существующей архитектуре. Ну ладно, ты уверен, что ты делаешь шедевр, но при этом ты должен понимать, что вот эти виды с середины улицы закрыты. Мы видим, как одна архитектура уничтожают другую. Это чистый пример чудовищного хамства.
Каримова: Еще у нас ужасная любовь к пристройкам.
Пальмин: Фантастическая. Пристройки особенно хороши в 4-5-этажных зданиях, когда пристраивают портики, вот это надо снимать, я считаю. Про это надо делать работы и снимать это максимально честно, просто и искренне – как есть. Только с хорошим светом. А бывает наоборот. Мы ходили с Адильжаном Псяевым, когда была экскурсия и смотрели дом «Три богатыря» на проспекте Достык. Вот Адильжан говорит: «Кошмар, были галереи, а смотрите, во что это превратили». А вот здесь я не согласен. Я считаю, что архитектура так живет. Разнообразие застекленных балкончиков, обжитые галереи – это часть жизни зданий. Здесь надо только как-то санировать, помогать, сотрудничать с людьми. Есть такая грань. С одной стороны, эти пристройки чудовищны и ужасны, а с другой стороны — так бывает. Тема застекления балконов на всем постсоветском пространстве ужасно интересная, потому что архитекторы строили в условиях тяжелого климата и дефицита площади, не думая, что нужно людям. Они хотели, чтобы это было красиво. Застекление балконов – это интереснейшая тема архитектурно социологическая, архитектурно-экономическая, которую очень любопытно изучать.
Здесь понятно, как это строилось и что имелось в виду, (смотрит на здание «Сымбат» - V) имелась в виду та перспектива, эта перспектива, шестеренка, которая замечательно раскрывается оттуда – все это уничтожено.
На следующий день Юрий Пальмин провел лекцию о существующих подходах и инструментах архитектурной фотографии, а также о том, какое значение она имеет для архитектурного наследия. Кроме того алматинские фотографы смогли пройти дневной мастер-класс с Пальминым в формате фотопрогулки. В рамках него Юрий рассказал о своей технике и показал несколько приемов на примере здания университета КазНУ им аль-Фараби.
Фотографии с мастер-класса Сабины Куангалиевой