В этом году команда Urban Forum Kazakhstan представила результаты глубокого изучения реновации ветхого жилья в Алматы. Исследователи выбрали два района, где планируется снести двухэтажную историческую застройку и возвести на ее месте многоэтажные жилые комплексы: это районы с кодовыми названиями «Шевченко» – квадрат улиц Шевченко-Байзакова-Джамбула-Манаса и «КИЗ» – квадрат улиц Ауэзова-Озтюрка-Манаса-Габдуллина, территория которого относилась к Казахскому институту земледелия. Vласть поговорила с со-основателем Urban Forum Kazakhstan Адилем Нурмаковым, а также с командой архитекторов-исследователей о том, как в городе происходит снос ветхого жилья, как влияет на городскую среду новое многоэтажное строительство, и какие альтернативные сценарии застройки возможны для каждого района.
Ольга Логинова: Почему вы решили исследовать реновацию в Алматы?
Адиль Нурмаков: В начале прошлого года к нам обращались жители района «КИЗ». Тогда в очередной раз к ним приходили представители застройщика и акимата, сообщали им о планах сноса. Мы опубликовали свое заявление по этому поводу. После этого к нам обращались жители еще нескольких кварталов, чьи дома попали в категорию ветхого жилья. Мы поняли, что в городе происходит что-то, требующее большего внимания. Мы решили, что нужно исследовать планы и практику замены ветхих домов в Алматы новым, как правило, многоэтажным жильем.
Оба участка исследования -—«КИЗ» и «Шевченко» — обозначены в планах реновации на сайте ПКС (Предприятия Капитального Строительства, компании-оператора всех проектов реновации – V). У них есть как сходства, так и различия. Именно по этой причине мы их и выбрали — их интересно сравнивать. Высотность и соразмерность объектов, которые составляют сегодняшнюю застройку, там достаточно комфортна, это то, что называется человеческим масштабом. Среда неидеальна, потому что там есть много свободного пространства, которое, когда его слишком много, превращается в заброшенное, но план зачистки всего квартала, — это далеко не самое хорошее, и, что важно, не единственное решение.
И мы решили, что нужно исследовать эти районы. Недостаточно просто сказать, что эта городская среда имеет хороший масштаб, она комфортна, и идентичность районов ценна для городской ткани, в них накоплен социальный капитал. Всестороннее изучение дало нам возможность оперировать данными и фактами. Это не просто то, что мы думаем, или то, что нам кажется, или то, что нам нравится. По мере того, как мы думали, что должно входить в это исследование, оно становилось все сложнее и сложнее, добавлялись новые компоненты.
Алина Бейсенова, руководитель команды архитекторов: Проекты застройки, которые курируются акиматом, привлекают внимание, и довольно часто на нее звучат жалобы. Мы все подали заявку на участие в этом исследовании и сформировали команду. Мне всегда было интересно исследовать городские пространства. Наш город довольно молодой, но хаотичность застройки, которая наблюдается с начала 2000-х годов, а также отсутствие какого-либо диалога, создают много проблем. Нам хотелось понять механизмы и особенности этих процессов. Интересно было посмотреть, как живут люди и кто живет в этих домах, потому что трудно составить впечатление о том, кто населяет город, когда просто ходишь по улицам. Это очень ценный опыт, и его нелегко получить.
Ольга Логинова: В чем важность этих двух районов для городской ткани? Определяется ли она только контекстом их расположения и исторической ценностью? Или есть ли еще какая-то особая архитектурная идентичность?
Алина Бейсенова: Городская идентичность состоит из многих вещей, и в нашем исследовании ей отведено большое место. Эти районы очень своеобразны и их идентичность уникальна.
Люди, живущие на одном месте долгое время, находят все больше применений пространству, появляются присущие только этому району, накопленные с опытом особенности использования среды. Кто-то здесь живет, кто-то работает, кто-то регулярно проходит через район. Кто-то живет поколениями, а кто-то переехал недавно. Совокупность всех этих процессов, активностей и создает эту уникальную идентичность. Когда происходят такие масштабные сносы, мы не только стираем здания, мы стираем целый культурный пласт, а в нашем городе, который и так очень молод, важно максимально стараться сохранять то, что есть.
Адиль Нурмаков: Вся команда была очарована обоими районами, но мы на протяжении полугода совместной работы время от времени напоминали друг другу о том, что нужно абстрагироваться от эмоционального восприятия, от того, что нам, с нашими представлениями об эстетике, кажется красивым. Поэтому одно из измерений, которым я меряю планы сноса и застройки новыми объектами – это целесообразность. Многие жители, которые к нам обращались, — и это подтвердилось в дальнейшем на фокус-группах, в опросе и во время нашей технической оценки, говорят, что их дома в хорошем состоянии. Им требуется, возможно, ремонт, возможно, замена коммуникаций — это нужно в любом доме делать время от времени. И когда приходит время поменять трубы, никто не говорит, что нужно сносить весь дом. То есть, целесообразность — это первое. Второе — необходимость обеспечения достойного качества жизни людям. Мы с самого начала поставили перед собой такой ориентир, что мы не говорим только о среде или об архитектуре, которые могут нравиться или не нравиться. Но это жилые здания. И в них живут люди, и условия должны соответствовать современным представлениям о достойном жилье, в том числе по безопасности и комфортности. Это то, от чего мы отталкивались: что перед нами многосоставная ситуация, в которой есть много факторов, и нужно их все принять во внимание, если обсуждать реновацию.
Что касается архитектуры и роли в градостроительном масштабе этих районов, оба они очень привлекательны. «Шевченко» с одной стороны находится очень близко к центру, а с другой он близок к альтернативному, локальному центру: Атакенту, Ботаническому саду, улице Тимирязева. Оба района застраивались комплексно, примерно в одно время. Эти дома имеют ценность как объекты комплексной жилой застройки середины XX века. Это сложившаяся десятилетиями среда, которая в градостроительной истории несет в себе ценность, потому что город – это не только центр Алматы. Мы можем увидеть, что эти районы отличаются от центральной части. Их своеобразие не хотелось бы терять просто из соображений увеличения площади жилья. Отдельные здания имеют интересную архитектуру, не имеющую аналогов в других частях города. Нам кажется, что при принятии решения о сносе необходимо подходить более деликатно и смотреть более внимательно на эти дома. В обоих районах есть дома, которые очень разные по состоянию.
Ольга Логинова: Расскажите о действительно аварийных домах в каждом районе. И как вообще определяются «ветхость» и «аварийность» дома?
Алина Бейсенова: Ветхость — не юридический термин. Ветхость – это то, что приписывают домам, которые были построены до принятия в 1960-х годах СНИПов по сейсмостойкости. Дома, исследованные нами, в основном, построены в 1950-х годах. А аварийность — это когда несущие конструкции имеют износ более 60%, в таких зданиях нельзя жить, их нужно сносить. Там есть дома в аварийном состоянии, но далеко не все.
Инжу Садыкова, архитектор-исследователь: Основываясь на нескольких интервью, мы сначала выделили несколько домов, которые сами жильцы назвали аварийными. В основном это были здания по Ауэзова выше Озтюрка (в районе КИЗа – V). Самые аварийные находятся вдоль улицы Ауэзова.
На Шевченко ситуация хуже, в основном по этой улице стоят каркасно-камышитовые здания, жильцы жалуются на их состояние, на коммуникации. Особенно это касается дома на углу Жамбыла и Манаса – это двухэтажное здание типа общежития, и там живут в основном, насколько я видела, пенсионеры. Один туалет на весь этаж, причем он в очень плохом состоянии. Просто кухня, совмещенная с душем и унитазом, даже нет унитаза на одном этаже, это просто дырка в полу. И соседняя душевая кабинка – просто торчит душ из стены. А на кухне очень старая раковина и пара столиков. Там и фундамент, и здание все осело, это уже ниже уровня земли. Чтобы войти, нужно спуститься немного по ступенькам. Дом находится в очень плачевном состоянии. Некоторые умудрились захватить площадь общей лестничной площадки и организовать дополнительное пространство, а кто-то объединил квартиры.
Алина Бейсенова: Этот один дом находится в аварийном состоянии, жить в нем не очень безопасно. Если его подтопит, он может начать рушиться. Есть еще здание общежития, там стены, по-моему, отсырели, отходят от пола, огромные дырки, это тоже довольно-таки опасная ситуация. Но здания общежитий редко входят в планы реновации — это очень дорого. Если ты сносишь общежитие, то тебе нужно каждую комнату заменить на однокомнатную квартиру, это никому не выгодно. Кроме того, общежития, как правило, моложе, чем другие дома, но они в худшем состоянии.
Адиль Нурмаков: Вообще, и в том, и в другом районе есть также здания, которые были построены позднее, панельные дома 1960-70-х годов. Решения по застройке не до конца понятны. Потому что в описании проектов, предлагаемых к реновации, это не объясняется: как пятиэтажный панельный дом будет встроен в новую застройку, или как будет встроено в новую застройку то же самое общежитие. У меня нет ответа на этот вопрос, я не уверен, что он есть и у людей, которые ответственны за эти проекты.
Ольга Логинова: Вы проводили экспертизу проектов ПКС. Что вы можете сказать о них?
Алина Бейсенова: По КИЗу у ПКС был эскизный проект на сайте, но его убрали. Эскизный проект – это просто как референс, это не совсем то, о чем можно рассуждать. Поэтому мы основывали свой анализ на ПДП (План детальной планировки – V), документе, который регулирует этажность и плотность застройки на участке. Чаще всего застройщик руководствуется максимальными значениями. Мы взяли за основу существующие, реализованные проекты ПКС и ПДП для этих участков и построили примерно в 3D эти здания.
Строительство в центре города — это лакомые кусочки, и хочется сделать побольше квартир, то есть, очень высотное жилье. К нему необходима парковка. Парковка строится подземная, но по-настоящему под землю ее никто не закапывает, она становится такой огромной платформой, которая выходит из земли на метр или два, и полностью отрезает всю пешеходную активность от того, что происходит в квартале. Потом на этой платформе не растет ни травы, ни деревьев. Раскаленное солнце, детская площадка по центру, и никого нет. Это просто убивает любую городскую активность.
И чем больше активность, тем более приятным становится это место, ведь это и отличает города, допустим, от сел – что очень много всего происходит. И когда мы строим необдуманно, мы получаем мертвые зоны в городе, где ничего не происходит. Одну из них мы сейчас исследуем, результаты будут готовы к концу мая. Мы решили изучить уже готовые проекты ПКС, и взяли за пример ЖК «На Жандосова», это семь семнадцатиэтажных домов на огромной платформе из парковки, и там на самом деле видно, насколько она полностью отрезает и пешеходов, и жильцов, от того, что происходит в городе.
Инжу Садыкова: Это классическая ситуация того, что новая застройка не учитывает масштабов района, и гонясь за квадратными метрами, абсолютно ломает масштабы дворов и улиц. Кроме того, растет нагрузка на все коммуникации, транспортную и социальную инфраструктуру. Часто при новой застройке не учитывают климатические условия. Допустим, в «КИЗе» планируется застройка, абсолютно перекрывающая воздушные потоки — и это в районе, который и так сидит в «седловине» и довольно плохо проветривается. Ботанический сад неспроста был сделан именно здесь. Там и тектонический разлом недалеко. Высотные здания по многим факторам в этом районе строить нельзя.
Ольга Логинова: Вы говорили о том, что разработанные вами альтернативные сценарии могли бы повысить городскую активность в обоих районах. Какая это могла бы быть активность?
Алина Бейсенова: Активность сейчас уже существует, может, не такая высокая, как хотелось бы. В районе «КИЗа» однозначно. Недавно прошел редевелопмент участка перед Атакентом, и сейчас эта полоса очень активна, это такой местный high street — торговая улица, куда выходят все магазины и кафе, и вы там видите постоянный трафик пешеходов, и люди туда приходят просто отдохнуть, заходят в кафе, в магазины, там очень много чего происходит. Эта активность продолжается вниз по улице Ауэзова до бульвара Бухар Жырау. Ночью все освещено и активность продолжается — это очень естественное развитие, которое делает весь район более оживленным. Когда есть много активности и много людей, район становится более безопасен с точки зрения криминогенности, ведь где много людей, там много свидетелей.
А на «Шевченко» с этим проблема. Этот квартал со всех сторон заблокирован. Он отделен от центра города высотным новым строительством на «подушках» из парковок и частным сектором. С другой стороны, там огромный троллейбусный парк, а с третьей стороны — огромное здание завода, которое сейчас сдается под офисы. Этот район с большим потенциалом, но он абсолютно неактивен в плане городской жизни, среда там очень бедная. Со всех сторон этот прямоугольничек зажат, ничего в нем не происходит, и поэтому это стало очень популярным местом для мелкого криминала. Жители жалуются, что во дворах наркоторговцы делают “«закладки» по ночам, потому что там темно и ничего не происходит. Нужно отметить, что отчасти там темно из-за отсутствия благоустройства.
Инжу Садыкова: Очень многие жильцы, думая, что их вот-вот снесут, ничего не меняют, боятся начинать капитальный ремонт дома или даже своей квартиры.
Алина Аблямитова, архитектор-исследователь: В районе «Шевченко» прекрасное освещение вдоль улицы Шевченко. Внутридворовое освещение было сделано совсем недавно, но все равно остались темные места, нет ощущения полной безопасности. Темные участки в сочетании с нежилыми постройками создают зону отчуждения. Все это вместе хорошее место для закладок, никто не видит. И очень легко выйти, ведь район сквозной.
Ольга Логинова: А есть ли какая-то позитивная городская активность на Шевченко?
Инжу Садыкова: Только то, как пользуются районом сами жильцы. Но они менее активны, потому что много квартир сдается в аренду. Есть жители, которые используют свои палисадники, они там просто общаются, кто-то расставляет стулья, столы. Кто-то пользуется своими гаражами, как мастерскими. Там все это есть, но в меньшей степени, чем на «КИЗе».
Алина Бейсенова: На «КИЗе» существует большая активность вдоль улицы Ауэзова, также недавно были вымощены и облагорожены улицы Габдуллина и Манаса, там тоже есть неплохой пешеходный поток, то есть, со всех сторон по периметру в этом квартале гуляют люди. Улица Озтюрка очень активная, потому что там находится сквер, в котором тоже любят отдыхать, но также внутри квартала люди следят за своими дворами, очень много палисадников, за которыми ухаживают. Территория принадлежит людям, они ею активно пользуются.
Это придает пространству немного «казенное» ощущение, они очень часто бывают пустыми. Когда участки принадлежат людям, как на «КИЗе», возможно, у людей нет денег, чтобы сделать красиво и комфортно, но тем не менее, чувствуется хозяйская рука, чувствуется, что жильцам не все равно.
Инжу Садыкова: На «КИЗе» люди сразу понимают, что ты не свой, не местный. Там очень развито чувство комьюнити, они друг друга хорошо знают, что тоже повышает уровень безопасности. На «Шевченко» такого ощущения меньше.
Ольга Логинова: Как вообще на вас реагировали жители районов?
Алина Бейсенова: Очень часто была первая реакция: «А что вы записываете? Вы с акимата? Вы хотите нас снести?»
Инжу Садыкова: Есть группа людей, которые очень насторожены: «Что вы нам хотите опять сделать?» Дело в том, что к ним очень часто приходят из акимата или застройщики...
Алина Аблямитова: ...и они уже особо никому не верят. Они не очень уверены в том, что что-то будет решено в их пользу, у многих негативный настрой. Вряд ли люди думают, что что-то произойдет хорошее. Их ожидания уже обманывали, и они не знают, чего ждать от очередных визитеров. Они не агрессивны, но и не очень-то и радуются и не верят, что с их районом произойдет что-то хорошее. Даже те жители, которые ждут сноса, не хотят, чтобы их расселяли с соседями.
Инжу Садыкова: Бывали и те, кто очень активно, доброжелательно, с надеждой (реагировали – V): «Давайте, заходите, я вам покажу. Давайте вы еще зайдете с нами чай попьете, а я вам расскажу, как здесь эти ребята продали дачу и все в этот палисадник перевезли». Есть люди, которым наоборот очень хочется рассказать всё, что там происходило.
Алина Аблямитова: Да. Меня на «КИЗе» повели смотреть на старую грушу. Меня завели в палисадник, там женщина, дети бегают: вот, посмотрите, груша. «КИЗе» озеленение дворов, в основном, состоит из плодовых деревьев.
Ольга Логинова: В каком из районов жители более сплочены?
Алина Бейсенова: «КИЗ» — более сплоченный район. Жильцы из него и не уезжают так часто, как из «Шевченко». И сам район намного приятнее. «КИЗ» стоит между двумя магистралями —Тимирязева и Жандосова — и им очень легко везде добраться, у них рядом Ботанический сад. Само расположение очень приятное, и люди держатся за это, и у них очень крепкое сообщество. Процентов 70-80 жителей там за сохранение (существующей застройки – V). Многие люди покупают там недвижимость, переезжают, чтобы быть частью этого сообщества.
На «Шевченко» все намного сложнее. Там большая часть жителей очень недовольна своими условиями, хотела бы съехать, но какая-то часть жильцов, кто живет вдоль Джамбула, живут в хороших кирпичных домах, за которыми они очень хорошо следят, они ни в коем случае не хотят переезжать. Думаю, вряд ли они получат недвижимость лучше, чем у них есть, после реновации.
Застройщики и ПКС активно сотрудничают с КСК, и они не всегда дают понятную информацию. Это создает информационный вакуум и социальный дискомфорт в обоих районах, который сильно нервирует людей.
Ольга Логинова: Какие альтернативные варианты застройки вы разработали для каждого района?
Адиль Нурмаков: Была проведена оценка планов застройки, которые имеются у ПКС, проанализировано то, как это изменит эти кварталы, как изменится пешеходная среда и транспортная обстановка. Для каждого района команда архитекторов разработала по три альтернативных сценария. Первый сценарий предполагает сохранение домов, но при этом трансформацию внутриквартальных пространств: замену хозпостроек, создание общественных пространств, повышение проницаемости кварталов, создание понятной навигации для пешеходных путей. Кроме того, хозпостройки не позволяют использовать потенциал кварталов в полной мере, потому что они делят территорию, и довольно часто находятся в заброшенном состоянии. Архитекторы выяснили, что многие жители пользуются этими сарайчиками и гаражами, поэтому были предложены варианты того, как предоставить людям это дополнительное пространство.
Второй вариант предполагает снос самых проблемных домов. Согласно второму сценарию, дома со своеобразной, необычной, нетипичной архитектурой, несмотря на их плохое состояние, предлагается сохранить, но с заменой функционального назначения: они могут быть сохранены и преобразованы в коммерческие площади.
И третий сценарий – он наименее предпочтительный, на случай полного сноса всего квартала. Мы предположили, какой могла бы быть застройка, чтобы сохранить человеческий масштаб и комфортность городской среды, при этом улучшив условия проживания и в целом привлекательность этих районов. Вариант того, как можно улучшить условия для жителей и повысить роль этих районов для всего города.
Алина Бейсенова: Наши варианты сосредоточены в первую очередь на том, чтобы использовать пространство, которое сейчас пропадает. В этой малоэтажной застройке очень большие дворовые пространства, и в них очень много временных построек, таких, как гаражи и сараи с большими погребами и так далее. Это все очень мило, многое из этого активно используется, но в городском контексте, — в городе, который активно растет, мы не можем позволить себе такое использование этих площадей. Все эти гаражи и сараи можно перепланировать и поставить так, чтобы они занимали меньше места или заменить их на что-то другое. Допустим, если люди живут на первом этаже, они могут сделать свой палисадник своей террасой. Если люди живут на втором этаже, то они могут получить чердак в свое пользование и им тоже можно помочь облагородить эти пространства. Тогда мы освобождаем огромное пространство во дворах, которое мы можем заполнить другими функциями. Каждый случай рассматривается индивидуально. Первые два сценария - они про то, как реализовать большой потенциал, имеющийся у пространства.
Третий сценарий – это если все-таки неизбежен снос. Мы хотели показать, как могут использоваться городские пространства, как можно строить их без ущерба контексту и создавая новые точки притяжения, новые точки активности, где могли бы происходить какие-то интересные вещи, люди могли бы отдыхать, куда можно было бы ходить, что обогатило бы район. Мне кажется, очень часто застройщики просто не уверены в том, как можно использовать это пространство. Когда они видят, что можно построить пятнадцать этажей, они не хотят рисковать. Они хотят возвести и продать квартиры на пятнадцати этажах, а не экспериментировать с чем-то другим. И это понятно, потому что бизнес – это рискованное дело, и тут уже задача акимата в том, чтобы направлять, а застройщики должны получать более понятные инструкции к тому, как использовать это пространство. Нужно создавать новые городские площади, новые пространства, новые high street, нужно определять, какие типы коммерции будут доступны. Это все мы хотели показать в своих вариантах.
Ольга Логинова: Какой вариант, на ваш взгляд, предпочтительнее?
Адиль Нурмаков: Второй, потому что он позволит не только сохранить те здания, которые не требуют сноса, но и с другой стороны, он повысит плотность в районе, позволит сформировать внутри кварталов более компактные кварталы, замкнуть некоторые из кварталов и создать новые активные зоны локального и районного масштаба, включая точки приложения труда, коммерческие и рекреационные возможности. Мы думаем, что второй сценарий был бы более оптимален.
Ольга Логинова: За какие варианты голосовали сами жители?
Алина Бейсенова: Большинство жителей проголосовало за первый и второй варианты, где сохраняются дома и облагораживается пространство между ними или точечно застраиваются небольшими объектами.
Инжу Садыкова: На «Шевченко«» есть определенный процент жителей, которые выступают за новую застройку, если это будет сделано справедливо.
Ольга Логинова: Слышала о том, что многоэтажные дома, которые строятся на месте «ветхой» малоэтажной застройки, быстрее приходят в негодность в плане коммуникаций. Так ли это? И какая застройка, в таком случае, долговечнее?
Алина Бейсенова: Да, по-моему, это было именно с домами ПКС, что людям приходилось переделывать водопровод несколько раз, потому что он везде у них лопался. Это проблема с новым строительством и с подрядчиками, которых они выбирают. Этому посвящено наше новое исследование, своего рода, логическое продолжение первого проекта, в котором мы изучаем новые жилые дома, уже построенные по программе реновации ветхого жилья. Мы проводим анализ среды, а также социологические замеры, по ним тоже будут даны рекомендации.
Ольга Логинова: Как долго еще могла бы прослужить существующая застройка?
Алина Бейсенова: Для этого нужно проводить экспертизу специалистам, этого мы делать не могли, потому что у нас нет таких ресурсов. Однако, можно сказать, что, допустим, многие кирпичные дома в прекрасном состоянии, и я думаю, они могут еще много десятилетий простоять. Если за ними будут продолжать ухаживать, то трудно даже сказать, когда они придут в аварийное состояние, так как они очень-очень крепкие.
Снос — это не просто дом исчезает и появляется новый — это огромный объем строительного мусора, заново подводятся коммуникации для домов, шести-, а то и восьмикартно большей высотности, расходуется много ресурсов и наносится ущерб экологии. Затраты просто колоссальные. Кирпичный дом можно долго обслуживать, а бетонный дом скорее приходит в негодность. Количество мусора и парниковых газов, которые выделяются при строительстве бетонного дома, несравнимо с тем следом, который оставляет кирпичный дом. Об этом, к сожалению, тоже никто не говорит, но в перспективе это очень большие проблемы. Если ухаживать за теми домами, что есть сейчас, то они могут еще нам послужить, и совсем не нужно добавлять себе проблем.
Ольга Логинова: Как все это время проходили коммуникации с акиматом и ПКС?
Алина Бейсенова: С акиматом я лично не встречалась, мы писали им письма, на которые они нам не очень конкретно отвечали. Но мы с Адилем ходили на встречу с ПКС. У них уже было много проблем, и они настороженно нас восприняли. Они нам ничего не говорили, но выслушали нас. Мы их приглашали к участию, обсуждению, приглашали на наши воркшопы с жителями, на которых обсуждались наши сценарии, но тщетно.
Сейчас ПКС настороженно относятся к жильцам, потому что их позиция для ПКС - это препятствие к тому, чтобы делать их работу. Жильцы, в свою очередь, не доверяют ПКС. Если можно было бы наладить диалог, я думаю, мы нашли бы намного более интересные решения, которые бы удовлетворяли всех. Отсутствие коммуникации - это, наверное, центральная проблема, с которой мы столкнулись: никто не знает, что происходит. Если бы можно было делать открытые исследования и обсуждения, я думаю, мы могли бы избежать всего этого.
Адиль Нурмаков: Коммуникации в ходе проекта особо не было. В процессе исследования мы посылали запросы, на них получали ответы. Ближе к концу исследования у нас было несколько встреч с ПКС, они носили неформальный характер, мы ни разу не говорили под запись, но какую-то информацию мы от них получали, и по схеме работы с жильцами, и по схеме работы со строительными компаниями. Но буквально пару месяцев назад стало известно, что функции ПКС будут переданы в Социально-Предпринимательскую корпорацию Алматы – СПК Алматы, она является учредителем ПКС.
В акимате, как нам сообщили, уже разработана новая программа реновации ветхого жилья. Действовавшая до последнего времени программа была рассчитана с 2012 по 2015 годы. Это не быстрый процесс, и ее каждый раз продлевали. И когда она была создана, тогда на самом деле не было на республиканском уровне какого-то рамочного документа, который бы регулировал замену ветхого жилья. В позапрошлом году появилась программа «Нурлы Жер», госпрограмма, в которой есть раздел, посвященный ветхому жилью, проектам реновации. Я думаю, в связи с этим возникла необходимость разработки новых подходов, и с этим связана реорганизация оператора программы. Мы встречались с управляющим директором СПК, отвечающим за проекты реновации, это человек, который работал в ПКС долгое время.
Я думаю, что сейчас хороший момент для того, чтобы к нашему исследованию и к нашим рекомендациям прислушались, или хотя бы чтобы начался какой-то диалог. Наше исследование продолжается, мы заканчиваем обзор механизмов реализации реновации – это дополнение уже к архитектурному и социологическим компонентам, и мы видим очень много моментов, где есть очень много пространства для улучшения, совершенствования механизмов. Сегодня хороший момент для того, чтобы начать диалог. Очень жаль, что к разработке нового формата этой программы реновации не было привлечено экспертное сообщество и жители.
Примечание: На момент интервью, программа реновации ветхого жилья еще не была обнародована. В настоящее время она опубликована.
Поддержите журналистику, которой доверяют.