Вы не так давно начали руководить банком, и как раз к вашему приходу все основные экономические риски успели реализоваться. Когда вы увидели полную картину того, что произошло, вас это сильно ужаснуло? Был ли готов к этому ваш банк? Была ли готова к этому система в целом?

Банковская система Казахстана переживала и худшие времена: как и вся страна, мы прошли через 90-е годы, 2008 год. О системе в целом я скажу чуть позже, пока остановлюсь на нашем банке. К кризису мы готовились давно – он не был неожиданностью, не свалился на нас, как гром среди ясного неба. Началом кризиса, а он, скорее, политический, нежели экономический, стало открытие и добыча сланцевых залежей в США, который стал альтернативным источником поставок в Евросоюз. После февральской девальвации 2014 года предсказать следующие волны девальвации было несложно. Как финансовый институт, мы имеем ряд инструментов, которые позволили нам прогнозировать и процентные, и валютные риски. Сам портфель мы готовили с 2013 года, занимаясь его диверсификацией. С момента зарождения в 1992 году, мы были корпоративным банком, но в начале 2010-х годов, видя, куда все идет, решили не зацикливаться на крупных клиентах. У нас уже был хороший портфель МСБ, мы прекрасно ладим со всеми государственными программами. Но 2013 год стал для нас годом розницы – это направление, где мы сильно заявили о себе товарным кредитованием, беззалоговыми займами, экспресс-кредитами. Сейчас мы довольно крупный игрок на этом рынке, несмотря на то, что по размеру у нас средний банк. В этом году мы уходим в транзакционный бизнес, у нас уже размещено 100 терминалов по всему Казахстану и еще столько же мы разместим к концу года.

Какая часть вашего кредитного портфеля уже приходится на розницу?

Она пока меньше половины. Мы еще в процессе диверсификации, да и на рынке много других банков, кому интересен этот сегмент. Но здесь нам нравится больше – здесь меньше политики, меньше зависимости от решений нескольких лиц. Хотя не без этого, конечно.

О чем это вы?

Когда крупные депозитарии уходят, забирая с собой несколько миллиардов тенге, это же решение какого-то одного крупного руководителя, если мы говорим о юридических лицах. Один такой депозит равен тысяче депозитов физических лиц. При этом физлица обычно забирают свои депозиты только в непредвиденных случаях, как это было после SMS-атак в 2014 году. Тем не менее, банк мы универсальный, ни одно из направлений, в итоге, мы не оставим.

А от вас в период сверх волатильности уходили крупные депозиторы?

Вообще, это нормальная практика, но за последнее время мы не заметили их отток. Мы привыкли в этом отношении «бодаться», если можно так выразиться. У нас 34 конкурента и достаточно ограниченное количество клиентов. Поэтому здесь чистый рынок – если мы предложим условия лучше, мы сохраним клиента.

В чем было ваше конкурентное преимущество? Все ведь столкнулись с одинаковыми ограничениями по ликвидности, валютным риском, да и ставки по депозитам выросли лишь в последние два месяца.

Это самый интересный момент. Большие и дорогие рекламные кампании могут провести сегодня многие банки. Но самые сложные и эффективные решения – внутренние. С 2011 года мы активно чистим наш портфель от плохих займов. Тогда их объем приближался к 50%, сегодня он достигает чуть больше 9%. Это самый яркий пример того, как внутренняя работа влияет на качество клиентской базы и увеличивает возможность для конкуренции с другими банками по активам и капитализации. Второе свидетельство нашей продуктивности – это сохранение рейтинга на уровне «B», который присваивает нам Standard & Poor’s. И это происходит на фоне снижения рейтинга самого Казахстана и крупнейшего банка страны. Мы очень прочны, этим мы и берем. Плюс, этим, конечно, особо не похвастаешься сейчас, но мы умеем работать с клиентами.

Все банки говорят, что умеют работать с клиентами.

Нам 23 года, если бы мы не умели, мы бы столько не просуществовали, и наши рейтинги бы не подтверждались.

Да, но цифра в 50% неработающих займов звучит очень внушительно. За счет чего вы так резко её сократили?

Там нет 2-3 главных мероприятий. Это 1000 малых дел, которые мы выполняем ежедневно. Мы находим возможности продать активы клиентов. Если нет активов, то ситуация тяжелее, конечно.

Вы списали большую часть из них?

Если бы мы делали это, мы бы скатились до 30 места. В 2000-х годах у нас было 8 место, это был самый яркий наш период. Но размер не определяет доходы банка или его стабильность. Её определяют пруденциальные нормативы, достаточность капитализации, рейтинг и так далее. В этом отношении мы очень крепкие – пережили 90-е, пережили 2008, и этот кризис переживем.

Тем не менее, объем сформированных провизий у вас был большим? И какой объем вы все-таки списали?

Списать – это самый простой способ. Мы не списывали, мы продавали активы. За 2014 и 2015 годы мы списали около 37,9 млрд тенге (1 декабря 2013 года объем неработающих займов Нурбанка составлял 108,59 млрд тенге - V).

Начнем с того, что любой заемщик потенциально может быть дефолтным. Все наши клиенты – и прошлые, и настоящие, и будущие – испытывают затруднения. Это участники и строительного сектора, и аграрного, и ритейл предприятий. Здесь нет исключений, даже тот же фастфуд страдает, который хвастается, что в любой период чувствует себя комфортно. Думаю, их ситуация тоже затрагивает, тем более, что этот рынок у нас не сильно развит. С каждым клиентом мы находим общий язык: мы разрабатываем индивидуальный график, делаем реструктуризацию, объявляем каникулы, предоставляем отсрочку и так далее. Это стандартный инструментарий, который позволяет нам держать клиента и не топить его. Нам это не выгодно. Ну и мораль не позволяет банкротить их, чтобы потом продавать их активы. Мы работаем иначе. Эти клиенты, переждав с нами тяготы кризиса, по его окончанию остаются с нами. Безусловно, здесь мы теряем какие-то сиюминутные доходы, но сохраняем лояльность. Я хотел бы подчеркнуть это, потому что чувствовал от вас некий такой сарказм. Мы 23 года на рынке, потому что работаем с клиентами. С каждым. И каждый из них имеет цикличность в своей профессиональной среде, и имеет свои затруднения. Мы понимаем это и принимаем, когда одобряем займы. При первом же дожде мы не сворачиваем наш совместный бизнес, и не закрываемся от клиентов. Благодаря этому наши рейтинги сохраняются, и наш объем неработающих займов падает. Мы выдерживаем борьбу с самыми крупными банками Казахстана.

Но все же, вы несете крупные издержки? Многим жертвуете? До какого объема могли бы вырасти ваши неработающие займы, если бы вы перестали поддерживать преддефолтных заемщиков?

Вы хотите услышать цифры?

Безусловно, гораздо интереснее оперировать ими. Думаю, если бы вы были на моем месте, вам бы тоже хотелось услышать что-то конкретное и большее, чем просто о тщательной работе с клиентами. Понятно же, если вы слишком часто соглашаетесь рефинансировать заемщиков, вы повышаете собственные риски. Или у вас есть внушительная подушка безопасности, которая позволяет все это абсорбировать?

Убытки мы понесем так или иначе, этого не избежать. И, скорее всего, в этом году мы прибыль не получим. Мы стремимся к тому, чтобы количество наших дефолтных заемщиков, особенно юрлиц, было минимальным. Какое-то значение может быть, но март только начался и мы еще не получили ни одного. Есть другая проблема – компании, которые испытывают хронические сложности и являются предметом нашей постоянной работой. Этих ребят мы постоянно публикуем, мы их не скрываем. Процент по неработающим займам не упадет ниже того, чего мы достигли 1 января. То есть, выше 10% он не поднимется. Никаких провизий мы не скрываем и не можем скрывать. Мы такая организация, работу которой постоянно проверяют, и тут особо не подвигаешься ни в право, ни в лево.

Выходит, когда рейтинговые агентства говорят, что банковскому сектору грозит серьезное ухудшение качества активов, это не про вас?

Мы являемся частью этой страны, и понятно, что у кого-то обстоят дела хуже, у кого-то лучше. Нам нравится думать, что мы будем во второй группе. Тем более 2015 год это подтвердил.

А с ликвидностью у вас нет проблем?

Определенное время мы закрывали её через валютные свопы, которые предоставлялись Нацбанком. Но с декабря прошлого года мы не прекращали кредитовать. У нас была подушка безопасности, но не настолько большая, как у первой тройки казахстанских банков, которые получили средства от Единого накопительного пенсионного фонда. Мы этих средств не имели, при этом финансировать розницу, МСБ и корпоративное направление мы не прекращали. Единственное, что мы сделали, нужно быть честными, мы договорились с каждым клиентом, что о пересмотре условий. Где-то мы договорились подняться по ставкам, где-то сроки сократить, где-то пролонгировать, чтобы мы хотя бы в ноль работали, или в маленький минус, но продолжали фондировать клиентов дальше. Особенно предоставлять оборотные средства, сейчас это тема номер один у предпринимателей. Мы пострадали очень сильно от этих перепадов. Наш депозитный портфель тоже имел долларовую окраску. Сейчас благодаря повышению ставок мы видим улучшения. Мы надеемся, что ситуация с ликвидностью вскоре разрешится. Ставки по РЕПО у нас в районе 13%, что тоже очень комфортно. Поэтому здесь видится слабый луч в конце тоннеля. Когда закончится пик всего кризиса, вам сейчас никто не скажет. А кто скажет – соврет. Поэтому мы надеемся, что этот год будет дном, после которого мы с клиентами пойдем вверх.

Вы сказали об имеющейся у вас подушке. Выходит, вы кредитовали за свой счет, или все-таки привлеченные средства по РЕПО и госпрограммам превалировали?

По госпрограммам у нас открыты хорошие лимиты от Даму, Банка развития Казахстана и есть большой объем средств от сбережений физических лиц. Но в 2016 году активная фаза госпрограмм только начинается. До этого нам хорошо помогло кредитование МСБ по линии Даму. Но большая часть кредитов выдавалась нами из собственных средств. Вообще, мы не кредитуем крупный бизнес депозитами физических лиц. Мы подбиваем суммы, источники и ставки – физическое лицо к физическому, юридическое к юридическому, МСБ к МСБ. Когда приходит время завершать кредит одному, у нас есть масса ликвидности, которую мы получили в качестве процентов, и мы можем направлять её дальше. Часто проблемы даже у банков в Америке происходят из-за того, что короткие деньги они направляют на длинное кредитование. В этом отношении мы держим паритет. Если говорить о запасах, то огромной подушки у нас нет, как нет и больших корреспондентских счетов. Они есть только для того, чтобы соответствовать пруденциальным нормативам Нацбанка. Мы накопили подушку безопасности, инвестировав в капитальные затраты, интернет банкинг, платежные терминалы, филиальную сеть и вложили в хороших клиентов, которые способны пережить экономический шторм и генерировать доходы. Они покрывают нашу операционную деятельность и убытки от других клиентов. У нас нет какого-либо дополнительного сейфа или ячейки.

Хорошо, давайте поговорим о будущем вашего банка. У вас есть средства для кредитования, но на какой категории заемщиков вы хотите акцентировать внимание в ближайшем будущем?

В основном на физических лицах. По МСБ и корпоративному сектору мы тоже комфортно себя чувствуем, но розничный бизнес – единственное направление, которое способно приносить доход в дальнейшем и, соответственно, рассредоточить наши риски. Быть универсальным банком – лучший вариант на нашем рынке. Классическая экономическая теория говорит, что нужно найти свою конкурентную особенность, но у нас для этого слишком маленькая страна и рынок. Исключительно розничные банки сверкали в благополучные годы, и мне интересно посмотреть на то, как они будут чувствовать себя теперь. Они уже не выдержали и пошли в сферу зарплатных проектов, что совсем не относится к их профилю. Актуальным становится вопрос выживания на рынке. Дарвинизм подразумевает, что выживает приспособленный, и мы банк, который приспосабливается.

Представим, что конец 2016 года уже наступил и все основные ваши действия по развитию розницы окончены. Какого роста доходов по этому направлению вы хотите увидеть?

Мы бы хотели, чтобы розничный блок приносил 40-50% в среднесрочной перспективе. Это то, что стоит в наших целях по диверсификации. Если грубо говорить, то к концу года мы хотим видеть 30% доходы по всем направлениям. Насколько мы сможем выдержать их, мы посмотрим.

Не хотел бы, чтобы следующий ваш ответ прозвучал абстрактно, но у нас многие банки пытаются быть универсальными и все хотят усилить розничное направление. Все считают, что клиентам этой категории будет с ними комфортнее. Но клиентов мало. Что будет отличать вас от других?

У нас очень развита филиальная сеть, мы 8 банк по количеству банкоматов. Наше интернет решение является одним из самых безопасных, мы к этому очень серьезно подошли. Наш банк стабилен. Это не просто наше громкое заявление для прессы, нет, это факты, которые подтверждены Нацбанком. Мы выдержали все нормативы и сократили процент неработающих займов до ниже 10%. Для депозитариев это главный фактор доверия и знак, что они могут спокойно переносить к нам свои сбережения из более крупных банков.

И вы наблюдаете этот переток? Сколько таких депозитов к вам пришло за прошлый год и начало этого?

Да. Но цифр у меня, к сожалению, нет. Большинство клиентов работает с нами давно. Физические лица имеют у нас уже 2-4 займы, а среди юридических лиц тоже есть клиенты, кто обслуживается у нас с нулевых годов или начала 2010. Это говорит о постоянстве и о том, что работать с нами действительно комфортно. Как бы заезжено это не звучало и все банки вам это не говорили, но это так и у меня нет других прилагательных, чтобы описать принципы нашей работы с клиентами.

Я не помню точную дату, кажется, это было сразу после кризиса 2008 года, когда ваш банк перешел во второй эшелон банков. Скажите, у вас сейчас есть желание и амбиции вернуться в первую десятку или вам комфортно занимать нынешнюю позицию с более ограниченной ответственностью?

Прекрасный вопрос. Безусловно, наращивание активов является следствием правильной работы банка. И в долгосрочной перспективе мы планируем войти в 10-ку, но это будет лишь результатом нашей кропотливой каждодневной работы. В краткосрочной перспективе, как я уже сказал, мы намерены развивать транзакционный и розничный бизнес, а в среднесрочной хотим пережить кризис. Думаю, к 2018 году он уже кончится. Мы сейчас инвестируем в IT, чистим портфель, улучшаем бизнес-процессы, чтобы, когда экономика пойдет в гору, мы были ко всему этому готовы. Переход в 10-ку будет само собой разумеющимся. Здесь, конечно, играет роль профессиональное эго. Но при этом необязательно, чтобы банк был самым большим, главное, чтобы он был доходным и имел престиж на рынке.

А вас задело то, что вы потеряли позиции? Или вы считаете, что это естественный ход вещей и обижаться тут бессмысленно?

Это естественный ход вещей, это эволюция. Ты делаешь шаг вперед и два шага назад, это нормально. Получая шишки, ты учишься, без этого тоже никуда. Поэтому то, что мы пережили, и те операционные риски, с которыми мы столкнулись – все это сделало нас сильнее. Я расцениваю это как урок и возможность собраться заново, чтобы вернуть утраченное.

Как вам кажется, список ТОП-10 банков будет изменчивым в ближайшие 5 лет?

Мы ожидаем этого, но лучше говорить про систему в целом. Думаю, в ней останется 20-25 игроков. Все идет к тому, чтобы было меньше разрозненных участников на рынке. Можно с этим не согласиться, мы и сами, учитывая конкурентную борьбу, идем к этому, но регулятор хочет ускорить процесс. Кто уйдет? Не знаю, скорее всего Qazaq Banki объединится с RBK Bank. Видя, что происходит с Альфа-Банком и ВТБ, у них тоже могут произойти изменения. Возможно, Сбербанк пересмотрит свои позиции и уйдет из 10-ки. Пертурбации внутри могут быть, но все эти ребята устойчивые. И для нас это наоборот хорошо, пусть так и будет. Первые 3-4 банка системообразующие, и никому невыгодно, чтобы они упали.

Вы случайно не присматриваетесь к какому-нибудь институту?

Нет, мы не хотим никого покупать, и продавать свой бизнес тоже никому не будем.

Нет интересных игроков или слишком высокие риски?

В 8 из 9 случаев поглощения не заканчивались хорошо. Это очень тонкая наука. Ты должен специализироваться именно в этой области, а не заниматься импульсивным поглощением раз в 10 лет. В этом плане для нас комфортно то состояние, где мы находимся.

А что вы думаете по поводу последних сделок по слиянию, им будет еще тяжелее?

Они ребята умные, справятся. Думаю, к концу 2016 года они всё утрясут. Для больших банков это не такая проблема.

Однако недавно эксперты стали говорить, что банки могут скрывать часть имеющихся у них проблем. Вы разделяете эту точку зрения?

Банки в Казахстане и мире, которые работают по стандартам Базеля III, являются самыми регулируемыми. Нас тщательно проверяют, контролируют каждый наш шаг, поэтому сделать переступить черту очень сложно. Тем не менее, там, где замешаны большие деньги, есть большие умы, которые придумывают способ подать отчет в более выгодном свете. Но через несколько лет мы перейдем на эти стандарты, сейчас нам мешает только кризис. Но даже несмотря на это, возможность что-то скрыть уже маловероятна. Что-то рисовать в отчетности тоже не вариант. Так что, не соглашусь с этим предположением.

Хорошо, но что, по-вашему мнению, происходит сейчас на рынке? Насколько взрывоопасна ситуация? Стоит ли ждать дефолтов?

Достаточно тяжелая. Если даже посмотреть на рейтинг Казкома, то он преддефолтный, и это системный вопрос. Это страшно. Если он рухнет, мы все почувствуем падение. Не дай Бог это произойдет. Но большинство банков, которые включены в список ТОП-15, входят в холдинги – аграрные, промышленные, политические. Это их подушка безопасности, их спасут. Но, если банк стоит особняком, более вероятно, что его поглотят, либо он плавно уйдет с рынка. Крупным банкам никто не даст упасть, а средние находятся в тяжелом положении – мы сами по себе, нас никто спасать не будет. Преддефолтное состояние у многих банков есть, но больших потрясений я не ожидаю. Многие ребята к этому были готовы. Даже если несколько средних игроков уйдет, у рынка хватит сил сгладить колебания.