Современные социальные науки продолжают рассматривать постсоветское пространство как некое целое. Для него характерно очень много черт – говорим ли мы о Казахстане или Кыргызстане. Мне кажется, что, прежде всего, схожесть наших стран и моделей управления связана с общими исходными предпосылками. Политология знает об эффекте колеи. У нас у всех общая история – у кого-то с Россией она длилась 400 лет, у кого-то – 150, но она предопределяет очень многое.

Во-первых, все наши страны до сих пор светские, и это прямое наследие советской истории. Каждая из них, так или иначе, декларирует социальную патерналистскую модель, когда государство выражает некоторую заботу о людях и перераспределяет ресурсы. Вместе с тем они демонстрируют персонификацию власти в одном человеке. В советское время она тоже была очень высокой, например, Динмухамед Кунаев персонифицировал её в Казахстане, Шараф Рашидов – в Узбекистане, а Владимир Щербицкий – в Украине. Эта персонификация, с опорой на партийно-бюрократический аппарат, тоже перенеслась в современную эпоху.

Во-вторых, общая отправная точка распада СССР в 1991 году обнажил в наших странах отсутствие структур гражданского общества, поскольку советский режим подавлял любую гражданскую активность. Элиты в этот период стремились к монопольной власти, действуя по принципу «победитель получает всё». До них не доходила идея о том, что власть может быть распределена. Наряду с этим во всех странах наблюдался подъём национализма, а его общество развивало в себе неконсенсусный характер.

В-третьих, вместе с Советским союзом моментально развалилась плановая экономика, в результате чего всеми странами был объявлен курс на капитализм. Это привело к частичной либерализации экономик и поиску новых источников доходов. Все стали искать их либо в экспорте, либо в каких-либо других видах ренты. Это очень быстро привело к появлению ренто-ориентированных государств.

Скорость исходных условий, слабость либеральных сил и гражданского общества в решающей степени предопределили сложившиеся модели управления.

Во всех наших странах, быстро или медленно, сформировались авторитарные политические режимы при номинальных демократических конституциях. При этом все наши страны выбрали президентскую форму правления, где он стал не только главой государства и верховным главнокомандующим, но и владельцем всей власти. Выбор этой формы был определён стремлением монопольных элит, во главе с авторитарными лидерами, консолидировать власть и ренту. В результате элиты постсоветских стран сказочно обогатились, а народ, напротив, очень сильно обеднел.

Были надежды, что общество будет играть большую роль в политике постсоветских стран, но их отчуждение от власти сегодня равнозначно, а может даже и больше, чем в советское время. При этом источники ренты для правящих групп в разных странах оказались неодинаковые – больше всего повезло сырьевым государствам: Казахстану, России, Азербайджану, Туркменистану и Узбекистану. Это 5 стран, с богатыми природными ресурсами, которые могли быстро выводить их на экспорт и получать большую выручку для обогащения элит.

Элиты лишённых ресурсного изобилия стран нашли другие способы извлечения ренты. Например, Кыргызстан стал полагаться в основном на международную помощь и экспорт труда. Только в одной России работает порядка 1 млн. его граждан. То же самое характерно и для Таджикистана, получающего поддержку от России. Молдова, в свою очередь, полагается на экспорт рабочей силы. Армения пользуется геополитическим положением, огромной помощью России и предоставляет территорию для военной базы. А Беларусь на протяжении последних 20 лет в среднем каждый год получает от $4 до $6 млрд безвозмездной помощи от России. Общая сумма её помощи Беларуси уже превышает $100 млрд.

Применительно к России правящие группы контролируют и перераспределяют доходы от трёх видов ренты: природной; монопольной, через огосударствление экономики; и бюрократически-коррупционной, через покровительство, взятки, откаты, силовое давление, захват бизнеса и так далее. Рентоискательство, а не инновации и не предпринимательский риск, стали доминирующей моделью поведения элит на всём постсоветском пространстве.