Энергетический сектор в Казахстане не только главный двигатель экономики страны, но и отрасль, влияющая в целом на внутреннюю и внешнюю политику государства. Если отбросить все произошедшие в ушедшем году скандалы вокруг Минэнерго и посмотреть исключительно на экономические показатели энергетики, то мы видим вполне динамичную статистику. Добыча нефти продолжает расти, но при этом, мы соблюдаем баланс и договоренности ОПЕК. Казахстан добыл 90,3 млн тонн нефти, экспортировал порядка 19 млрд кубометров газа и запустил проект строительства магистрального газопровода «Сарыарка». В большом интервью Vласти министр энергетики Канат Бозумбаев поделился отдельными эксклюзивными новостями и объяснил, почему бензин не будет стоить дешево, из-за чего его ведомство будет подвергаться критике в будущем и многом другом.
— Канат Алдабергенович, подводя итоги года, в целом, вы довольны проделанной работой?
— В целом удовлетворены. Руководство страны и правительство ставило перед нами задачу повысить прогнозный уровень годовой добычи нефти. План был на уровне 87 миллионов тонн, мы его перевыполнили более чем на 3 млн тонн. Считаю, что в этом большая заслуга трудовых коллективов, таких как ТШО, Кашаган, Карачаганак, NCOC и КПО на Карачаганаке, «КазМунайГаза» и министерства энергетики. С учетом того, что в последние годы мы активно занимались диверсификацией возможностей рынков сбыта для природного газа, сейчас у нас даже может получиться некий дефицит для того, чтобы выполнять свои обязательства по продаже газа. Тем не менее, благодаря повышенному спросу, который сформировался со стороны КНР, Российской Федерации и на внутреннем рынке, производство природного и товарного газа выросло. Выросло также и производство сжиженного газа. Это связано с тем, что в последние годы последовательно нарастили уровень цены сжиженного газа. Потому что он был неприемлемо низкий – 11 тысяч за тонну – это в три раза ниже себестоимости. Сегодня цена выше себестоимости и составляет 38 тысяч за тонну без НДС, соответственно, она удовлетворяет потребности тех, кто выпускает сжиженный газ. Бизнес начал вкладывать деньги, модернизировать производство – вырос объем сжиженного газа. Мы завершили модернизацию трех НПЗ в нашей стране, это дало нам возможность в отчетном году более чем на 8% увеличить переработку нефти. Изменилась глубина переработки, теперь в Казахстане профицит по высокооктановому бензину, перестали выпускать низкооктановый бензин, такой как 80-й, пользующийся низким спросом и не соответствующий по качеству стандартам К-4 и К-5. Также увеличился выпуск дизельного топлива, авиационного керосина и на 40-45% снизился объем мазута. Это связано с тем, что увеличилась глубина переработки, то есть выпуск светлых нефтепродуктов. Все это дает нам право сказать, что в конце года мы уже на 100% вышли на обеспечение внутреннего рынка бензином, во второй половине года – дизельным топливом, авиакеросином также на 100%. Вы знаете, на протяжении долгих лет по авиакеросину мы зависели от сопредельных стран, и наши авиакомпании постоянно жаловались. Сейчас никаких жалоб нет.
— То есть, теперь авиакомпаниям можно смело задавать вопрос: «Почему такие высокие цены на билеты?»
— Высокие цены – это же понятие относительное. Относительно чего высокие? Я читал комментарии после брифинга (министр давал большую пресс-конференцию по итогам года 26 декабря 2018 г. - V), что теперь цена на бензин упадет. А куда падать? Куда? Если скоро цена бутылки бензина будет дешевле, чем бутылка воды – это же ненормально. Одно дело пробурить скважину для воды, поставить простой фильтр и разлить в пластмассовую бутылку. Другое дело – произвести бензин.
— И найти еще скважину с нефтью….
— Да-да. Много вопросов…. Поэтому цена – это понятие относительное. Но, тем не менее, по бензину, дизтопливу, авиакеросину мы теперь независимая страна. И это тоже для нас значительное достижение. Если говорить по цифрам: добыча нефти по итогам года составила 90,3 млн тонн – рост на 104,7%. Кашаган – 13,2 млн тонн – это 120% плана, на Тенгизе — 28,6 млн тонн, на Карачаганаке — 12,1 млн тонн – все хорошо сработали. Экспорт нефти вырос на 102,4%, объем переработки – на 8%, добыча природного газа – 2,6%, товарный газ – 4,4%, сжиженный газ показал рост на 3,4%, экспорт газа благодаря диверсификации вырос на 10,4%. И я думаю, тут есть еще над чем работать.
— Что касается добычи нефти, по итогам 2018 года Казахстан добыл 90,3 млн тонн, прогноз на 2019-й год – 89,5 млн….
— 89 – 89,5 млн тонн, да.
— Но если брать договоренности ОПЕК, в таком случае сокращение получается не на 40 тысяч баррелей в сутки, а всего на 16?
— Неправильно вы посчитали.
— Как посчитать, чтобы получилось 40 баррелей?
— Очень просто. Берете уровень среднесуточной добычи отчетного периода. Он у нас был грубо 1,9 миллиона баррелей в сутки, отнимаете 40 тысяч баррелей. Получаете average (в среднем – V) где-то 1,86 млн бар/сутки. Надо соглашение читать, а в нем написано, что страны снизят от такого-то уровня. У каждой страны в таком-то месяце сложился определенный уровень: кто-то от октября, кто-то от ноября снизит. Мы от своего уровня снизим на 40 тысяч баррелей. Это будут наши обязательства, и мы железно снизим. Но мы как снизим опять? Мы не говорим, что мы снизим каждый месяц, ровно эта планка будет. Нам нужно 1,86 млн баррелей в сутки. Мы допустим будем превышать в какие-то месяцы, а в какие-то месяцы соответствовать договоренностям ОПЕК или даже добывать на уровне ниже необходимого в рамках договоренностей уровня, но в целом, Казахстан выполнит свои обязательства согласно декларации ОПЕК.
— Почему?
— Там же температурный режим, прочие дела. Но мы соглашение заключили на первое полугодие 2019 года. То есть там мы перевыполним (снижение - V), если просто первое полугодие. А если брать весь год, то тогда мы выполним просто.
— Сейчас же страны ОПЕК ведут разговоры, чтобы продлить действие соглашения еще на шесть месяцев.
— Это будет ясно в апреле по итогам мониторинговых заседаний комитетов. Кстати, вашего покорного слугу, Казахстан, пригласили участвовать в мониторинговом комитете, совместно с Россией следить за всеми остальными среди стран не ОПЕК. Такое письмо прислал Баркиндо (Мохаммед – генеральный секретарь ОПЕК - V). Это говорит о том, что есть определенное недоверие к другим странам, Арабским, вообще к ОПЕК со стороны инвесторов, — что ОПЕК может выдать желаемое за действительное. Почему цена на нефть снижалась? 27 декабря я сказал, что Казахстан будет выдерживать (договоренности - V) и посмотрите, еще кто что сказал – цена на нефть за сутки стала 52 доллара, а на следующий день – 54. Видите, Трамп напишет что-нибудь, цена снижается, отражается на настроениях трейдеров и инвесторов. Поэтому то, что страны объявляют о выполнении своих обязательств, является фундаментальным фактором. Скажем так, в определенной степени есть недоверие со стороны не ОПЕК. К нам, к Мексике, России, Азербайджану – к нам среди стран не ОПЕК, доверие со стороны западных инвесторов гораздо выше, потому что Казахстан всегда выполнял свои обязательства перед западными инвесторами. Только если были критические случаи – тогда отношения выясняли в арбитраже. Поэтому они попросили (Казахстан стать наблюдателями - V), наверно объявят об этом в январе. Это даст сигнал рынку, что Казахстан серьезно настроен и будет пристально следить. Конечно, это налагает дополнительные обязанности.
— Возвращаясь к теме газа. Вы сказали, что может быть определенный дефицит по экспорту….
— Может быть в какие-то промежутки времени, потому что зимой потребление сильно растет.
— В этом году мы нарастили экспорт в Китай до 5,8 млрд кубов. Это предел или мы его будем наращивать и дальше?
— В 2019 году мы прогнозируем 10 миллиардов. Контракт подписан. Несколько лет мы этот объем должны будем поставлять. 10 миллиардов – это уже серьезный экспорт. Чтобы понятно было, мы вообще были экспортерами по 13 миллиардам каждый год, в этом году – 19 млрд. Если еще плюс (вырастет экспорт - V), то нам нужно будет где-то изыскивать. Будем растить добычу. Вы же знаете, что мы добываем более 54 млрд кубов, куда девается?
— Куда девается?
— Обратная закачка в пласт. На крупнейшем месторождении. Вот с ними надо работать, давать им «конфетку».
— Или жестко?
— Нет, это конфетка. Потому что они, закачивая газ в пласт, получают экономическую ценность через жидкие углеводороды. Соответственно, нужно им давать адекватную цену на газ, чтобы они получали равную доходность от газа. И какой им смысл тогда будет закачивать в эти месторождения? То есть, пять миллиардов – не вопрос. Будем работать.
— Не могу не спросить, 6-го декабря в Санкт-Петербурге состоялось заседание Высшего Евразийского экономического совета стран ЕврАзЭС, на котором главы государств подписали соглашение о создании к 2025 году единого рынка нефтепродуктов. Уже есть понимание, как это будет выглядеть и означает ли это, что будут единые цены?
— Единых цен не будет, просто уйдут барьеры между странами. Сейчас нефтепродукты находятся в изъятиях, в свободном обращении между странами их нет. То есть рынок строится на двусторонних соглашениях между нами и Россией, сейчас между нами с Кыргызстаном будет и так далее. Все, что ЕврАзЭС. И так будет до 2025 года. С 2025 года для всех будут единые одинаковые правила. И там уже каждая страна будет определять как двигаться, каждый участник в этой стране будет определять. Даже я ничего не смогу сделать, если захочу ограничить. Ну, конечно, если будет национальная безопасность, дефицит на рынке, тогда я смогу сделать. А так вмешиваться не смогу, потому что у нас будет единый рынок.
— То есть, тот же запрет на экспорт дизтоплива за пределы республики вы уже подписать не сможете?
— Я, наверное, это тоже смогу сделать, потому что это вопрос национальной безопасности. Потому что, если у нас не будет дизтоплива, остановится горнорудная промышленность, железная дорога. Это вопрос, рассматриваемый как ЧС. А так в повседневной работе у нас будут единые правила для всего этого пространства. Это тоже важно. Кто-то чуть-чуть выиграет, кто-то чуть-чуть проиграет, но в целом, я думаю, нормально будет.
— Но в этом случае страны ЕврАзЭС должны будут взять на себя определенные обязательства.
— Конечно. Например, сейчас идет спор между Россией и Беларусью из-за налогового маневра на нефть и нефтепродукты. Россия перекладывает налоговое бремя в стоимость сырой нефти, снизив пошлину, но увеличив налог на добычу полезных ископаемых. Когда НДПИ платишь, она сидит в цене даже на внутреннем рынке, а когда пошлину платишь, то только с экспорта берешь. Беларусь же пошлину не платила, а теперь эта пошлина вошла в НДПИ. Соответственно, Беларусь будет теперь платить увеличенную цену на нефть, и из-за этого они не могут договориться. Такие проблемы будут. Почему Россия это делает? Понятно, что без пошлины, получая нефть, Беларусь перерабатывает нефтепродукты, экспортирует и получает «заслуженные» пошлины в бюджет. То же самое у нас с Кыргызстаном. Мы же поставили условие в соглашении, чтобы они не экспортировали продукты. Только для внутреннего рынка, пожалуйста, нет вопросов, получайте по внутренней цене Казахстана. Хотите экспортировать? Получите по другой цене, включая экспортную пошлину на нефть. Мы же не обязаны кому-то отдавать по внутренней цене, чтобы кто-то там умный где-то переработал. Без пошлины мы отдали, они переработали и продали. Мы сами это будем делать. Thank you very much! Мы прекрасно продаем свою сырую нефть с пошлиной и получаем доходы в Нацфонд и бюджет.
— То есть, благотворительностью мы заниматься не будем?
— Нет. Еще раз хочу акцентировать, что объединение будет в 2025 году, пока мы работаем на двусторонних соглашениях. Да, есть противоречия, но у нас прекрасные отношения с российским Минэнерго, у нас и личные отношения с министром сложились очень хорошие, дружеские. И между заместителями понимание, по телефону регулируем и всё. Разговариваю по WhatsApp, по Telegram нельзя, но по WhatsApp разговариваем регулярно (смеется).
— А почему по Telegram нельзя?
— А там же в России не очень работает. Так что мы по ночам, в основном, общаемся, ближе к вечеру, когда у них заканчивается (рабочий день - V).
— Вы вообще спите хоть иногда?
— Поздно приходится.
— А вот по газу на том же заседании соглашение так и не подписали.
— По газу мы не подписали соглашение. Тут больше споры между Россией и тоже Беларусью. Но опять же, на чем настаивает Беларусь? Чтобы тарифы для газотранспортной системы и цены на газ были едиными. А вот скажите: мы вкладываем миллиарды долларов в свою газотранспортную систему. Вкладываем же?
— Вкладываем.
— Когда мы поставляем газ, например, из запада Казахстана в Шымкент, мы устанавливаем подъемный тариф для населения. Делаем тариф на транспортировку, на транзит. В случае, если мы делаем транзит для иностранных государств – это Россия, Туркменистан, Узбекистан.
— Там цена другая.
— Там цена договорная, выше. Рыночная цена, которая позволяет и им делать транзит, заработать на экспорте газа, и нам получить справедливый кусочек от их заработка для того, чтобы эти миллиарды долларов погасить. Что говорит Беларусь? «Нет, ребята. Если вы будете, допустим, отправлять газ в Беларусь, вы должны будете делать это по низким тарифам». Почему? Мы для кого развиваем эту инфраструктуру? Мы же не для них развиваем. Если мы и развиваем для них, то для того, чтобы заработать. Это бизнес. А если мы развиваем для себя, то мы через низкие тарифы поддерживаем внутренний рынок, чтобы предприятия были конкурентоспособны. У них, конечно, своя правда, они говорят: «Наши предприятия будут неконкурентоспособны. Это нечестно». Но вы, извините, делайте такую продукцию, в которой низкая энергоемкость.
— Чем они, собственно, и занимаются.
— Это правильное направление. Живут же Эстония, Литва, Латвия…. Эстония вон по IT продвинута, Беларусь тоже. Вот такая ситуация. И они потребляют 20 млрд кубов газа. Представьте, 20 млрд от нас забрали бы….
— Это весь наш экспорт, даже чуть больше.
— Да. И забрали бы по сниженным ценам – мы бы недополучили бы значительные доходы, а это сотни миллионов долларов. Поэтому, конечно, у нас разногласия, мы поддерживаем позицию России. Мы должны до-го-ва-ри-вать-ся. Весь мир так живет. Никому там одинаковые тарифы не делают. Весь мир так живет.
— На днях был дан старт строительству газопровода «Сарыарка», призванного обеспечить газом столицу.
— Вы знаете, по газопроводу все решения, которые были необходимы от государства, приняты – это всякие постановления правительства, приказы министра. Капитал сформирован: 80 млрд тенге и остальные деньги – заемные тоже определены, проговорены с финансовыми институтами. Практически все сделано. «КазТрансГаз»…. Сначала это была дочка «Астана-газ», он ее отдал – «Самрук-Казыне», «Самрук-Казына» туда взяла в долю «Байтерек»….
— Все друг дружке передали….
— Ну вот так структурируются проектные дела. Там проблема: у «КазМунайГаза» долги же были, и КМГ не мог наращивать ««КазТансГаз». Им нельзя, они ковенанты бы не соблюдали, если бы наращивали долг на себя. А теперь «Самрук-Казына» наращивают долг на себя. Они провели тендер или мини-тендер, я не вникал, выбрали строительную компанию, которая сейчас занимается заказом оборудования, труб. По сути, это достаточно простой проект. Там компрессорных станций нет, она уже есть - Караозек построена. Этот Караозек будет давить – до Астаны хватит на первом этапе. Поэтому просто трубы: закопать, электрохимзащиту, электричество, связь провести и все.
— Если проект такой простой, его же так долго ждали?
— А что, долго ждали?
— Несколько раз же говорилось о том, что нужен газопровод. В этот раз, когда президент поручил, решение приняли быстро. Но до этого же несколько раз пытались инициировать….
— Это же, по сути, социальный проект. Если бы он был коммерческим проектом, не нужно было бы решения главы государства. Тогда бизнес сам нашелся бы – китайцы пришли бы с «КазТрансГазом» отработали, еще что-то, по примеру Бейнеу-Бозой-Шымкент или Азиатский газопровод – спокойно бы нашли (инвесторов - V). Или с «Газпромом» поработали бы.
— В 2013 году президент Шукееву поручал, тогда он возглавлял «Самрук-Казыну».
— Я думаю, у Умирзака Естаевича спросите. Я в 2010 году далеко был, не знаю.
— Так о чем и речь, попытки уже были, поручения были, а теперь оказалось, что проект простой….
— Я считаю, что президент быстро принял решение, мы уже в этом году начали строить.
— До конца 2019 года построим?
— По первоначальному графику предполагалось до конца 2019, но я думаю, в 2020 завершим. Сейчас забегать вперед не хочу.
— Почему отказались от более короткого по протяженности проекта «Запад-Центр-Юг» - газ из РФ от Карталы через Тобол и Кокшетау до Астаны и выбрали проект с постройкой газопровода от Кызылорды через Джезказган, Караганду, Темиртау до Астаны с возможностью дальнейшей газификации Кокшетау и Петропавловска?
— А потом мы как ценовые параметры будем определять? Нам будут в Москве определять сколько газ будет в Астане стоить? Вы же понимаете, мы независимая страна. Поэтому по ценовым параметрам столица не должна зависеть от действий крупных соседних компаний.
— Какой будет цена на этот газ?
— Стоимость газа будет чуть более 50 тысяч тенге за тонну. В Алматинской области сейчас 37 тысяч. Финансирование будет из трех источников – республиканский бюджет, местный и средства частных инвесторов. Так вот, если построим за счет бюджета, в руках местных властей будет – за сколько их окупать. Можно за 7 лет, можно за 17, можно за 70. Поэтому распределительный тариф будет гибким. Если какие-то сети, участки будут построены за счет инвесторов, извините, инвесторы будут свои деньги возвращать в краткосрочной перспективе – 5-7 лет. Все зависит от этих условий. А по самому газопроводу магистральной части, он станет составной частью «Интергаз – Центральная Азия», его отдадут в аренду или доверительное управление, и будет тариф такой же, как и в других частях нашей страны.
— Не знаю, вопрос к вам или больше к акимату: речь идет о газификации частного сектора. Понятно, что будет построен газопровод, разводки, а кто будет подводить газ в дома и за чей счет?
— Я считаю, что в частном секторе нужно подходить, грубо говоря, до забора. А во двор каждый сам. Если построил дом, извини, на кусочек полиэтиленовой трубы, наверно, и на то, чтобы выкопать траншею, деньги найдешь.
— Мы много говорим о том, что планируется ТЭЦ Алматы и Астаны перевести на газ. А по пути следования газопровода еще Караганда, Темиртау.
— Предполагается.
— Все ТЭЦ по пути следования?
— Предполагается, да. Вторым этапом и в Карагандинской области тоже газификация (ТЭЦ предполагается - V).
— Это в каком году?
— Я думаю, в 2022-2023 годах. Конечно, скажем так, в шахтерской столице (смеется) газ будет менее конкурентоспособным. Но там и так дышать нечем, поэтому это нужно делать.
— Коротко по предельным тарифам. Какая работа проведена по итогам поручений, данных президентом на Совете Безопасности?
— Что тут мусолить, глава государства принял решение, дал поручение правительству и мне персонально по снижению тарифов. Наша зона ответственности лежит по тарифам электростанций. Мы по всем 43 электростанциям снизили предельные тарифы. Что касается платы за мощность, все на торгах продали свою мощность, кто-то 1,3 тенге - 1,4 тенге заработал, кто-то, как ГРЭС - 1,02 тенге всего заработал. Но в целом, этот единый оператор, который будет платить за мощность, он будет выставлять энергоснабжающим компаниям 1,2 тенге. Поэтому сниженные предельные тарифы, плюс эта плата за мощность совокупно дают возможность снизить тарифы в регионах от 0,5% до 35%. Комитет по регулированию естественных монополий министерства национальной экономики уже принял решение по снижению тарифов от 5% до 27% и выше в различных регионах.
— В общем, каждый потребитель увидит снижение тарифов у себя в квитанциях?
— Да, до 27%.
— Поэтому разговаривал с комитетом по регулированию естественных монополий, чтобы они еще раз посмотрели с министром Нацэкономики.
— Вроде бы Казахстан еще должен развивать альтернативную энергетику. Как сейчас в этом плане работает министерство? Что делается?
— Неплохие у нас достижения в области возобновляемых источников энергии. Впервые мы вышли на серьезный промышленный уровень по мощности ВИЭ – 513 мегаватт – это мощность целого крупного энергоблока. Это очень важно. В 2019 году будет введено 16 объектов общей мощностью 629 мегаватт. К концу 2020 года количество объектов ВИЭ планируется увеличить более чем в 2 раза. Будут действовать 124 объекта с суммарной мощностью 2353 МВт. Это уже солидная отрасль, отдельная индустрия. Самое главное, что нам удалось упорядочить приход инвесторов в эту отрасль. Грубо говоря, изменить правила игры, сделать переналадку, уйти от непрозрачной системы фиксированных тарифов, когда они определялись не совсем понятным способом. Так вот, в целях прозрачности, конкурентоспособности и конкуренции мы через закон «О поддержке ВИЭ» и «Об электроэнергетике» ввели конкуренцию, аукционную систему, определили победителей. И это дало нам значительный ресурс с точки зрения снижения цены. 113 компаний из 9 стран были на аукционах в 2018 году. И аукционы состоялись практически на 858 мегаватт, правда, мы хотели на 1000 мегаватт… 30 компаний выиграли по итогам аукциона, с ними сейчас подписываются контракты на 15 лет.
— Длинные контракты….
— 15-летние контракты. Самое главное для инвесторов – стабильный длинный контракт, чтобы они могли окупиться за 5-7-10 лет, а потом получать прибыль. Но надо отметить, что снижение тарифов на аукционных торгах по ветру составило 12%, по солнечным станциям — 35%. Тем не менее, это пока дороже традиционных тарифов – около 20 тенге — ветер, 22 тенге – солнце. Сравните с 7-8 тенге на угольных станциях или около 10 тенге на газовых.
— Ранее была информация, что тарифы на традиционные источники энергии и ВИЭ могут сравняться через пять лет, так ли это?
— За последние 5-6 лет снижение стоимости оборудования для солнечных и ветровых станций произошло примерно на 50-60%. Если снижение будет происходить такими же темпами, то фактически можно сказать, что стоимость электроэнергии на традиционных источниках и на ВИЭ у нас в стране может сравняться, и это очень важно. Сегодня, допустим, на солнечных станциях, которые выиграли на аукционе, цена 18 тенге. Эта стоимость электроэнергии примерно сопоставима с ценой РЭКа в Алматы – около 4 цента за киловатт. Даже в мировом масштабе это уже конкурентоспособная цена. Но наша задача получить 2,5 цента. Если мы их получим, это будет сопоставимо с традиционными станциями. В целом, пока объем не такой значительный – доля ВИЭ всего 1,3%. В принципе, мы «размазываем» эту дорогую энергию по более дешевой, традиционной, и высокая стоимость фактически незаметна. Но когда доля ВИЭ будет 3%, потом 10% в 2030 году, важно, чтобы стоимость этой доли не превышала традиционную, поэтому мы должны над этим работать. Не торопиться, наращивать эту долю, выполнить индикаторы, которые заложены в концепции развития «зеленой энергетики» — это 3% к 2020 году и 10% к 2030 году и дальше – 50% к 2050 году. Это важно, и мы над этим будем работать. Но самое главное, что парадигму развития этой отрасли мы поменяли, успешные компании к нам уже приходят, и даже крупнейшие – допустим, Shell пришла на аукцион. Считается? Считается! Total работает здесь, их дочерняя компания несколько проектов реализовывает. Думаю, что в 2018 году есть от чего быть удовлетворенным. Кроме того, мы хорошо продвинулись в экологии. Если взять 2016 год, тогда переработка ТБО в стране была всего 2,6 - 2,9%, буквально за два года мы довели ее до 11%. Рост очень хороший, практически в три раза.
— А говорят, Минэнерго не работает….
— Работа будет видна, когда будет 50%. Народ же не видит, что на полигонах творится, и журналисты там не часто бывают, там пахнет дурно. Переработка промышленных отходов у нас налаживается.
Если сейчас бизнесмен берет промышленный отход, опять его перерабатывает, то он снова платит за эмиссию в окружающую среду. Вроде он благое дело делает – отходы уничтожает, но экологи ему говорят: «Заплати»! Поэтому здесь мы должны разделить этот вопрос. И самое главное, что у нас из 201 городов и районов в 48 городах внедрен раздельный сбор на разных этапах мусора, плюс сортировка в 27 населенных пунктах. То есть, тоже процесс сдвинулся, пошел. Быстро, конечно, этого невозможно добиться, но число предприятий по переработке промышленных и бытовых отходов увеличилось со 115 в 2016 году до 150 в 2018-ом. Это такая работа, которая может и незаметна, но статистика – вещь упрямая. Мы еще стали использовать продвинутые технологии с помощью наших космонавтов, вместе с «Казахстан Гарыш Сапары» сделали космический мониторинг и в 2018 году нашли 8 680 несанкционированных свалок.
— Через дистанционное зондирование земли?
— Да-да-да, из космоса. 8 680 несанкционированных свалок мы нашли в стране. Из них фактически отработали 3549 уже и 810 объектов утилизировали. Это, конечно, денег стоит. Но тем не менее, мы с акиматами очень активно здесь работаем. Хорошие подвижки у нас в «Казгидромете». За 27 лет независимости практически не обновлялось оборудование, зарплата там была 30 тысяч тенге. Мы заострили эту проблему в 2017 году, когда в Казахстане были паводки и «Казгидромет» критиковали. Мы объяснили, что у нас достаточно высокая степень краткосрочной прогнозируемости, а вот долгосрочной нет, потому что нет специального оборудования. Поэтому мы сделали инвестпрограмму на 18 миллиардов тенге, и первые 5 миллиардов нам выделили в 2018 году, благодаря чему мы закупили оборудование и подняли зарплаты. Неплохо мы продвинулись в направлении экологии. Но решающий год в этом вопросе – 2019. Создали международный центр «зеленых технологий», пока он не развернулся в полный рост, но уже штат набрали, толкаемся, ругаемся, спорим, как им двигаться, но это нормальный процесс становления в первый год. Надеюсь, что в этом году он уже вовсю развернется и себя должен будет показать. Вот, по сути, такие вкратце итоги года, которые дают нам возможность быть удовлетворенным.
— Какие планы на новый год ставит перед собой министерство?
— По тарифам мы поручение выполнили, я думаю, что в 2019 году тарифы должны быть такие, о которых мы говорим. У нас есть задел в электроэнергетике, профицит мощностей есть, нормально всё.
— А в целом?
— По Тенгизу, сейчас там генеральный директор сменился, женщина пришла руководить крупнейшим мировым месторождением — её зовут Имер Боннер. С ней связаны последние рекорды по добыче, она была заместителем по производству. И мы договорились, что будем с ней один раз в месяц общаться, работать, обсуждать. Это очень важно – развитие Тенгизского проекта, проект будущего расширения. Это большие инвестиции, и мы пристально, внимательно держим под контролем, чтобы было казахстанское содержание. То есть, казахстанские компании должны получить эти средства, освоить их, это как кровь в нашу экономику, которая будет дополнительно вливаться в непростой 2019 год.
— Непростой?
— Непростой. Важный вопрос на новый год с Кашаганом. В следующем году мы должны определить концепцию дальнейшего развития. Мы такую задачу им поставили. Ну и что будет, CC01 (проект строительства острова и двух компрессоров обратной закачки газа - V) или еще что-то в первом квартале мы четко должны уже сказать. Конечно, цены на нефть всегда влияют на поведение инвесторов. Поэтому важный вопрос – участие Казахстана в сделке ОПЕК + для того, чтобы цена была больше 55 долларов за баррель для того, чтобы мы не меняли республиканский бюджет и, соответственно, местный. Чтобы выполнить могли обязательства.
— Все равно будут корректировки.
— Нет.
— Не из-за нефти, так еще из-за чего-нибудь будем корректировать….
— Не знаю, не знаю, мы только растили доходы в этом году. Поэтому важный вопрос участия Казахстана (в сделке ОПЕК - V) и влияние совместно с партнерами, чтобы была предсказуемая понятная цена на нефть. Но это очень сложный вопрос, он комплексный. В планах начать экспорт нефтепродуктов в Кыргызстан в первом квартале следующего года. Мы чуть-чуть запоздали с этим. Но это такой двусторонний процесс, партнеры долго ждали, торговались, в Кыргызстане есть лобби.
Сейчас там много интереса со стороны российского бизнеса, выстроены бизнес-схемы, интересы, в какой-то степени они могут поломаться. Поэтому этот вопрос тоже важно сделать и закрыть. Дальнейшее развитие ВИЭ. Будем работать, надеюсь, и с ERG по строительству парогазовой станции в Южном Казахстане. Нам нужны маневренные мощности 500-600 мегаватт, мы сейчас рабочую группу создали, над этим тоже работаем. Что-то нужно делать с третьим блоком ГРЭС-2 (в Экибастузе - V). Уже просто выход нужен нам. И мы будем над этим вопросом тоже в первом квартале работать. Не самое лучшее время в связи со снижением тарифов, но парадигма не всегда такая будет. Очень важны экологические вопросы, связанные с кодексом. Я сам раз в месяц буду собирать рабочую группу, еженедельно на уровне моего заместителя будут рабочие группы собираться, в которой наши маститые экологи, юристы, финансисты, экономисты. Мы хотим сделать экологический кодекс максимально приближенным к стандартам ОЭСР. Этого требуют наши инвесторы, которые сюда приходят, и для них должна быть ясность. Думаю, что кодекс будет немного жестче: внезапные проверки, еще что-то, в условиях нашей действительности мы должны оставить. В прессе пишут, что на Федоровском водохранилище в Караганде какой-то зловонный ручей нашли, ТОО сливает зимой. Сейчас нужно, чтобы кто-то обязательно заявление написал, потом его зарегистрировать в органах прокуратуры, только потом экологи могут туда пойти наложить штраф или предписание сделать.
— То есть в этой части вы хотите максимально упростить?
— Мы хотим при таких вопиющих фактах проводить внезапные проверки. Если есть постоянные нарушители экологического законодательства там, где зоны риска, нужно, чтобы экологи туда двигались. Конечно, это повышает коррупциногенность, но есть же другие госорганы, которые должны следить за экологами. Поэтому какой-то баланс должен быть. Но в целом мы должны свое законодательство приводить со стандартами ОЭСР, чтобы инвестор себя чувствовал так же, как он чувствует себя по добыче угля в Польше, Германии, по добыче нефти где-нибудь в Норвегии. И это мы до конца следующего года планируем сделать. Работы много, коллектив настроен, выстроен. На днях поздравили их с прошедшим днем энергетика и с наступающим новым годом (интервью с министром записывали перед новым годом - V). С удовольствием обменялись, что много чего натворили в этом году. И планами….
— Сделали или натворили?
— Планами на следующий год тоже. И геологоразведку нам нужно активизировать в следующем году. Это связано и с морем, и с сушей. Будут подписаны крупные контракты на разведку: с Лукойлом, с ENI, «КазМунайГаз», еще пара интересующихся компаний есть. Надеюсь, что это потом выхлоп свой даст. Может не такой, как Кашаган, но если хотя бы даст половину как Кашаган, тоже хорошо. Работы будет много.
Ничего, в 2020 году она вырастет, а в 2022 году произойдет сильный скачок после проекта расширения на Тенгизе и выхода Кашагана на следующий уровень. Поэтому я думаю, нормально здесь всё.
— Наверное, для людей главное, чтобы цены на бензин не росли и всё.
— Для основной массы населения – да. Но всё равно мы будем подвергаться критике, мы это осознаем. Мы все время показываем, где мы находимся в системе мировых цен на нефтепродукты — внизу таблицы: и по бензину, и по дизтопливу. Человеку желательно, чтобы бензин стоил ноль, и машина чтобы стоила ноль. И вообще на работу не ходить, на диване сидеть. Человек такое существо, меньше затрат – больше пользы. Какой-то баланс. Во всем должен быть баланс, такой здоровый баланс.
Поддержите журналистику, которой доверяют.