Жулдыз Алматбаева, эксперт Института политических решений, специально для Vласти

«Если мы ничего не сделаем, то к 2050 году поставка воды в три раза будет меньше, чем спрос (…). Это один из тех негативных сценариев, которые мы рассматриваем. Если мы реализуем все политические меры по экономии воды, если мы внедрим технологии экономии воды, будем обучать население грамотному использованию воды, это позволит нам сократить разрыв».

Нурлан Каппаров, министр охраны окружающей среды

«Сперва моют посуду, потом этой же водой моют полы, сперва купают детей, потом сами моются. Вот так экономят».

Бауыржан Байбек, первый заместитель председателя народно-демократической партии «Нур Отан»

«Зри в корень!»

Козьма Прутков

Я позволила себе довольно много текста в качестве эпиграфа – с одной стороны, чтобы освежить в памяти резонансный до скандальности эффект от идей Байбека, с другой – первые две цитаты хорошо иллюстрируют взятый государством вектор на всемерную экономию воды – пока за счет повышения тарифов. (Третье высказывание относится к выводу, к которому мы придем.) Казалось бы, дело хорошее – вода это источник жизни и т.д., надо ее беречь, а в качестве решения – повысить цену на воду, после чего она, естественным вроде как образом, начнет экономиться. Общество, как мы видим, данную позицию не очень разделяет. Попробуем понять, что тут к чему.

Много у нас воды или мало?

Сначала скажем, сколько ее у нас вообще.

По обобщенным данным Комитета водных ресурсов МООС и Института «Казгипроводхоз», суммарный сток рек страны (100,5 – 100,9 км³) формируются за счет местного стока (56,2 – 56,6 км³) и трансграничного (43,9 – 44,6 км³). Потери воды на фильтрацию и испарение составляют 15,5 км³, обязательные попуски (неприкосновенный экологический транзит) из Казахстана в сопредельные территории – 42,4 км³. Нам остается для использования 42,6 км³.

Теперь: много это или мало?

Отечественными водниками принято считать, что отрасли экономики – а это три основные группы: сельское хозяйство (75% от всего водопотребления), промышленность (18-22%), коммунально-бытовое хозяйство (7%) – в среднем потребляют 23 кубических километра воды. В конкретных цифрах (за 2010 год, по данным Института «Казгипроводхоз»), водозабор по отраслям экономики выглядит так: коммунальное хозяйство – 0,9 км3; промышленность – 5,6 км3; сельское хозяйство – 13,4 км3.

Итак, считая в среднем (со скидкой на расхождения водников вообще по данным), мы получаем такую картину: от 100 км3 отнимаются 23 км3, минус 42 км3 попусков, минус 15 км3 потерь – итого остается около 20 км3. Эти 20 км3 идут на нужды экологии, то есть на подачу воды в реки и озера. Достаточно ли этого? Судите сами, Балхашу и его дельте для нормального функционирования в год необходимо 15 км3.

Уже понятно, что экологии остающейся воды недостаточно. При этом, отечественные водники прогнозируют значительное сокращение запасов поверхностных вод – в первую очередь, из-за сокращения трансграничного стока. «Динамика снабжения будет существенно зависеть от соседних экономик и социальной активности, что уменьшит трансграничные притоки на 1,6% в год, что означает недостаток 12,6 млрд.м³ в 2030 и 18,30 млрд. м3 к 2050», – такие данные сейчас анализируют в КВР, решая, как справляться с грядущими проблемами. Но уже сейчас очевидно, что без потерь наши группы потребителей воды не обойдутся.

Группы риска

Намечающий дефицит, о котором мы писали выше, касается поверхностных вод. Поэтому логичным видится выделить своего рода группы риска – по степени зависимости от поверхностного стока. Естественно первой в этом ряду стоит окружающая среда, состояние которой полностью зависит от достаточности речного (поверхностного) стока. Именно экологии касаются прогнозы Института географии о вероятном осушении восточной части озера Балхаш в ближайшие 5-10 лет при росте водозабора из Китая. Анализ потребления поверхностных и подземных вод в структуре водозабора (цифры Института «Казгипроводхоз» для удобства даю в округленном виде) позволяет далее ранжировать отрасли – группы риска по мере убывания:

1. сельское хозяйство: из 13,4 км³, потребленных в 2010 г., на долю поверхностных вод пришлось 12,9 км³, подземных – всего 0,4 км³ (остаток в 0,1 км³ – сточные воды и др.)

2. промышленность: из 5,6 км³ водозабора (2010 г) поверхностных вод – 3,8 км³, подземных – 0,3 км³ (остаток в 1,5 км³ – морская, шахтно-рудничная, сточные воды)

3. коммунальное хозяйство: 0,9 км³ водозабора (2010 г) поверхностных вод – 0,4 км³, подземных – 0,5 км³

Таким образом, очевидно, что в фокусе водосберегающей деятельности должно быть не столько население как потребители в коммунальном хозяйстве, сколько – в первую очередь – экология, затем сельское хозяйство и промышленность.

Проблемы и меры

Узкие места в водопотреблении есть у каждой из перечисленных групп, а стало быть, решения могут до некоторой степени их «зеркалить».

Сельское хозяйство

В первую очередь, надо сказать о смене типа хозяйствования – при Советском Союзе у колхозов и совхозов были крупные земельные наделы, которые засевались каждый отдельной сельхозкультурой. Грубо говоря – на одном поле картошка, на другом помидоры и т.д. Это позволяло рационально выстроить орошение этих земель, в соответствии с запросами сельхозкультур в воде. При этой системе более всего были задействованы магистральные и межхозяйственные каналы, а внутрихозяйственные – необлицованные борозды (арыки) – работали несколько дней в году. После развала Союза фермеры получили каждый свой участок, дробно засеянный самыми разными культурами, что привело к изменению орошения: борозды стали работать круглый год. А именно они дают больше всего потерь в орошаемом земледелии, на долю которого приходится 96% водозабора в сельхоз. отрасли. По данным Института «Казгипроводхоз», коэффициент полезного действия старым оросительных систем в сельском хозяйстве – 0,3 – 0,4 (0,8 – КПД московского водопровода, 0,9 – КПД систем в Китае). Это означает, что используется всего 30-40%, а 60-70% ее просто теряется. По данным РГП «ИАЦ ООС», «существующие сети ирригации находятся на крайне низком уровне эксплуатации и более 70 % из них нуждаются в срочной реконструкции и модернизации». «Огромные сверхнормативные потери воды, приводят к истощению источников воды, повышению доли затрат в себестоимости продукции, снижая ее конкурентоспособность, а также способствует росту тарифов на воду. К примеру: на производство 1 тн. риса в мире в среднем расходуется около 5 тыс.м³, а Казахстане – 10,4 тыс.м³ воды. При выращивании 1 тн. хлопка затраты воды составляют, соответственно, в мире – 3, в Казахстане – 4,3 тыс.м³ воды», – констатируют специалисты данным РГП «ИАЦ ООС».

Надо отметить, что при этом государство выделяет деньги на содержание водохранилищ, крупных водозаборных сооружений, магистральных и межхозяйственных каналов. А на содержание борозд-арыков внутри хозяйств – нет. По сути, этим должны заниматься сельчане, но – какова их мотивация? И откуда брать сельчанину деньги на модернизацию оросительной системы и тем более внедрение каких-то новых технологий, о которых он, может быть, даже не знает. По опыту Узбекистана в Казахстане уже лет 8 пытаются объединить разрозненных крестьян в ассоциации водопользователей, чтобы иметь возможность какой-то укрупненной и системной работы, однако это не очень сработало. Возможно, потому что в Узбекистане через ассоциации крестьянам дают по сниженной цене воду, зерна, ГСМ, удобрения и т.д. А в Казахстане нет.

Еще одна проблема – водоемкие культуры, ведь в Казахстане 4% производства занимает более 25% водопотребления. В теории можно бы сажать сою вместо риса, но возникает вопрос рекультивации земель. Дело в том, что традиция полива риса ведет к продавливанию солей вглубь почвы. Поэтому другая культура уже на второй год посева может погибнуть из-за подъема соли. Сколько времени, денег и работ понадобится на «промывание» почв и их восстановление – вопрос открытый.

Еще один проблемный аспект. С распада СССР в Казахстане сократились площади орошаемых земель, теперь наметилось движение к возврату советских значений, но как это будет стыковаться с трендом сокращения водных ресурсов, пока непонятно.

Промышленность

В отсутствии, видимо, крепкого хозяйственника в виде госорганов-регуляторов, промышленные предприятия в Казахстане не имеют особой установки на повторное водопотребление. К чему это ведет?

На заседании КИПР по водосбережению, Александр Даниленко дал иллюстрацию на одном примере – проекта фабрики полиметаллических руд мощностью 20 млн тонн с расходом воды – 8 м³ на тонну. В проекте нет пунктов о повторном водопотреблении, а это значит, что только одна эта фабрика гарантированно даст ежегодно 160 млн кубов сточных вод, загрязненных солями.

При этом изначально вода, которая идет на промышленных нужды, зачастую имеет питьевое качество, поскольку берется из месторождений подземных вод. Периодически эксперты вспоминают месторождение Кокжиде в Актюбинской области, запасы ультрапресных вод которого используются для закачки в пласт, но никаких заметных подвижек по этому факту не наблюдается.

По промышленным сточным водам стоит отметить две крайности. Первая – на промышленные нужды расходуется до 40% воды, очищенной до питьевых требований. Вторая крайность – около четвертой части объема промышленных сточных вод поступает на очистные сооружения, которые на это просто не рассчитаны. Хотя, наверное, можно было бы выстроить систему таким образом, чтобы увеличить количество очищаемых вод при снижении нормативного значения до уровня ниже питьевого.

Еще одна проблема сектора – амортизация гидротехнических сооружений (ГТС), которая достигла значения в 70-80%. А это, помимо хозяйственных потерь, влечет риски техногенных аварий – по примеру села Кызылагаш, затопленного из-за прорыва плотины.

Надо отметить, что, согласно закону, ГТС относятся к опасным промышленным объектам, подпадающим под обязательные проверки и декларирование промышленной безопасности в МЧС. Однако собственники ГТС всячески избегают ответственности, так как ремонт даже небольшого сооружения стоит колоссальных денег.

Коммунальное хозяйство

По данным РГП «ИАЦ ООС», в Казахстане в год на человека потребляется 2,3 тыс.м³, тогда как водопотребление в развитых странах почти в 1,5 раза ниже (США – 1,90 тыс.м³, Канаде – 1,6 тыс.м³). На самом деле, справедливости ради, надо сказать, что казахстанцы тратят больше воды, «благодаря» ветхости наших систем.

Износ сетей городского коммунального водоснабжения достигает, по данным Агентства по статистике за 2009 год, около 70% – 8 713 км из 12 500 км. КПД систем городского водоснабжения в Астане составляет 0,35, то есть используется всего 35% воды, 65% – потери. По данным экспертов, в других городах страны ситуация сопоставимая или хуже.

Проблема эта не решается уже второй десяток лет, и приобретает критическое значение. На этом фоне не такой первоочередной кажется необходимость разделения воды на питьевую и техническую. Однако, если сравнить, сколько воды мы тратим, чтобы напиться и приготовить еду, а сколько – на душ, стирку и смыв унитаза, то потенциал экономии очевиден.

Меры и их значение

Предпринимаемые меры – реализованное повышение тарифов на воду и планируемое введение водосберегающих технологий – отвечает довольно простой логике. Она кроется в том, что по сути дела Казахстан не имеет сколько-нибудь значимых возможностей повлиять на формирование трансграничного стока, и в этих условиях правильнее всего и лучше сконцентрироваться на том, как мы тратим имеющиеся ресурсы.

В этом направлении ведутся исследования, расчеты, выстраиваются планы. Согласно данным некоторых таких расчетов и планов (обсуждавшихся в Астане на круглом столе «Стратегия «Казахстан-2050»: водные ресурсы и безопасность в Центральной Азии»), предполагается, что при расходовании $56 млн могут быть внедрены водосберегающие технологии, способные к 2030 году дать экономию в 1,7 км³, из которых 1,3 км³ даст сельское хозяйство. Естественно, это, по предварительным расчетам, даст дополнительную стоимость воды. Дефицит воды к тому же времени, напомним, прогнозируется в 12,6 км³. Очевидно, что объемы дефицита и экономии пока что выглядят несопоставимыми. Так стоит ли свеч игра с попыткой разобраться в ситуации путем повышения тарифов?

Как сообщил на заседании Клуба ИПР глава ГКП «Холдинг Алматы Су» Валихан Асамбаев, довольно сложно ждать прямой связи между повышением стоимости воды и внедрением новых водосберегающих технологий. По данным Асамбаева, повышение тарифа на воду для предприятий привело к другому неожиданному результату: предприятия стали бурить свои скважины. В итоге в зоне концессии Холдинга насчитывается около 140 скважин, принадлежащих третьим лицам.

Но, положим, промышленность с этой дополнительной нагрузкой разберется. Даже, до некоторой степени должна это сделать, поскольку, по оценкам экспертов, водопотребление вырастет на 50% в основном из-за роста именно промышленного потребления. Возможно, что-то решат с крестьянами и с проблемами орошения: путем прямых вливаний средств бюджета, через субсидии фермерам, через – фантастическое допущение – использование талых вод в сезон паводков и т.д. С горожанами, скорее всего, некоторое время будут «воевать» в попытке приучить к экономии «по Байбеку». Высокие тарифы вкупе с отсутствием результата в виде какой-либо значимой модернизации сетей, удорожанием жизни и ограниченными возможностями по увеличению доходов, скорее всего, выльются в митинги, пикеты и прочие формы социального протеста. По результату, возможно, будет пересмотрена политика и власти разведут в тарифах две проблемы – водосбережения и модернизации инфраструктуры ЖКХ. И постараются вторую решать за счет государственно-частного партнерства или чего-то еще.

Но, в конце концов, при всей экономии отраслей мы все равно остаемся перед лицом дефицита в 12,6 км³. Перед лицом реальной возможности получить «второй Арал» на Балхаше. Притом, что первый Арал обошелся Казахстану в 45 млрд. долл. США, как сообщает Малик Бурлибаев, заместитель гендиректора Казахстанского агентства прикладной экологии. На мой взгляд, картина на данный момент со всей очевидностью показывает, что политический акцент надо сортировать «по весу» проблемы в вопросе водной обеспеченности. То есть, главнейшей проблемой все-таки остается трансграничный сток и его регулирование, в первую очередь, в отношениях с Китаем. С учетом этого элементарным минимально необходимым шагом видится поддержка переговорной команды. Ведь это нонсенс, когда член Межправительственной водохозяйственной комиссии – упомянутый выше Бурлибаев – характеризует ее работу таким образом: «Мы не успеваем руководителей (госслужащих – прим. КазТАГ) подучить, элементарным вещам по водным ресурсам, как их снимают, приходят новые люди. Это более 10 лет происходит, и я уже устал от такого общения с нашими руководителями». То есть необходимо обеспечить устойчивость и качество состава со стороны госорганов.

Что касается внутренних мер, то изучение материалов по данному вопросу показало, что даже сами специалисты сетуют на нехватку первичного материала, недостаток исследований, синхронизации процессов изучения и управления отраслью, какого-то единоначалия. Аксиомой является, что в кризисное время необходим один центр принятия решений. В водной сфере кризис явно наметился, и будет усиливаться, а единого центра как не было, так и нет. Такого, который находил бы баланс в функционально заданном конфликте МООС и МСХ, стратегически планировал отрасль, заказывал исследования по воздействию планируемых мер. Проще говоря, начал бы с того, к чему призывал Козьма Прутков…