Попасть в реставрационный центр оказалось непросто. Сначала руководитель реставрационного центра Шолпан Турсунбаева провела нас через яркий вестибюль, затем мы долго блуждали по каким-то петляющим коридорам и наконец, оказались перед дверью одного из кабинетов, где расположились реставраторы. В просторной комнате рабочая обстановка — множество столов, заваленных бумагой, тяжёлыми старинными утюгами, фотографиями музейных экспонатов до и после реставрации. В комнате сидят две женщины в белых халатах, они заняты какой-то кропотливой работой. Моё внимание приковывается к здоровенному устройству, похожему то ли на стимпанковский механизм, то ли на пыточный аппарат викторианской эпохи. Оказалось, что назначение у этой машины самое что ни на есть мирное.

«Это пресс, под которым мы выравниваем документы после реставрации. А для больших плакатов и картин используются прессы ещё большего размера», — объясняет Шолпан Турсунбаева и проводит в свой кабинет. Основные богатства реставрационного центра хранятся на хард-диске её компьютера в виде фотографий восстановленных предметов старины. Снимков очень много — каждые три месяца реставраторы должны выполнить установленный план по восстановлению музейных экспонатов.

«В 2015 году мы отреставрировали 359 экспонатов (сами реставраторы называют их единицами хранения - V), — рассказывает Шолпан Турсунбаева. — Сюда входят ювелирные украшения, изделия из ковра и войлока, керамика, документы, живопись. Внеплановые работы у нас тоже бывают - перед незапланированными выставками».

Шолпан Турсунбаева показывает снимок медного котла, сделанного в период с V по III век до нашей эры, и рассказывает, что после целого ряда очисток котёл промыли дистиллированной водой, тщательно просушили и покрыли предохраняющим от коррозии воском. Сейчас этот экспонат сдали в хранилище, куда журналистам допуска нет. Не разрешили нам попасть и в реставрационные комнаты, где занимаются восстановлением изделий из драгоценных металлов. Видимо, эти комнаты считаются в музее объектами стратегического назначения, куда имеется допуск далеко не у всех.

«Там у нас металл, кожа, дерево, ювелирные украшения, — говорит Шолпан Турсунбаева. — Ещё у нас есть большая и очень интересная коллекция мужских поясов — кожаные, с серебряными бляшками, кавказские пояса, пояса с позолотой, есть пояса из чистого серебра. Один из них сейчас находится у нашего реставратора — если итог его работы удовлетворит комиссию, он получит возможность реставрировать другие пояса».

К слову без художественного образования в реставраторы не берут, но и диплома художника недостаточно. Чтобы дарить антиквару вторую жизнь, нужно практически получить второе образование.

«Наших специалистов мы отправляем на стажировку в Москву и Санкт-Петербург, где они проходят обучение в реставрационных мастерских, — рассказывает Шолпан Турсунбаева. — После обучения они получают специальные сертификаты, подтверждающие допуск к определённым видам работ. Разумеется, чтобы стать реставратором, нужно пройти не одну, а несколько стажировок. Вообще наша работа требует постоянного обучения и самообразования — приходится всё время читать литературу, посещать семинары и лекции».

В реставрационном центре мастерам-универсалам не место — каждый сотрудник занимается определённым видом работ. Шолпан Турсунбаева специализируется на живописи, Айгерим Садвакасова на документах, а старейший работник центра Татьяна Николаевна Дужнова уже 18 лет занимается восстановлением графических экспонатов. Татьяна Николаевна показывает нам жёлтые альбомные листы с рисунками художников-практикантов 1928 года. На рисунках — казахские народные орнаменты, зафиксированные студентами в аулах Южного Казахстана во время художественной практики.

«После всех очисток документы бывают влажные, поэтому мы их кладём под картон, который периодически меняем. Когда документы высохнут, их нужно обязательно перекладывать папиросной бумагой для сохранности», — рассказывает Татьяна Дужнова, отправляя очередной восстановленный рисунок.
Ещё во время реставрационных работ нельзя увлекаться химикатами. Прежде чем приступить к глубокой очистке экспонатов, художник пробует чистку в щадящем режиме - дистиллированной водой (в лаборатории установлен дистиллятор, превращающий обычную воду из-под крана в абсолютно стерильную). Для реставратора дистиллированная вода как панацея — её применяют для чистки картин, документов, изделий из железа.

«Если это не помогает, прибегаем к другим препаратам, — объясняет Шолпан Турсунбаева. — Мы приобретаем жидкости для очистки золота и серебра, документы пробуем отбеливать лимонной или щавелевой кислотой, разумеется, разбавленной с водой».

Помимо щавелевой кислоты, которую вряд ли встретишь на прилавках супермаркетов, реставраторы пользуются не менее экзотичным кроличьим клеем, который представляет собой увесистый пакет с коричневатой сыпучей субстанцией и этикеткой на итальянском языке (в силу чего остаётся только догадываться о его составе). На этикетке - иконописный лик Богородицы, намекающий скорее на то, что клей предназначен для восстановления художественных экспонатов, а не для желающих обрести Господа в своём сердце.

«Этот клей широко применяется в реставрационных работах, но у нас его невозможно было купить, - объясняет Шолпан Турсунбаева. - Пришлось заказывать в канцелярском магазине, убедив менеджера, что клей у них с руками оторвут».

Самая молодая сотрудница Центра Айгерим Садвакасова занимается реставрацией документов. На столе у девушки кипа бумаг раннесоветского периода — почётные грамоты, театральные афиши и программки спектаклей — приближается выставка, посвящённая театральному искусству. Рядом с Айгерим целый арсенал хирургических инструментов - глазные и брюшные скальпели помогают аккуратно счищать грязь с поверхности рассыпающихся от старости бумаг. Но сначала реставратор приступает к механической чистке документа.

«Нужно взять обычный ластик и осторожно стирать с документов запылённость. В большинстве случаев это помогает, - объясняет Айгерим Садвакасова. - Но сначала я смотрю на состояние бумаги. Бывает бумага очень ветхая, там резинкой работать нельзя и тогда я использую ватный тампон и резиновую крошку».
После механической чистки, художник проверяет бумагу на текучесть чернил — если буквы от воды не растекаются, документ можно на несколько часов замочить в дистиллированной воде.

«Вот с этим документом, например, абсолютно ничего не случится, — показывает Айгерим бумажку, напечатанную ещё до массовых репрессий. — Его нужно аккуратно поместить в воду и так же аккуратно достать и положить на фильтровальную бумагу. Когда документ высохнет, фильтровальная бумага пожелтеет - это с документов сходит скопленная годами грязь. После этого можно приступать к подклейке разрывов и восполнению утрат».

Восполнение утрат — это когда в документе дырка, которую нужно залатать, подобрав похожую по цвету, толщине и качеству бумагу. Для этого у реставраторов есть целые запасы макулатуры, состоящей в основном из документов, давным-давно утративших свою ценность. А во время подклейки бумаги художники готовят специальный клей, в состав которого помимо муки и воды входит желатин, глицерин, этиловый спирт и антисептик. Последний отбивает желание у обитающих в архивах насекомых утолять аппетит исторически значимыми документами.

Художницы Гульмира Мекебаева и Дана Ибраева занимаются всем, что связано с тканью и войлоком. Сейчас они восстанавливают побитую молью старинную кошму, покрытую не только узорами, но ещё и огромным количеством пыли. Во время реставрационных работ художникам приходится надевать респираторы — иначе можно задохнуться. Кошма поступила в хранилище музея ещё в 50-е годы прошлого века, и уже тогда была в плохом состоянии. Чтобы привести её в достойный вид, реставраторам нужно от трёх до шести месяцев кропотливой работы.

«Нынешняя молодёжь уже не рискнёт таким рукоделием заняться, а нам остаётся только сохранить это для будущих поколений, — задумчиво произносит Шолпан Турсунбаева. — Чтобы сделать такую кошму, наши прабабушки собирались всем аулом — один человек с такой работой не справится. А прежде, чем взяться за валяние, нужно было шерстяные нити раскрасить определёнными красками. В детстве я видела, как в казанах кипятится вода с краской. Туда опускалась шерсть, затем сушилась на проволоке и заборах. Когда шерсть высыхала, её применяли для изготовления узоров на войлоке».

Далее Шолпан Турсунбаева повела нас в отдел керамики. Там трудился художник Асан Куракбаев. Стены его скромной мастерской были увешаны фотографиями кувшинов и плакатами с изображением каких-то глиняных черепков. Асан около 15 лет занимается реставрацией керамических находок.
«В основном я занимаюсь средневековой керамикой. Ко мне посуда поступает практически сразу после раскопок. Из груды черепков нужно собрать целый кувшин. После сборки кувшин нужно закрепить, склеить, покрыть акриловой смолой, выполняющей защитную функцию».

Как это ни удивительно, но часть успешной работы современного художника-реставратора зависит от работы древних мастеров.

Если кувшин был хорошо обожжён в печи, то его можно быстро и надёжно склеить, а если мастер две тысячи лет назад схалтурил, то кувшин разрушается чуть ли не от лёгкого прикосновения.

Сборка средневековой посуды проводится на песке — кувшин должен стоять на мягкой, подвижной основе, чтобы не испытывать сильного давления от рук мастера.

Прежде, чем приступить к склеиванию посуды, каждый черепок промывается дистиллированной водой (куда же без неё) и тщательно просушивается. Перед работой над каждым кувшином, мастер чертит его эскиз, изучает историю предмета, общается с археологами.

«Если я буду знать, где он найден, я сразу пойму, как с ним работать, — объясняет Асан Куракбаев. — Например, глина Южного Казахстана отличается от северной, соответственно, во время изготовления кувшина применялся другой обжиг».

Напоследок Шолпан Турсунбаева подводит нас к столу, на котором лежит картина Николая Хлудова, русского художника, много лет прожившего в Алматы. Помимо множества портретов и пейзажей Заилийского Алатау, Хлудов внёс колоссальный вклад в развитие отечественной живописи и воспитал целую плеяду казахстанских художников, среди которых был даже Абылхан Кастеев. Реставрацией картины Хлудова занимается лично Шолпан Турсунбаева. Сама картина представляет собой копию репинского портрета Льва Толстого, того самого, где великий писатель изображён в полный рост, в простой одежде и босиком. Портрет чувствует себя неважно — краски потускнели, холст в некоторых местах прохудился, а Лев Николаевич из благообразного писателя в белоснежной толстовке превратился в неопрятного старика с сомнительным прошлым.

«Я занимаюсь картиной уже три месяца, а работать над ней предстоит около полугода, — объясняет Шолпан Турсунбаева. — Она ни разу не реставрировалась. Правда, от реставрационной деятельности меня отвлекает руководящая работа — отчёты и планы. А реставрация картины — для души, за неё мне не платят».