«Я на работе начала курить. Увидела, что все курят, попробовала. Сейчас - я одна осталась; проблемы, тяжесть - курение помогает, я бы сказала. У меня дома кофе и сигареты обязательно должны быть», - улыбается Нана и продолжает курить. Ей идет сигарета - не всем так идет. Она каждый день бывает на этой аллее, сегодня ей встретились два казахстанских туриста и она решает проводить их до места, которое они искали. Это, наверное, и есть то самое грузинское отношение к гостям, которое подкупает всех, кто бывал в Грузии.
Нана рассказывает, что каждое утро она ходит завтракать в бесплатную столовую.
«Мне не стыдно, как на работу хожу. Там и пообедать можно. Домой дают хлеб, пшено вот – птичек угощаю. Пенсия мизерная. Я благодарю бога, что хожу в эту столовую. Сейчас о людях не думают. Только о себе. Только. Осенью была прибавка к пенсии – 10 лари ($4,38 - V). Что такое 10 лари сегодня? 20 лет мы живем, как нищие. В Грузии - или очень богатые, или очень бедные».
«А вы знаете, как идти в зоопарк? Я сейчас вам покажу, направлю. Мне домой по дороге. Если не спешите, можем зайти ко мне».
Переходим дорогу, преодолеваем несколько старых тбилисских закоулков. Подходим к старому дому. Очень старому. Серые, с трещинами стены, скрипящие деревянные ступеньки.
В комнате темно, Нана включает свет, свисающая с потолка лампа разливает слабый теплый свет. Помимо основного, женщина включает лампочку у телевизора. Обычно она экономит. Но для гостей не жалко.
В комнате - стопки газет. Нана очень любит печатную прессу. Друзья часто приносят ей газеты, любимые она покупает сама. Вспоминает, что в ее детстве отец и брат выписывали партийные издания.
«Здесь я живу, очень-очень старый дом, ему больше века. В той комнате уже опасно жить, там падает с потолка. Телевизор вот, это мой уголок, в основном я здесь. Чем вас угостить?», - с этими словами Нана достает из холодильника порезанные на кусочки персики. Покупные, что мы успели попробовать, не сравнятся с угощением Наны. Эти - сочные, сладкие, будто, только сорванные.
Нана садится на свое любимое место, в свой «уголок». Рядом телевизор, столик, на котором чашка с кофе, сигареты и фотографии. На стенах - множество картин.
Она живет одна. Позже Нана расскажет нам, как на ее руках погиб отец, а потом - мать. После ее покинет и родной, единственный брат, который в день смерти своей дочери, не вынес потери и ушел за ней.
Сейчас Нане 76. Замуж она вышла в 40 лет. Каждые выходные приезжала к нему в Цхинвали. Когда там началась война, он какое-то время жил в Тбилиси. Но вскоре «сердце не выдержало».
«Хорошо, что вы со мной встретились, - улыбается Нана. - Угощайтесь персиками, они были большие. Я обычно всегда вот так режу и вилкой ем. В будущем году в это время мне будет 77 лет, это моя любимая цифра «7». Задавала 2 вопроса Нострадамусу: разбогатею ли – никогда; сколько проживу – 100 лет. Это мое любимое фото – репродукция картины Моне «Дама в саду». Я когда-то купила в Цхинвали, когда поехала к мужу на выходные. Нравится».
Спальня и вправду - в аварийном состоянии. Комната заставлена вещами, дневной свет сюда почти не пробивается. Тут будто и не жили никогда. Вещи привез сюда брат Наны перед своим переездом, но так и не забрал. «У меня есть любимая картина, ее для меня написал известный в Испании художник», - говорит женщина, указывая на картину над кроватью, справа.
«Я в этой комнате не сплю, у меня был маленький телевизор, когда я там спала. Я люблю все делать с музыкой, поэтому в телевизоре стояли музыкальные каналы. Сплю в маленькой комнате, где другой телевизор. Классику обожаю. Раньше у нас были и российские и европейские каналы. Джузеппе Верди - мой любимый композитор. В оперу и консерваторию часто ходила. Обожаю оперу, часто сижу возле здания театра, там на сквере. После большого ремонта там давали премьеру.
В молодости хотела стать балериной, но мама сказала, что никого нет отвозить меня на уроки. У нас был самый первый балерун Вахтанг Чабукиани, он недалеко от нас жил и маме говорил: привези мне Нану, я сделаю из нее балерину. Но никого не было, чтобы меня везти», - Нана замолкает и царственно затягивается сигаретой.
«Это брат, - немного помолчав, продолжает Нана, рассматривая черно-белую фотографию мужчины - Весь день читаю, смотрю телевизор, курю, кофе пью. Ко мне заходят «дети» моего возраста, кто покурить захочет. По вечерам я выхожу погулять, там, где мы с вами встретились в сквере. Посижу, покурю».
«Не стесняйтесь, угощайтесь», – повторяет Нана. За окном послышался стук. Оказалось, это голуби. «Надо их накормить, просят», - с этими словами Нана выходит в коридор, ловко взбирается на стол и через решетку бросает зерно птицам. Вы не задумывались, о том, что птиц и бездомных кошек чаще всего кормят те, кто сам знает про бедность?
Выполнив свой долг перед пернатыми, мы отправляемся в зоопарк, по дороге заходим в сквер перед университетом, где много лет назад на биологическом факультете училась Нана. Рядом -небольшая церковь. Каждые выходные она гуляет тут, молится и зажигает свечи за души родных. Мы сидим на скамейке, что напротив церкви , к нам подбегает кошка и трется о ноги.
«Здесь в воскресенье обычно семьи с детьми ходят, - говорит Нана. Я очень верующая и Бога боюсь. Какой черный-черный кот. Заглянем в церковь?»
Внутри тихо, еле слышны молитвы. Нана дает нам свечи, рассказывает о каждой иконе. У самой последней говорит: «А тут - за души умерших». У каждого - свои ушедшие. Я ставлю - за Аташку...
По дороге в зоопарк расспрашиваю Нану о ее путешествиях: «Черт его знает, зачем воевали, за что убивали. Я в свое время в Абхазии отдыхала на море, без моря я не представляла лето. Уф, Сухуми, мой любимый город. Жили в поселке, через дорогу - море. С подругами ездили отдыхать».
Сверху зоопарк выглядит удручающе, в принципе, как и внутри. Некоторые вольеры пустуют, в других соседствуют неожиданно носорог и ослы. Но в глазах Наны - восторг, в последний раз она была тут еще ребенком. А когда сошел сель, она была дома. Во дворе все снесло, рассказывает, что было страшно.
Словно вернувшись в детство, 76-летняя Нана заглядывает во все вольеры и подзывает по-грузински животных. Улыбается им. «Я хочу поближе подойти, с той стороны посмотреть. Здесь много всего изменилось после наводнения, как я вижу».
Мы долго гуляем, делаем остановки на перекур. Хоть животных и не так много, но в зоопарке все равно много людей: туристы, семьи с детьми. Их больше интересовали карусели. А мы пытались найти знаменитого бегемота Беги.
На наш вопрос, не устала ли Нана, она отвечает: «Грузинки так быстро не устают».
Мы нашли звезду, но звезда устала и спала. «Приключения Беги, - вслух зачитывает Нана. Для меня сегодня очень хороший день. Прелесть. Я погуляла по зоопарку, зверей увидела. Я не помню, когда последний раз так гуляла. В детстве нас родители привозили в зоопарк, а потом в цирк».
После зоопарка мы возвращаемся на центральный проспект Руставели, чтобы пообедать и узнать больше о Нане. За столом делаю комплимент ее кольцам, а Нана признается, что жутко любит серебро. Рассказывает о кулоне, который купила с первой зарплаты. О брошке, привезенной подругой из Прибалтики.
«А это нефрит, давно очень подруга подарила (...). У мужа был мастер, я ему принесла камень, и он кольцо хорошее сделал. Золото не люблю. Вот замужем была, кольцо есть из золота. Но я потом из серебра надела», - рассказывает Нана.
Фамилия Наны - Мегрелишвили, на работе ее все звали по отчеству. «У папы было 16 братьев и сестер, у них были такие имена, после деревни он поменял имя. И стал Казимиром. Так я стала Казимировной, в университете меня почему-то называли Казимировной. Все на кафедре знали моего отца. До сих пор, когда встречаемся, говорят «Казимировна, привет», - смеется Нана. – А маму звали Мария. 14 января 1940 года я родилась. Мама была врачом, папа - ветврачом. Папа работал в университете Береташвили на биологическом факультете. И я там всю жизнь работала».
Родители Наны встретились в Тбилиси. Ее отец работал в поликлинике, куда после окончания института распределили Марию. Через год после рождения Наны у них родился сын, а потом началась война. Казимир воевал в Крыму, его ранили и перевезли в госпиталь в Баку. Мария узнала об этом и отправилась за ним, привезла мужа домой.
«Пока отца не было, мама закрывала нас дома, мы маленькие были. Не с кем было оставлять. Между нами был год разницы, я старше была. Комната выходила на второй этаж, и мы зимой или весной одетые были, дома было холодно, как на улице. Сидели у приоткрытого окошка, мой брат смотрел на очередь за хлебом и упал со второго этажа. Хорошо, что он одетый был, ничего не поломал. Потом мы эту квартиру поменяли, на ту, где я сейчас живу. Сначала одна комната была, делили с соседями. Потом присоединили остальные комнаты. Сейчас на первом этаже живу, племянник рядом живет, иногда заходит, навещает меня, - рассказывает Нана. - Мама гипертонией болела, давление постоянно. До замужества времени не было лечиться. Папа помогал. Сперва папа за день до моего дня рождения умер в 1986 году. И мне подруга близкая звонит поздравить из Москвы. Я говорю: «Папа умер». Она взяла билеты и приехала. Другие приходили меня поздравить, а так вышло,что уходили, соболезнуя. Через 2,5 месяца мама скончалась. Плохой год был. Моя мама часто болела. Были поклонники, у меня были симпатии, но видимо такая судьба. Я даже из ее комнаты не могла выходить».
Нам приносят заказ, после прогулки мы проголодались и прервали этот грустный разговор. «Я очень люблю картошку, жареная картошка – любимое блюдо и хачапури», - говорит Нана.
Плотно пообедав, мы перекочевываем дальше по улице Руставели, несколько дней назад мы приметили тут летник внутри двора, укрытый от дороги и внешнего мира. Тут несколько книжных магазинов и небольшая кофейня. Wine and coffee – всегда бы так. Большая поклонница кофе делает несколько глотков турецкого. «Хороший», - выносит она вердикт.
Нана закуривает новую сигарету, а мы спрашиваем ее о муже.
«С мужем случайно в санатории познакомились. Когда я еще в школе училась, мама летом брала один отпуск на 2 месяца, чтобы с детьми поехать. Отпуск без содержания. И мы в одно лето поехали в Джава, это недалеко от Цхинвали, курорт. Это такое сказочное место, там река протекает, огромные горы, леса. Просто сказочно. Все лето были там. Когда уезжали, я плакала и сказала сама себе, что когда вырасту, окончу университет, выйду замуж, и куплю там дачу. Мне тогда 16 было.
После того детского обещания прошло много лет, я и забыла, и тут на работе пришла путевка в санаторий в Джаве, мне тогда уже 40 было. Это было осенью. Поехала, конечно, воспоминания-то были хорошие. Столько лет и вдруг Джава! Там познакомилась с мужем. Там в санатории в основном были люди из России. Один день показывали фильм, в другой был вечер танцев. И вот мы вдруг познакомились, спокойный парень молодой, пригласил на танец. Поженились под Новый год, расписались в Цхинвали. В его родном городе.
Между нами была разница 2 года, я была старше. По пятницам я рано выходила с работы (в Тбилиси - V), в воскресенье вечером возвращалась или в понедельник утром рано, чтоб на работу пойти.
Его звали Омар. У него был небольшой дом с огородом, виноградом. Когда у меня день рождения выпадал на выходные дни, мои близкие подруги приезжали туда на 2 дня. Летом все время туда ездила. Как я скучаю по Цхинвали... Сейчас ни дома, ничего нет. Сперва обокрали то, что было. Потом пожар делали. Мой муж у меня жил, когда там война была. Он не пережил всего этого, скончался от переживаний. Сердце. Добряк был очень. Похоронен в Гори, туда многие бежали из Цхинвали. 20 лет уже прошло. Он был штурманом дальнего плаванья, объехал весь мир на теплоходе.
Мой муж умел так хорошо гадать на кофе. Он долго жил в Батуми. И там, наверное, научился гадать. Иногда я к нему на выходные приезжала, иногда он ко мне. И когда на работе видели, что Омар идет, начинали кофе пить, чтобы он погадал
В 92-м году война началась. Какой кошмар был. Какие очереди за хлебом были до темноты. Хлебные заводы не работали. Это все Шеварднадзе. Когда у нас был и свет, и газ, он все это пустил в Азербайджан, в Армению. А нас заставил на керосиновых лампах жить. Вспоминать не хочу эти потерянные годы. Дома одетые зимой, в шапках, перчатках. Закутанные. Первое время никакого света не было, керосинка у меня до сих пор есть. Очередь была за хлебом, у кого-то всегда что-то да найдешь, картошку. Что-то кушали, выжили. Плохие годы были при Шеварднадзе», - вновь закуривает Нана.
«Он уже мертвый, о мертвых не говорят. Уже 25 лет прошло, еле-еле что-то уложилось. Это потерянные 25 лет.
Вы никуда не спешите? Гуляем?».
Во время прогулки мы узнаем, что у брата Наны было двое детей, старший сын живет в Тбилиси со своей семьей. А дочка скончалась 8 марта, накануне своей свадьбы.
«Мой брат не мог это пережить. Через несколько лет тоже 8 марта скончался. Отцы дочек по-другому любят. Поэтому не люблю этот день. Она должна была выйти замуж, 8 марта с цветами пришла домой, жених проводил. Она всегда под вечер душ принимала. Зашла в ванную, любила полежать. Что-то не выходила оттуда. Кричали, ответа не было. Постучали - тишина. Стали ломать дверь. Она в ванне, уже она не среди живых. Скорую вызвали. Внизу у соседа газовая труба проходила именно в их ванную, газ собирался, и от горячей воды пошли испарения, вот из-за ничего накануне своей свадьбы скончалась. Для моего брата это было… ребенок родной из-за ничего. Он очень переживал и тоже 8 марта. Именно 8 марта умер. Он еще при жизни хотел дом продавать, не знал, от какого соседа все это получилось, а у его жены была отдельная квартира, пока они не поженились. Какие-то вещи они у меня положили, какие-то у жены. Так эти вещи и остались у меня, - вспоминает Нана. Такие дела, и хорошие воспоминания, и не очень хорошие».
Мы подходим к зданию театра оперы и балета имени Палиашвили. В 1874 году оно полностью сгорело, Нане рассказывали, что весь город тогда был на месте пожара. Театр долгое время не действовал, а в 1896 году возобновил работу в новом здании.
«Обожаю Верди, «Трубадур», «Травиата». Балет люблю, «Лебединое озеро» там же музыка наполовину грузинская. Мой любимый балет «Дон Кихот» - миллион раз смотрела, через день ходила. Когда гастролеры приезжали из разных стран. Сейчас не помню, когда последний раз ходила, - рассказывает Нана. - Любимый праздник, наверное, Новый год. В новый год ждешь что-то хорошее. Люблю мой день рождения в старый новый год. Отмечаю обычно одна, потому что все отмечают дома новый год – это такой семейный праздник. Смотрю хорошие передачи музыкальные.
На 8 марта иду в церковь близ дома. На кладбище хожу в их день рождения, но чаще в церковь», - говорит Нана.
Надо прощаться. Нана закуривает красивыми тонкими руками.
«Да, наверное, неприятных дней больше. Мама на руках у меня скончалась, папа тоже, я закрывала им глаза. После родителей мы с братом вдвоем остались, на друг друга надеялись. Мы были друзьями. После брата все закончилось. Но, знаете, сейчас я рассчитываю на бога. И гостей люблю. Когда ко мне заходят, я рада. Когда с кем-то общаюсь, рада. В том сквере, где мы встретились, я часто гуляю и курю. И там иногда встречаю своих гостей».
Нана смотрит на здание театра. Ловлю этот взгляд и вправду кажется - если бы ее было, кому «возить», она могла бы стать балериной. Кому-то может показаться, что лучшие свои роли она не сыграла. Но здесь, на Шота Руставели, Нана Казимировна Мегрелишвили докуривает последнюю с нами сигарету, и я ухожу, с ясным ощущением того, что да - главную роль она не играет. Главную свою роль она живет.