Есть ли шанс у онлайн-петиций в Казахстане?

Что не так с CitizenGo?

В отличие от международных независимых платформ для онлайн-петиций вроде change.org и avaaz.org, не связанных с определенными политическими силами, CitizenGO была основана в 2010 году испанской праворадикальной католической группой Hazte Oir, пропагандирующей «семейные» ценности и выступающей с критикой ЛГБТ-сообщества и права на аборт. Площадка CitizenGO, существующая на тринадцати языках, является в первую очередь социальной сетью сторонников этой организации. Российским же партнером Hazte Oir, координирующим русскоязычную версию сайта, стал Фонд поддержки семьи и демографии во имя святых Петра и Февронии — консервативный институт, протестовавший, в частности, против закона о профилактике домашнего насилия. Достаточно взглянуть на названия петиций, представленных на главной странице сайта, чтобы примерно понять его ценностную ориентацию: «Остановим секспросвет и аборты в ООН!», «Посольствам „Пяти глаз“: Откажитесь от ЛГБТ-пропаганды», «Пожалуйста, откройте храмы!» и, что самое интересное, — «Исключить из проекта КоАП обязательные прививки!».

Российская антивакцинальная повестка возникла практически одновременно с казахстанской в связи с проектом нового Кодекса об административных правонарушениях, предполагающего штрафы за отказ от вакцинации. За последние несколько месяцев на русскоязычной версии сайта CitizenGO были опубликованы как минимум четыре российские петиции на эту тему, которые в сумме набрали около полумиллиона подписей. Таким образом, секрет необычайной популярности казахстанской петиции, по всей видимости, заключается не в накрутке голосов или манипулировании данными, а в том простом факте, что дружное консервативное сообщество самой платформы поддержало инициативу, которая абсолютно совпадает с их ценностями.

И тем не менее это не означает, что все петиции, опубликованные на CitizenGO, дискредитированы. В ситуации выборочной цензуры и отсутствия доступа к крупнейшим площадкам такого рода казахстанским активистам иногда не приходится выбирать. Поэтому на том же сайте можно обнаружить петиции, никаким образом не связанные с идеологией этого сообщества.

Потенциал онлайн-петиций

«Успех» петиции иногда связывается с тем, удается ли в итоге добиться обозначенной в ней цели. Но это лишь один из возможных критериев — для авторитарных стран он не всегда продуктивен, поскольку слишком большую значимость уделяет финальному слову действующей власти. Исследования показывают, что оценка успеха петиций людьми, которые их подписывают, не настолько прямолинейна. Часто более важными оказываются такие факторы, как возникновение общественной дискуссии, привлечение внимания медиа, создание инициативных групп, поиск единомышленников и т.д. (Wright, S. (2016). ‘Success’ and online political participation: The case of Downing Street E-petitions. Information, Communication & Society) У всего этого могут быть позитивные долгосрочные последствия, которые иногда неочевидны в настоящем. Поэтому позиция в стиле «зачем подписывать, все равно ничего не изменится» довольно уязвима.

В недемократических странах роль петиций особенно заметна в тех случаях, когда государство само нарушает права своих граждан. В России, например, в этом смысле было показательным дело журналиста «Медузы» Ивана Голунова, ложно обвиненного в хранении наркотиков. Тогда петиция на сайте change.org (на сегодняшний день у нее около 190 тыс. подписей) была создана на следующий день после задержания Голунова, сразу собрала большое количество подписей и стала мощным магнитом для медиа: местные и зарубежные издания, освещая это дело, упоминали петицию, а иногда она становилась самостоятельным инфоповодом. Неслучайно уже после этого во время уголовного преследования участников «Московского дела» и — не так давно — Ильи Азара российская «Новая газета» сама становилась инициатором петиций, понимая важность этого инструмента в ходе медиа-кампаний.

В Казахстане, к сожалению, правозащитные петиции подчистую проигрывают социальным и поэтому не так часто освещаются медиа. Среди самых популярных у нас, например, петиции о жестоком обращении с животными (45 тыс.), против переименования Астаны в Нур-Султан (45,5 тыс.), о закрытии зоопарка в Алматы (37,5 тыс.) и т.д. Впрочем, это распространенное явление. По словам директора change.org по Восточной Европе и Центральной Азии Мити Савелова, больше всего петиций «…на социальную тему, потому что это в принципе популярнее среди людей. Но и в социальной сфере есть свои лидеры: например, в России люди гораздо охотнее поддерживают детей и животных, чем взрослых», далее он добавляет, что это международная тенденция.

В Казахстане ситуация осложняется еще и тем, что главные международные площадки для петиций change.org и avaaz.org заблокированы (или, как в случае с последней, доступ блокируют определенные провайдеры и в определенные периоды). Учитывая нынешний уровень интернет-цензуры в целом, неудивительно, что онлайн-петиции не пользуются большой популярностью и чаще вызывают скептицизм. Однако это искусственно созданное государством напряжение в сфере сетевого активизма не может продолжаться долго. И, например, в качестве реакции на него возникают такие креативные и аутентичные для казнет-активизма явления, как #ProtestKorpe — продукт слияния гражданской борьбы и традиционной казахской культуры в сетевой плоскости.

Изменит ли что-нибудь появление государственной площадки для онлайн-петиций

В 2016 году тогдашний председатель движения «Казахстан 2050» Данат Жумин выступил с идеей создания государственного портала, который бы позволил гражданам подавать онлайн-петиции. Отличие государственных площадок такого рода от независимых (неформальных) заключается в том, что петиции, удовлетворяющие определенным требованиям (например, собравшие минимальное пороговое число подписей), получают юридическую силу и должны быть рассмотрены экспертным органом или парламентом. К тому же аутентификация с помощью ЭЦП, других документов или банковских данных в идеале должна была сделать весь процесс более прозрачным и легитимным и исключить манипуляции с подписями.

Тогда из этой затеи ничего не вышло. Но вот она всплыла вновь. Совсем недавно одним из победителей конкурса «Цифровое гражданство», устроенного в этом году совместно правительством и общественными организациями, стал проект Айгуль Сексенбаевой «Е-петиция». Если он будет реализован, то в ближайшем будущем у нас может появиться поддерживаемая государством площадка для подачи онлайн-петиций взамен заблокированным международным. Казалось бы, лучше, чем ничего.

На деле же, как кажется, не стоит ожидать от этого проекта слишком многого. Пример России и аналогичного государственного портала «Российская общественная инициатива» (www.roi.ru) демонстрирует, как легко подобный инструмент в руках авторитарного правительства может превратиться в очередную потемкинскую деревню. Более чем за семь лет существования РОИ только 19 петиций, прошедших минимальный пороговый федеральный уровень (100 тысяч голосов), были рассмотрены экспертной комиссией, 17 из них были отклонены, включая инициативы об отмене закона об интернет-блокировках, «закона Яровой», повышения пенсионного возраста и т.д. Однако для имитации демократического процесса некоторые незначительные петиции (чаще всего неполитические) выборочно рассматриваются и одобряются.

Вероятнее всего, казахстанский государственный портал для онлайн-петиций, если он все-таки появится, мало чем будет отличаться от российского. Его создание на фоне блокировки международных аналогов едва ли будет говорить о желании власти наладить диалог с гражданским обществом. Это больше похоже на попытку контролировать нарративы общественной дискуссии с помощью еще одного механизма в демократической упаковке.