Маттео Бассетти, профессор Генуэзского университета: «Нам придется научиться жить с вирусом в последующие годы»

Как вирус изменился с марта и до сегодняшних дней?

Сложно сказать, изменился ли вирус или это мы меняемся. Вероятно, действительно произошло изменение вирусной нагрузки, это случилось в мае-июне или даже в июле, когда было уменьшение количества инфекций и, очевидно, снижение нагрузки, ведь, если у нас меньше болезней, следовательно, у нас меньше инфицированных, а значит, и вирусная нагрузка ниже. В то же время, наши возможности лечить пациентов с COVID-19 увеличились, а это означает, что сейчас мы делаем больше – мы знаем, как и когда, а также как долго лечить пациентов. Очень важно лечить их как можно скорее, но при этом назначать правильные лекарства. Теперь уже не используются 10 препаратов, а всего два – Ревдесемир и Дексаметазон. Учитывая все это, в том числе и тот факт, что все больше людей имеют иммунитет, особенно в северной Италии, у нас также по разному проявляет себя заболевание. Однако очень сложно сказать, что болезнь отличается из-за вируса или из-за нас. Важен, на мой взгляд, результат, а конечный результат таков: в марте-апреле смертность была около 50%, сейчас около 0,4-0,5%. У нас все еще есть сообщения о случаях заражения, но очень немногие пациенты с коронавирусом умирают.

Успевают ли врачи общаться друг с другом в этот период в связи с новостями о вирусе?

На мой взгляд, очень важно делиться знаниями с коллегами о том, как лечить и когда лечить, потому что мы узнали, что наблюдается изменчивость в различных больницах. Итак, есть больницы, где у врачей больше опыта, и, очевидно, если врачи являются лучшими специалистами, мы, в конце концов, говорим о более низком уровне смертности в этих учреждениях, но также и о более низком уровне осложнений. Сейчас важно делиться знаниями и алгоритмами о том, как и когда лечить пациентов, о том, что мы должны делать и чего не должны.

Во многих странах дети начали ходить в школу, и в связи с этим возникли опасения по поводу роста числа инфекций. С другой стороны, существует предубеждение, что вирус поражает людей старше 60. У детей уровень иммунитета выше и они более устойчивы к вирусу?

Из опыта Великобритании нам известно, что от вируса могут пострадать в разных пропорциях различные возрастные группы детей. Когда мы сравниваем детей с молодыми людьми, взрослыми или пожилыми людьми, доля инфекций ниже. Это важный момент, поскольку он показывает, что вирус, вероятно, имеет меньшую связь с детьми, чем со взрослыми. Но в целом меры, принимаемые в школах, имеют большое значение. В Италии, например, у нас очень строгий протокол в отношении посещения школы – обязательное ношение масок, когда вы идете в школу или когда вы пользуетесь школьным транспортом, избегать людных мест, стараться не заниматься спортом в школах и так далее. Считаю, что эти жесткие меры позволяют нам держать под контролем ситуацию в школах. Сообщается о случаях заражения, но их очень мало и они не вызывают проблем.

И все-таки, это правда, что вирус больше поражает пожилых людей?

Не правда. COVID-19 распространен среди людей всех возрастов, а не только среди пожилых людей. Единственное отличие состоит в том, что среди молодых людей может быть больше бессимптомных пациентов, и в этом проблема – молодые люди могут быть носителями вируса и передавать его пожилым людям. Я думаю, каждый должен знать, что COVID-19 может затронуть всех без исключения, и каждый должен соблюдать меры, которые рекомендуют врачи. На мой взгляд, также важно соблюдать правила, не ожидая штрафов – блюсти их, потому что мы хорошие граждане, но также из-за заботы о других людях, а не из-за опасений, что нас будут наказывать.

Как Вы думаете, уместен ли смешанный способ проведения уроков в школах?

На мой взгляд, важно вернуться в школу. В Италии мы закрыли школы 20 февраля. Я считаю, что для детей необходимо продолжать общение и социализацию. Иначе, в конечном итоге, возникнет еще больше проблем, если они не пойдут в школу. Возможно, подходящим решением может быть сочетание онлайн-школы и обычной школы, хотя в качестве окончательного решения я думаю, что детям лучше посещать школу.

Распространяется очень много дезинформации о ношении маски – некоторые люди думают, что им от масок – только хуже. Приводит ли к негативным последствиям ношение маски людьми в помещении?

Начнем с того, что ношение маски – лишь одна из мер, которые необходимо соблюдать. Очевидно, что носить маску, но при этом не мыть руки, пожимать руки встречным, обнимать друг друга, все равно неправильно, потому что в этом случае маска становится менее полезной. Маска важна, но не менее важно соблюдать дистанцию, мыть руки, ведение вакцины и, в то же время, изолировать себя дома, если у вас есть симптомы гриппа. Все эти пять мер важны.

Поговаривают об эпидемии депрессии после пандемии COVID-19. Как часто у Ваших пациентов с COVID проявлялись симптомы депрессии?

К сожалению, депрессия – это общее явление для COVID-19, особенно оно распространено среди пациентов. Представьте, что вас заперли в одиночестве в комнате на две недели, без каких-либо контактов с родственниками, друзьями, без каких-либо контактов даже с людьми, работающими в сфере здравоохранения, потому что они входят туда только один или два раза в день. Депрессия, вызванная коронавирусом, является важным моментом, и его следует учитывать не только сейчас, но и в будущем.

СМИ писали о некоторых исследованиях, проведенных на пациентах с COVID-19, и влиянию этого вируса на некоторые органы, и что последствия болезни остаются даже после лечения. Что Вы заметили в этом отношении с начала работы с пациентами с COVID-19?

Да, к сожалению, COVID-19 оставляет определенные последствия. Мы не знаем, как долго они сохранятся, но ясно, что они есть. Речь идет о последствиях для легких, центральной нервной системы, дерматологических проблемах, а также наблюдается усталость и хроническая утомляемость. Это тяжелое заболевание, которое может иметь серьезные последствия. Как я уже упоминал, на самом деле неизвестно, как долго последствия болезни остаются. Мы собираем информацию обо всем, что произошло за эти шесть месяцев, и у нас есть пациенты с пневмонией, которые все еще сталкиваются с проблемами. Опять же, мы не знаем, как долго, но я думаю, что это будет важная часть наших дальнейших исследований.

Считаете ли Вы, что в случае страны, уже находящейся в критической ситуации, является правильным решением проверить как можно больше людей? Какие другие решения могут применяться для выхода из кризиса?

Имеет значение какими ресурсами и инвестициями обладает страна для преодоления этой болезни. Я считаю, что если ресурсы ограничены, то, возможно, лучше инвестировать в больницы, в лекарства, в койки для интенсивной терапии, а тесты должны быть зарезервированы для пациентов с симптомами. Очевидно, что даже при ограниченных ресурсах важно иметь необходимое количество тестов, но если нужно выбирать, лучше отдать предпочтение инвестициям в больницы.

Что важнее иметь в первую очередь: лекарство или вакцину против этого вируса?

Оба пункта. В любом случае, думаю, у нас будет много случаев, даже когда появится вакцина. Важно инвестировать в оба направления, чтобы преобладало количество активных агентов против COVID-19 и, дабы знать, как его лечить. Нам нужно инвестировать в вакцину, особенно для того, чтобы было большее количество людей с хорошим иммунитетом. В конце концов, чем больше вакцинации, тем меньше распространяется вирус, но мы не можем выбрать, какой пункт является приоритетней, оба – важны.

Как Вы думаете, когда можно ожидать вакцину?

В мире уже существует несколько программ, и это своего рода соревнование, но я надеюсь, что это будет правильное соревнование, и мы сможем получить вакцину в кратчайшие сроки. Может быть, в начале следующего года мы получим какие-то дозы, а летом следующего года, вероятно, станет возможна более обширная вакцинация.

В какой степени у пациентов, которые лечились от COVID-19, вырабатывается иммунитет?

Мы не знаем, сколько остаётся этого иммунитета. Мы надеемся, что он сохраняется 6-12 месяцев, но нам нужно подождать, пока мы не узнаем наверняка, чтобы увидеть, сколько антител осталось после вакцинации или после болезни.

Что было для Вас самым тяжелым с начала пандемии?

Несколько месяцев с утра до вечера я работаю в этой большой больнице бок о бок с сотнями людьми. Я приходил на работу каждое утро, и люди смотрели мне в глаза, ища улыбки или источника спокойствия, и это было трудно для меня, потому что я не знал, как лечить эту инфекцию… Мы изо всех сил старались помочь людям, и это было поистине сложно, потому что появилась совершенно неизвестная болезнь. Мне было трудно даже разговаривать с людьми – хотя я часто выступал на телевидении, предоставлял интервью, но в моей стране было много точек зрения и часто неправильно истолковывали слова. Это было непросто, но я полагаю, что если бы все началось сначала, я бы поступил точно так же. Не думаю, что я бы изменил что-либо, что мы сделали как команда.

Были ли времена, когда Вы теряли надежду или же становились более оптимистичными в отношении борьбы с вирусом?

В марте, ближе к концу, мне было очень страшно, из-за всеобщего давления, большого количества пациентов, было сложно найти койки для них, и это был тяжелый период. Затем, в мае и июне, я даже обрадовался когда увидел, что уменьшается количество инфицированных. Теперь же я не то, чтобы счастлив, потому что у нас все еще есть случаи госпитализации, но я спокоен, ведь ситуация стала управляемой, и я чувствую себя увереннее, когда дело касается лечения этих пациентов.

Каковы уроки этой пандемии для правительств и/ или систем здравоохранения мира?

Прежде всего, нам нужно больше поддерживать друг друга. Во время пандемии каждая страна или регион избрали свой путь. Мы не приложили никаких совместных усилий, по крайней мере, вначале. На мой взгляд, очень важно поделиться знаниями о вирусе друг с другом и попытаться выстроить общую стратегию, потому что иногда у нас возникало ощущение, что страны настроены друг против друга: «У меня нет случаев заражения, у вас есть. Я хочу закрыть с вами границу, я хочу вас изолировать» и т.д. В случае пандемии в 21 веке важно выстроить общую стратегию. Я думаю, это был бы урок. И еще один урок заключается в том, что усилия по разработке и созданию лекарства или вакцины должны осуществляться скорее совместными усилиями, а не так, как то делалось в прошлом.

С 18 сентября в Израиле снова ввели карантинные меры по всей территории страны. Считаете ли Вы, что с наступлением осени можно ожидать еще большего числа случаев заражения?

Не думаю, что мы можем себе позволить еще один тотальный карантин, это будет слишком тяжело для нашей экономики. Возможно, у нас могут быть более мелкие – закрыть школу или небольшой район, где есть вспышки, но я не считаю, что мы можем позволить себе такой же режим карантина, как в марте.

Как Вы думаете, когда в целом можно сказать, что мы преодолели кризис, связанный с вирусом?

В ближайшие годы нам придется жить с вирусом, потому что нам еще предстоит преодолевать и другие трудности. Когда вакцина будет выпущена, некоторые, например, откажутся делать прививку. Поэтому важно продолжать инвестировать в лечение и больницы.

Полная версия опубликована изданием Ziarul de Garda.