«За стеной». Стигма: Люди, освободившиеся из мест лишения свободы

Оксана Акулова, фото Жанары Каримовой, иллюстрации Константина Баркова

Место

Алматы.

Центр комплексной поддержки для женщин группы особого риска «Реванш».

Только на аренду дома и консультативные услуги уходит 350 тысяч тенге в месяц. Центр существует за счет грантов. Государственной поддержки нет.

Героиня

Наталья Комарова. 39 лет.

- Наташа, когда вы попали в «Реванш»?

- Это был 2019 год. Карантин. Освободилась после 10 лет в колонии – сидела за наркотики. Распространяла и сама употребляла. В Костанае все происходило – я родом оттуда. Почему начала? Обычное любопытство. Ну, и друзья «помогли», взяли на слабо - мне тогда лет 16 было. 90-е годы, время такое. Хотя… росла в нормальной семье, до 15 лет танцевала – до сих пор это дело обожаю. Но вот так, кривая вывела не туда. Ханка, мак, опиум. Попробовала, мне понравилось. Сделала перерыв где-то на месяц, казалось, смогу легко отказаться. Ну а потом… Снова предложили – кайф! Ну и пошло-поехало.

- А родители? Не замечали?

- Не замечали. Тогда времена тяжелые были, я оказалась предоставлена сама себе.

- Кто первый понял, что у вас проблемы?

- Папа. Мне уже 18 исполнилось, пару лет принимала наркотики. Он увидел на руках «дороги», проколы от иглы, – прятала их все время. Расспросы начались. Я папу так сильно любила - он был для меня всем. Естественно, рассказала, расплакалась. Не от страха – от стыда. Было очень стыдно: «Папочка, я больше так не буду! Прости!». Он головой покачал: «Не ожидал от тебя такого, дочка. Давай, завязывай с этим». И я завязала. На год примерно. Вот так…

- Я слушаю вас и ощущение, что не отпустили. Вам до сих пор перед ним стыдно?

- До сих пор. Хотя папы уже нет в живых, но, да, мне все равно перед ним стыдно. Но чувства вины уже нет - я это проработала с психологами. Виноватой себя чувствую перед бабушкой, она умерла, когда я находилась в лагере.

- Потому что не попрощались?

- Да, не успела. Бабушка узнала, что я колюсь, когда мне было 25 лет. Просила, умоляла бросить, плакала, а я отмахивалась. Она даже молилась – верующая. Ну и вот… не оправдала я ее надежд.

- А мама?

- Мама? Она тоже добрая. Но когда папа умер, она через многое прошла. И у нас отношения порой не клеились – был момент, я ее обвинила в своей зависимости. Теперь понимаю, сама во всем виновата, причем здесь мама? Нет ведь такой профессии – родители, все походу приходится учиться. В нашей семье вот так получилось – единственная дочь стала наркоманкой. Сейчас мы с мамой на связи. Стараюсь ей каждый день говорить: «Мамочка я тебя люблю, прости меня».

***

- На что вы жили?

- Торговала наркотиками - деньги были, и дозы были. Думала ли я о том, что кто-то из тех, кому я продавала, умирал? Там по-другому мыслишь: наркоман сам идет за дозой, я же его не заставляла. Конечно, были случаи, когда кто-то умирал - меня саму два раза откачивали.

- Сейчас вы что об этом думаете?

- Мне страшно об этом думать…даже слов таких не подобрать - я бы сейчас никогда не стала торговать.

- Вы вспоминаете кого-то из того времени? Человека, умершего от передоза?

- Вспоминаю. Мужа своего. Он умер от передозировки - вместе кололись, бросали, снова начинали. Он умер в 2009 году. Я нашла его мертвого в ванной комнате. Проснулась, его нет. Стала звать: «Леша? Леша?». Не отзывается. Стала искать, заглянула в ванную – он там лежит - синий. «Скорую» вызвала, в реанимацию привезли, давай его там качать, но все, уже бесполезно было. Не верила, что мужа больше нет. Всегда казалось, с кем-то, да, может такое произойти, но не с нами. Я в тот день поседела. Но принимать не бросила – наоборот. И почти сразу в тюрьму села. Когда меня полиция задержала, была в сильном наркотическом опьянении, накололась, в общем. Хлопнули меня с деньгами и наркотиками. Помню, в голове промелькнуло: «Все, Наташа, на 10 лет ты сейчас поедешь». Так, собственно, и вышло.

- Прошлую жизнь вспоминаете?

- Стараюсь не вспоминать. Но она все равно всплывает, выстреливает... Иду по улице и вижу наркомана или бомжа. Смотрю на него: «Наташа, ты была такой же». И картинки перед глазами: ямы, шприцы.

***

- У вас есть дети, Наташа?

- У меня есть сын, ему 17 лет. Он живет в интернате, в Костанае. Так сложилось. Когда я сидела, ему некуда было пойти – муж умер, потом моя бабушка. Сын в четыре годика попал в интернат. Сейчас мы с ним на связи, общаемся. Я ему алименты плачу – все, как положено. Честно… для меня это самая больная тема. Обычно я ее не обсуждаю. Десять лет в лагере казались адом именно из-за сына: он там, я здесь. Вот родила его и, получается, никого участия в его жизни не принимаю. И все время мысли эти.

- Он не спрашивал: «Мам, почему ты меня до сих пор не забрала?», вы ведь два года назад освободились.

- Нет, я сразу ему сказала: "Сынок, при встрече я попытаюсь тебе все объяснить». «Мамочка, ладно». Я к нему поеду летом. Пока мы только перезваниваемся.

- Вы с ним все время были на связи?

- Нет, я с ним 10 лет не общалась. И когда освободилась, только через полтора года позвонила, хотя знала телефон. Боялась, мне было страшно, это было для меня… все... Много раз откладывала. Это очень тяжело - сама себя съедала изнутри, и ломала себя. Думала, позвоню, а он скажет: «Не хочу с тобой разговаривать».

- А он ждал...

- Да. Когда я ему позвонила, молчал. «Здравствуйте», - сказал. На «вы» со мной разговаривал. Потом, в ходе разговора, сказал «мамочка».

- Почти сразу…

- Да. Он все больше молчал, а у меня слезы текли, вплоть до истерики. Столько всего хотела сказать, но не могла. Ничего, еще скажу, когда увидимся. И в гости его сюда привезу, если отпустят - попробую договориться. Хотелось бы, конечно, чтобы сын меня простил. Но даже если не простит, я его пойму. Кого тут винить? Только себя. Он учится хорошо, в армию собирается.

- Гордитесь сыном?

- Да, горжусь! Знаете, как сын на меня похож? Сын все, что у меня осталось... Ой, смотрите, кто к нам пришел – кот. Он здесь хозяин, мы его подкармливаем. Привереда - еще и не все есть станет. Важны-ы-ый. Иди, иди сюда, я тебя поглажу. Хороший, хороший…Чувствует что ли, что мне тяжело?..

***

- Зона изменила вас?

- Зона всех меняет: кто-то сильнее, кто-то слабее становится – зависит от человека. Сначала жить не хотела, потом поняла, что нужно, ради сына. В зоне перекумарила, колоться перестала. Хотя не сразу - и там можно было найти наркотики. Потом сама себе сказала: все, хватит. Работала в котельной кочегаром - уголь кидала. У меня на лице остались ожоги от печки - на солнце проступают черные пятна, я их лечу, кремом замазываю. Сначала швеей была, потом уже кочегарка – место козырное, там заработок самый высокий -100 тысяч тенге в месяц. Уходили на алименты сыну, сигареты, мыло-шампунь – ко мне мне ведь все эти 10 лет никто не приезжал, никаких передач не было.

- Вспомните день, когда вы вышли на свободу.

- 25 сентября 2019 года.

- Погода?

- Классная - тепло, солнышко. Вышла за ворота – слезы градом. Меня встречал знакомый, друг детства, он сам из Степногорска, тоже сидел, наркотики принимал, потом в Бога уверовал, сейчас помогает ребятам в реабилитации. Он с цветами меня встречал - для женщины это, конечно, все.... О чем думала? Мыслей никаких – только слезы. Хотя за год до освобождения рисовала картинки в голове: выйду, сразу поеду к сыну, к маме, куплю им подарки. Вплоть до того, на каком поезде, автобусе поеду, был план. Все мелочи учла, к примеру, во что буду одета.

- Хоть что-то совпало?

- Совпал только мой образ: я была в белых кроссовках и спортивном костюме – он дорожный, но модный.

- Что у вас было с собой?

- Спортивная сумка среднего размера, документы и деньги - 100 тысяч тенге - зарплата за последний месяц. Сначала поехала в Степногорск, оттуда – в Алматы. Ну и, как все, устроилась в кафе, полы мыла.

- Легко нашли работу?

- Нет, везде требуют справку об отсутствии судимости. Я скрывала, что сидела в лагере, иначе бы меня даже полы мыть не взяли. Если у тебя нет близких, которые тебе помогут. Если тебе некуда идти. Если ты встретишь друга-наркомана - все, считай вернулся к исходной точке. Я сейчас живу в «Реванше» и если бы не этот центр, неизвестно, что бы было со мной. Как бы включилась в новую жизнь? Не сорвалась бы? Мне ведь после освобождения предлагали наркотики. Отказалась – сын держит. Мысли о нем. И сама понимаю, что это ни к чему хорошему не приведет. Мы ведь сами себе выбираем дорогу, а потом как-то пытаемся исправить все делами добрыми. Потому что иначе никак. Я вот сейчас обучение прохожу, работаю в «Реванше» с такими же женщинами, как я.

- Это способ отмолить то, что было раньше?

- Нет. Я от этой работы кайфую, нравится суета эта. Помогать нравится.

- Вы легко рассказываете о том, что 10 лет сидели в тюрьме. Наверняка не всегда было так?

- Это сложный путь. Я работала над собой, много читала. Раньше я не могла так просто говорить о том, что сидела.

- Стыдно было? Или это какое-то другое чувство?

- Стыдно, да, но почему-то не всегда – разные чувства возникают... Сейчас вообще не стыдно. Может, все в прошлом оставила, смогла все-таки выбраться из этого болота. Некоторые, когда узнают, что я сидела, как-то сразу сторонятся. Но от этого даже не больно.

- Не больно?

- Нет. Сейчас уже не больно.

- Вы их понимаете?

- Мне их сложно понять. Это проблема: людей, которые вернулись из мест лишений свободы, что общество, что родственники не принимают. Тяжело. Особенно если человек по натуре слабенький. С ним нужно работать психологу в первую очередь. Он сам себя стигматизирует. Думает, лучше вернуться на зону, чем в социуме себя реализовывать.

- Вы тоже это переживали?

- Переживала.

- Из-за тюрьмы? Наркотиков? Из-за того, что сын в интернате?

- Ой, всего чуть-чуть. Мне даже раньше стыдно было признаться, что я вот такая мать, что у меня сын в интернате. Говорила, никого у меня нет. Начнут спрашивать, осуждать: да как ты могла? Вот так. У каждого свой путь. У меня такой.

P.S. С Наташей мы встречались в конце апреля, поэтому она говорит, что хочет поехать к сыну летом. В июне созвонились.

- У меня все хорошо: работаю, все так же живу в «Реванше». К сыну? Нет, еще не съездила – сейчас с финансами немножко напряг и не разрешают мне пока, я же лишена родительских прав. Пока только созваниваемся. Но ничего, до конца лета денег подсоберу, и поеду к нему. Обязательно поеду…

Почему люди, которые выходят из мест лишения свободы, оказались за стеной?

Первое.

Предубеждения и стереотипы. Если ты отбывал наказание в местах лишения свободы – значит, доверять тебе нельзя. Из-за этого проблемы с работой и социализацией. Приходится скрывать свое прошлое.

Второе.

Замкнутый круг, в который попадает человек, оказавшийся на свободе. У многих нет прописки. Это один из важных барьеров, который не дает доступа к социальным программам, трудоустройству и медицинским услугам. Нет работы, нет денег, а, значит, возможности арендовать жилье и оформить прописку.

Третье.

Люди особых групп риска – наркозависимые, живущие с ВИЧ, освободившиеся из мест лишения свободы – не попадают ни в одну категорию лиц, имеющих право на социальные пособия и помощь государственных структур. Это само собой подразумевает ощущение ненужности обществу и усиливает риски распространения ВИЧ инфекции и других инфекций, передающихся половым путем, приводит к росту преступности и суицидов, повторному лишению свободы.

Как можно изменить ситуацию?

Открыть центры комплексной поддержки. Государственное финансирование, здания для временного проживания с разрешением на прописку в них сроком не более трех лет. Подход, ориентированный на человека, а не на показатели.

- Обучить социальных работников взаимодействию с таким людьми, особенно с женщинами из уязвимых групп населения - освободившимися из мест лишения свободы, наркопотребительницами, бывшими воспитанницами детских домов, живущими с ВИЧ и т.д

Почему не получается изменить ситуацию?

Чиновники не хотят обращаться внимание на проблемы этих людей. Они ссылаются на то, что в каждом регионе действуют городские и областные центры социальной адаптации (более известные в народе, как бомжатники), и считают, что этого вполне достаточно. Но человек, который пытается начать жизнь с чистого листа, по доброй воле не пойдет в такой центр. Будет искать другие, к сожалению, не всегда законные пути наладить свой быт. И в итоге снова окажется за стеной и колючей проволокой.

Проект «За стеной» стал возможным благодаря помощи американского народа, оказанной через Агентство США по международному развитию (USAID), и был подготовлен в рамках Центральноазиатской программы MediaCAMP, реализуемой Internews при финансовой поддержке USAID. Интернет-журнал Власть несёт ответственность за его содержание, которое не обязательно отражает позицию USAID или Правительства США, или Internews.