Гульмира Уалихан – хозяйка студии лоскутного шитья в технике курак с возможностью бесплатного обучения женщин по всему Казахстану. Основной концепцией является создание платформы для изучения и возрождения старинного традиционного ремесла, популяризация лоскутного шитья среди женщин. Гульмира рассказывает Vласти, почему решила бросить стабильную карьеру ради возрождения национального ремесла.
Путь к себе
«Любая работа – это работа. Даже пэчворк, ручная работа, в студии шитья, что может казаться кому-то несерьезным занятием. На самом деле я работала и маркетологом, и бухгалтером, и администратором – общепринятой «серьезной», «настоящей» работой. Но моя нынешняя работа намного серьезнее и ответственнее, потому что это уже твое, личное. Я понимаю, что смогла найти свое предназначение. Вообще-то я хотела стать хирургом в скорой помощи или дизайнером одежды, но – конец 90-х, все учатся на экономистов, финансистов, юристов, вот и моя мама настояла, чтобы я получила понятную надежную профессию финансиста. Я этого, революционерка и борец за справедливость по характеру, не хотела, и мы с мамой нашли компромисс: я отучиваюсь на финансиста, работаю по профессии 3 года, а затем делаю, что хочу. Лицей, колледж и академию я закончила с красными дипломами, хотя в школе настолько не хотела учиться, что была троечницей с натяжкой. Почти сразу устроилась в троллейбусный парк и за восемь месяцев прошла путь от разносчицы кофе до главного бухгалтера. Перспективы карьерного роста были шикарные, да и я любила свою работу: считать, составлять экономические планы, достигать их, проверять, контролировать. Но я поняла, что у нас несовершенная система налогообложения, постоянно что-то меняется, невозможно за ней поспеть, а штрафы выписывают немалые. В 23 года я бросила эту стрессовую работу и решила заняться семьей».
После рождения второго ребенка Гульмира решила, что нужно что-то делать, чем-то себя занять. Благо, интернет к тому времени уже стал общедоступным, и она нашла несколько российских сайтов о пэчворке. Занятие затянуло, и позже она познакомилась с несколькими российскими мастерами, у которых взяла пару уроков. Повезло и потому, что этому мастерству Гульмиру с детства учила мама. В любом случае, ей пришлось проштудировать огромное количество информации, чтобы выцепить секреты расчетов, подбора цветов и так далее, когда стало понятно, что в Казахстане мастеров нет и учиться не у кого.
Гульмира Уалихан, фото из личного архива
«Я четыре года изучала эту профессию, чтобы начать ее преподавать. Так появился мой авторский базовый курс, после которого можно сшить что угодно, лишь посмотрев на любой блок на рисунке. Сейчас учителя злоупотребляют своим профессионализмом, подсаживают на себя и бесконечно тянут из людей деньги. Я так не хотела. Обучаю – отпускаю, а потом консультирую бесплатно. Эти девочки – мои подруги на всю жизнь. Сейчас я решила, что могу и хочу обучать еще и бесплатно. Есть люди за порогом бедности, которым не хватает даже на еду. Кстати, при поддержке компании «Шеврон» мы ездили как волонтеры в маленькое село Курык в Мангистауской области – обучали самозанятости женщин. В наш век пресыщения людям не хватает энергии, особенно в больших городах».
В мастерской Гульмиры Уалихан, фотографии Данияра Мусирова
Продать историю
Но нахождение призвания не было ни легким, ни безболезненным. Гульмира рассказывает: «Мне долго пришлось долго бороться с тем, что, когда я начала позиционировать себя как мастера по курак, все говорили: «А-а-а, корпешки?» Чтобы избавиться от этого «А-а-а, корпешки?» и поднять курак на такой уровень, чтобы во всем мире мы начали ассоциироваться с пэчворком на уровне Японии и Америки, у которых высший уровень мастерства в пэчворке. Не могу сказать, что я основоположница, но в Казахстане это ремесло я смогла возродить. Когда я только начинала, постоянно слышала, что я бездарность и занимаюсь тем, что никому не нужно. Верила в свое дело только я и моя семья. Я хочу, чтобы мастерские по пэчворку стали достопримечательностью Алматы, а затем и Казахстана.
Единственный грант, который я выиграла за девять лет, был грантом «Шеврона» по программе Лаборатории креативного предпринимателя Art2B. На него мы купили наше оборудование – три машинки и утюг, которые не все могут себе позволить, но это нужные вещи в мастерской. Я подавала на гранты в куче разных программ, не оставляя надежды получить деньги на развитие бизнеса. До сих пор мне помогали простые женщины, мои ученицы. В моей группе больше 140 человек, но краудфандинг я делать не хотела: краудфандинг – это когда отдаешь и забываешь про свои деньги. Я предложила им инвестировать в меня, все как следует, с нотариальным оформлением: дадите миллион – я верну 1 700 000 через три года. Бизнес-план сработал грамотно, и через год и 3 месяца я выплатила людям 80% обещанного. Но «Шеврон» были единственными, кто поддержал меня, когда мне было тяжело. Это ужасно – стучаться во все двери, когда у тебя пятеро детей, ты знаешь свое предназначение и у тебя есть все, чтобы сделать шикарный казахстанский бренд, и никто тебя не слышит. Должно быть столько сил, упорства и злости, чтобы довести до ума, потому что многие просто сдались бы.
Все это время я фанатично работала, параллельно воспитывая детей. Но не могу сказать, что мучаюсь жить в таком темпе. Наверное, по моей фирме видно, что я наслаждаюсь жизнью. Как «Диснейленд» вкладывает каждый заработанный цент в оборот компании, так и я вкладываю все заработанные деньги в дело. То, что есть сейчас, это зачаточное состояние компании – я планирую еще масштабировать дело. Планирую обучать на бесплатной и коммерческой основе взрослых и детей – и девочек, и мальчиков, потому что некоторые мужчины шьют даже лучше женщин. Мы должны лечить не общество, которое сходит с ума, а учить наших детей. Иногда ко мне на обучение приводили неуправляемых детей, но так как я их очень люблю – у меня самой их пятеро – я соглашаюсь брать их, потому что вижу, что ребенку нужна помощь: ее просто никто не слышит. С ней не разговаривают. У казахов есть выражение, которое переводится как «иди в ту комнату». Ребенок начинает что-то рассказывать, и от него отмахиваются: «иди в ту комнату, не мешай». Единственным моим условием ставлю отсутствие сотовых телефонов на полтора – два часа. Сначала они вовсю противятся, а теперь сами ставят на беззвучный режим и не вспоминают о своих телефонах. Отношения с родителями налаживаются. Особенно, если мать сама приходит заниматься, и они работают вдвоем».
Фото из личного архива
Весь процесс в мастерской налажен: своих профессионалов Гульмира растит сама, потом они берут заказы, которых очень много. Даже среди обучающихся на платной основе в ремесле остается процентов тридцать учениц. И то, объясняет она, из них не все гениальные рукодельники: из более двух тысяч обученных ей человек она может особо выделить всего семерых. Остальные понимают, что это не просто сложно и энергетически затратно – нужно быть хорошим менеджером, чтобы еще продать сшитое. Многое должно сойтись в человеке, чтобы он смог зарабатывать на пэчворке. Из обучившихся бесплатно также процентов двадцать открыли свои мастерские, выиграли гранты и смогли заработать на этом деле. «Это нелегко, но очень круто. Как я часто это называю, мы можем «подсадить на иголку», – шутит Гульмира.
«Мне нравится, что японцы максимально уважительно относятся к своим клиентам, к каждому из них. Хоть человек закажет на два миллиона, хоть на двадцать тысяч – они одинаково важны для меня. Так за девять лет мы нарастили огромную клиентскую базу. По таким ценам, как у меня, в Казахстане очень трудно продать изделия – это должен быть бренд, чтобы люди захотели купить одеяло за 600 долларов. Вначале муж говорил: «Гуля, это же одеяло! Турецкое одеяло стоит 12 тысяч, как у тебя могут покупать за 70?!» А я уверенно отвечала: «Купят». Дело ведь в том, что вложена душа; люди покупают целую мою историю. Каждое изделие уникально: мы любовно подбираем цвета тканей, выстраиваем дизайн, аккуратно их шьем, технология не нарушена. Настоящая эксклюзивная ручная работа. И все же пока я опасаюсь, что, если возникнет резонанс и у нас будет слишком много запросов, пока мастеров недостаточно, мы не справимся – нельзя ставить на поток индивидуальную работу, в которую вкладываешь частичку себя. Цены и так задраны, потому что мы не успеваем обрабатывать все заказы. Некоторые клиенты возвращаются к нам десятки раз. По их рекомендациям нас находят другие люди – пока даже нет нужды в покупке рекламы».
Экологически чистое ремесло
Так получилось, что студия использует современное оборудование для безотходного производства экологически чистой текстильной продукции. Изначально Гульмира об этом даже не думала, все получилось само: во-первых, само ремесло – утилизационно. Оно практически не имеет отходов – только тонкая стружка по 0,3 мм. В мастерской не используют то, что не разлагается. Даже наполнители – не синтепон, а вискоза, шерсть мериноса.
«И так со старины. Как вообще появился пэчворк? Людям стало жалко выбрасывать какие-то ошметки, и они стали думать, как бы еще их задействовать. Они знали, что автолавка приедет еще не скоро, соответственно, купят они себе какие-нибудь наволочки еще не скоро. А теперь это стало трендом. Например, для декоративной подушки или панно на стену мы используем остатки всех видов тканей – и шелк, и тафту, что угодно, если истираемость не так важна: например, корпешки быстро портятся из-за амортизации, там нужна более плотная ткань.
Единственная проблема – полиэтиленовые упаковки. У нас нет достаточно хороших бумажных пакетов, которые выдержали бы одеяло весом в 6 кг. Деревянные коробки же стоят очень дорого. Надеюсь, со временем появятся мастерские, производящие качественный крафт. Во всем остальном производство полностью экологично. И это особенно важно сейчас, с эпидемией аллергии у людей. Если не учесть все нюансы, вплоть до возможной аллергической реакции и удобства использования, труд не стоит того».
Поддержите журналистику, которой доверяют.
