Айсулу Тойшибекова, Vласть
Фотографии Люка Форсита, предоставлены театром Rhum and Clay
12 и 13 февраля в рамках фестиваля «Откровение» в Алматы состоятся показы спектакля «Тестостерон» британского театра Rhum and Clay. «Тестостерон» – это частично биографическая история, написанная трансгендерным мужчиной, она рассказывает о том, как спустя год после первой инъекции тестостерона он впервые попадает в мужскую раздевалку. Автор пьесы – Кит Редстоун играет одну из ролей в постановке. Его персонаж олицетворяет собой метафору – некий образ любого мальчишки, стоящего на пороге зрелости. На одной сцене с ним – еще трое актеров, играющих Диву, Марлона Брандо и Спортсмена. Каждый из них отправляется в путешествие, в котором им предстоит раскрыть суть маскулинности в современном мире и попытаться понять, что значит быть мужчиной.
Мы назначали звонок на 5 часов вечера по алматинскому времени и 11 утра по лондонскому. Кит выходит на связь в формате видеозвонка. В окнах за его спиной ползет к зениту холодное английское солнце, с каждой минутой заливая светом все больше и больше пространства.
— Пьеса основана на моем опыте трансгендерного мужчины, – первого этапа моего транзита. Это история о непривычной ситуации, которая немного пугает. Действие первых трех минут спектакля разворачивается в мужской раздевалке, затем, используя мистический реализм, мы погружаемся в истории, фантазии и воспоминания. Это очень смешная постановка, рассказывающая об очень серьезных вещах. Думаю, она очень отличается от того, что люди ожидают увидеть в шоу на такую тему, – рассказывает Кит о предстоящем спектакле.
Почему вы выбрали мужскую раздевалку в тренажерном зале как место действия пьесы? Есть много других мест для того, чтобы покрасоваться маскулинностью.
Раздевалка – это место, где мужчины обнажаются буквально и метафорически. Думаю, многие мужчины чувствуют себя очень уязвимыми в раздевалке. Не только трансгендерные мужчины – все мужчины, потому что это место, где ты снимаешь с себя одежду, где между мужчинами возникает некое напряжение, где вы не говорите друг с другом, не взаимодействуете. Вы раскрыты и это пугает. Раздевалка – это место, где мужчины не группа, они разделены и каждый представляет собой индивида. Каждый мужчина борется за свое место в этой комнате. Вместе с тем это место, в котором очень много языка тела. Я имею в виду – язык тела как способ общения.
Не было ли трудно раскрывать и рассказывать часть своей истории?
Нет, для меня это удовольствие. К тому же постановка содержит драматургические приемы. Я чувствую себя счастливчиком, потому что каждый раз спустя 15 минут аудитория оказывается на одной со мной волне, она поддерживает меня. Это невероятное ощущение обмена. Для меня общение – это всё, я люблю людей, я люблю говорить с ними, я люблю людей, отличных от меня. Это то, ради чего я живу.
Как я поняла, в спектакле вы задаетесь вопросом что это значит – быть мужчиной? Удается ли героям найти ответ на это крайне сложный вопрос?
Спектакль на самом деле не делает заключения по теме «Что делает мужчину мужчиной», но он показывает разные аспекты этого вопроса. Основная линия спектакля заключается в том, что герои принимают себя такими мужчинами, какими они являются. Это вроде путешествия – остановиться, посмотреть и понять, что ответ на самом деле внутри тебя. Мы исследуем фантазии на тему канонического представления о маскулинности и приходим к выводу, что эти фантазии не являются реальностью ни для одного из мужчин. Ни один мужчина не может быть ультимативным каноническим мужчиной – его просто не существует. А еще мы исследовали слабые стороны мужчин. Например, мы затрагиваем такую вещь как суициды среди мужчин. По статистике у мужчин больше шансов покончить жизнь самоубийством, нежели у женщин, поскольку в обществе существует давление, связанное с представлениями о маскулинности. Гендерные стереотипы вредят не только женщинам, но и мужчинам.
Да, обычно об этом не говорят и воспринимают устоявшийся образ мужчины как должное. Как я понимаю, спектакль является своеобразным манифестом тому, что у каждого мужчины на Земле есть свой путь быть и чувствовать себя мужчиной?
Да, верно. И иногда чем маскулиннее мужчина, тем он уязвимее, потому что он стремится к невозможным идеалам. Спектакль – это своеобразный экзамен для всех этих представлений о маскулинности, для понимания самой сути гендера. Мужчины и женщины играют свои гендерные роли, но сейчас пути самовыражения меняются. Мы говорим зрителю: человек подвижен, он всегда трансформируется.
Для меня гендерный вопрос по-прежнему открыт, потому что невозможно построить водораздел и отделить мужское от женского, говорить, что человек на 100% женщина или на 100% мужчина. Однако, в обществе существует куча паттернов поведения. Например, для женщин – будь ласковой, доброй, красивой, но это фейк. Это может ранить человека, потому если он не вписывается в эти паттерны, то с ним что-то не так. Мы продали эту невозможную мечту: все эти идеальные мужчины и женщины, которыми мы никогда не сможем стать. Знаешь, все эти установки о том, что на теле не должно быть волос; что нужно быть нежной, скромной. Если женщина не умещается в эти рамки феминности, она перестает чувствовать себя настоящей женщиной. Я думаю, гендер – это спектр, состоящий из феминности и маскулинности. Иногда женщина в бизнесе использует свои аспекты маскулинности, потому что она вынуждена пойти на это, чтобы получить уважение мужчин. Или, к примеру, когда я иду по улице поздно ночью и вижу, что на той же улице идет женщина, я подавляю свою маскулинность, чтобы она чувствовала себя комфортнее, потому что очень часто женщина не чувствует себя в безопасности в этих условиях, я могу напугать ее. Мой язык тела становится менее маскулинным, потому что я хочу, чтобы ей было комфортно. В другой ситуации, в обществе альфа-самцов и мачо, я буду вести себя иначе – мой голос станет ниже. Для меня это всегда перфоманс. Думаю, из-за того, что я трансгендер, я воспринимал это как перфоманс. Очевидно, что для меня это было релевантно с самого детства, но для многих мужчин и женщин это все действует автоматически, они не думают об этом. Если бы мы задавались такими вопросами, если бы каждый из нас был более осведомлен об этом внутреннем перфомансе, мир был бы лучше, толерантнее, он был более открытым.
Если мы посмотрим на историю, то все эти образы идеальных людей долгое время транслировались поп-культурой. Сегодня мы все чаще встречаем контр-культуру, например, ваш спектакль или квир-кино. Как вы думаете, какую роль играет искусство сейчас в том, чтобы изменить существующую парадигму?
Для меня искусство – это рефлексия культуры и общества. Искусство, которое реагирует и показывает только одну часть общества, не отражает вариативность и сложность мира.
Я чувствую, что сейчас поп-культура и мейнстрим-медиа не показывают мир таким, каков он есть в полной мере. Они показывают идеалистичную версию очень гетеросексуального, очень белого, очень иудейско-христианского мира. Она не перекликается с реальным миром. Когда ты делаешь шоу о трансгендерных людях, гомосексуальных людях, о людях из разных культур, люди, отраженные в масс-медиа – большинство, испытывают страх, потому что их понятие их нормальности начинает размываться. И каждый раз, когда ты делаешь шаг вперед, ты встречаешь сопротивление. Не знаю, как в Казахстане, но в Англии за последние 3 года стало много транс-людей, выступающих открыто, посещающих ТВ-шоу – и это великолепно. С другой стороны, многие люди стали получать угрозы из-за этого, вырос уровень трансфобии. Идеи «нормальности», «белой семьи», «обычного мужчины и женщины» – все это оказалось под угрозой со стороны новой волны человеческого неподчинения статусу-кво. Я нахожу это очень интересным. Чем больше разных людей мы видим в мейнстрим-медиа, тем быстрее люди привыкнут к ним.Да, всегда есть кто-то другой, отличающийся от тебя.
Для меня это очень важно. Многие транс-истории, рассказанные в искусстве – о страдающих, о маргинализированных. Я думаю, что это круто, но лично я создаю комедии. Я верю: если я смогу рассмешить собой аудиторию, смогу посмеяться вместе с ней; если зрители увидят, что я прохожу через трудности как они, то у нас появится больше шансов понять друг друга, стать ближе. Мне нечему учить других. Я думаю, иногда проблема в том, что когда маргинализированное сообщество говорит о себе открыто, это выглядит так, словно они пытаются научить других людей как себя вести. В этом спектакле такого нет. Я просто говорю: «Хэй! Я – уязвим, я – неидеален», и это всего лишь путь, в который я хочу отправиться вместе со зрителем. Все это происходит через юмор, через нелепость, через забавные ситуации – через что-то, что близко людям.
И как на это видение реагирует транс-сообщество?
Многим действительно нравится. Многие, особенно молодые люди, благодарят нас после спектакля со словами: «Спасибо, вы показали меня таким, каким еще никто не показывал». Другие трансгендеры, их мало, но они есть, почувствовали, что в моих комедийных постановках не отражен их опыт. Моя история – это не история всех и один транс-человек не может отражать историю всего сообщества. Мой опыт перехода не был труден для меня. Совсем. Никто не говорил мне ничего грубого, мои друзья, моя семья – все меня поддерживали. Но это не та история, с которой сталкиваются многие транс-люди. В то же время, я считаю очень важным, что есть разные транс-голоса – разные истории. На самом деле, у нас нет ничего общего, кроме того, что мы транс-люди. Идея политкорректности…знаешь, люди не обязаны любить каждого трансгендерного человека. Ты можешь быть трансгендером и быть при этом мудаком (смеется). Есть трангендеры расисты, трансгендеры гомофобы. В головах у людей есть представление, что если ты трансгендер – значит либерал, разделяешь политические взгляды левых, бла-бла-бла. Это совсем не правда. Трансгендерное сообщество – всего лишь сообщество, как любое и другое. Оно просит об очень простых вещах – просто уважайте наш выбор быть теми, кто мы есть. Вы не обязаны любить нас, уважать, как личность, как любого другого незнакомца. Даже если вы не можете понять, просто примите. Это всё. Остальное – персонально.
— Думаю, женщинам интересно посмотреть постановку о маскулинности, потому что патриархальный мир, в котором мы живем, больше не работает. Думаю, женщины хотят, чтобы мужчины взяли ответственность за токсичную маскулинность. Мне интересно, чувствуют ли женщины в Казахстане себя уязвленными?
У нас, конечно, есть проблемы, но в последнее время женщины активно взялись за защиту своих прав. Это чувствуется. Кстати, что вы думаете о нынешнем феминизме? В прошлом году журналисты вывели на чистую воду Харви Вайнштейна и других монстров, сидящих в Голливуд.
Это великолепно! Это очень хорошо. Еще я думаю, что эти случаи породили кризис маскулинности. Мужчины сегодня запутались, они не знают что такое «согласие». Две тысячи лет мужчины делали то, что считали приемлемым, и вдруг внезапно, в прошлом году, мейнстримные медиа сообщили им: «Нет, это неприемлемо». Многие мужчины запутались, не знают где их место в сообществе, не знают как взаимодействовать с женщинами. Многие наверняка даже не задавались вопросом, а принимали такое поведение в отношении женщин естественным.
Да, надеюсь. И все же, что для вас значит быть мужчиной?
О, боже (смеется). Я не знаю. Каждый день мое представление о маскулинности становится все шире и шире. Я полагаю, для меня различия в том, чтобы быть мужчиной и женщиной – не в поведении самого человека, а в том кем его видит общество. Для меня быть мужчиной значит быть воспринятым как мужчина, ведь внутри я все тот же человек, дело во взгляде снаружи. Быть мужчиной означает иметь множество привилегий. Я каждый раз спрашиваю себя, стараюсь убедиться, что я не злоупотребляю ими, не использую ли их, чтобы навредить другим. Я все еще не знаю ответа на твой вопрос. Не знаю, способен ли кто-то ответить, что значит быть мужчиной или женщиной. Это сложно. Нет единственно верного способа быть мужчиной.