Было ли это торжество в честь европейской дезинтеграции, которая теперь называется Европой «разных скоростей» и «разной геометрии»? Или же они собрались, что поаплодировать своим привычным подходам к каждому новому кризису – подходам, которые зажгли огни ксенофобского национализма в странах Евросоюза?

Даже самые стойкие еврофилы признают, что римское сборище было больше похоже на поминки, чем на праздник. Спустя несколько дней после этого премьер-министр Британии Тереза Мэй направила в ЕС письмо, формально начинающее процесс медленного, но необратимого выхода Великобритании из ЕС.

Либеральный истеблишмент в Лондоне и на континенте в ужасе от того, что популизм рвёт Европу на части. Как Бурбоны, они ничему не научились и ничего не забыли. Ни разу они не сделали паузы для критической самооценки, а теперь изображают шок по поводу потери легитимности и роста настроений против истеблишмента, что угрожает статус-кво, а значит, и их власти.

Ещё в 2015 году я не раз предупреждал кредиторов Греции, а это самые сливки международного либерального истеблишмента (Международный валютный фонд, Европейская комиссия, Европейский центральный банк, немецкие и французские чиновники и так далее), что удушение в зародыше нашего нового правительства не отвечает их интересам. Я объяснял им, что, если наш демократический, проевропейский, прогрессивный бунт против вечного долгового рабства будет подавлен, тогда углубляющийся кризис породит ксенофобскую, антилиберальную, антиевропейскую волну не только в Греции, но и на всём континенте.

Будто беспечные гиганты, он не вняли предзнаменованиям. Краткий бунт Греции против непрекращающейся депрессии был безжалостно подавлен летом 2015 года. Это был государственный переворот самого современного типа: институты ЕС использовали банки, а не танки. В отличие от переворотов, которые подавили греческую демократию в 1967 году и Пражскую весну в Чехословакии годом позже, эти узурпаторы носили костюмы и потягивали минералку.

Согласно официальной версии тех событий, Евросоюзу пришлось вмешаться, чтобы вернуть сбившееся с пути население обратно на путь ответственной бюджетной политики и структурных реформ. В реальности же главная забота лидеров этого переворота заключалась в другом. Они хотели избежать честного признания в том, чем именно они занимались после 2010 года: откладывали общее банкротство на будущее, заставляя Грецию брать новые кредиты, финансируемые европейскими налогоплательщиками, на условиях дальнейшего сокращения государственных расходов, что вело лишь к ещё большему сокращению национального дохода Греции.

В 2015 году единственным способом продолжения подобной политики было сталкивание Греции в пучину ещё большей неплатёжеспособности. А для этого надо было сокрушить нашу Греческую весну.

Интересно, что документ о капитуляции, навязанный премьер-министру Греции и одобренный парламентом страны, был сформулирован так, будто бы его написали по просьбе греческих властей. Так и в 1968 году Кремль принудил руководство Чехословакии подписать письмо с просьбой к странам Варшавского договора вторгнутся в их страну. От жертвы потребовали сделал вид, будто она сама просит себя наказать. А Евросоюз лишь проявил доброту, ответив на этот запрос. Греция коллективно испытала на себе методы обращения с малоимущими британцами, подающих заявку на пособие в Центрах труда: они должны признать себя ответственными за собственное унизительное положение, декларируя наставительные моральные клише, например: «Единственные ограничения, которые стоят передо мной, – это те, которые я сам себе придумал».

Стремление к наказанию со стороны европейского истеблишмента сопровождалось потерей им каких-либо самоограничений. В начале 2015 года, будучи министром финансов Греции, я узнал, что зарплаты председателя, гендиректора и членов совета директоров в одном государственном учреждении (Греческий фонд финансовой стабильности, HFSF) были совершенно заоблачными. Ради экономии, а также для восстановления справедливости, я объявил о снижении этих зарплат примерно на 40%, что соответствовало среднему уровню снижения зарплат в Греции после начала кризиса в 2010 году.

Евросоюз, который обычно яростно добивался сокращения расходов моего министерства на зарплаты и пенсии, не вполне поддержал это решение. Еврокомиссия потребовала, чтобы я его пересмотрел. Неудивительно, ведь эти зарплаты доставались функционерам, которых отобрали бюрократы ЕС, то есть тем людям, которых они считали своими. После того как ЕС принудил наше правительство подчиниться (и после моей отставки) размер этих зарплат был повышен почти на 71%, причём зарплата гендиректора подскочила до 220 тысяч евро в год. А пенсионерам, получавшим 300 евро в месяц, в том же месяце снизили размер ежемесячных пособий почти на 100 евро.

Давным-давно главным свойством либерального проекта была готовность, согласно яркой формулировке Джона Кеннеди, «заплатить любую цену, вынести любую ношу, перенести любые трудности, поддержать любого друга и сразиться с любым врагом, чтобы обеспечить выживание и успех свободы». Даже такие неолибералы, как Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер, стремились завоевать сердца и умы с целью убедить рабочий класс в том, что снижение налогов и дерегулирование соответствует их интересам.

Увы, после экономического кризиса в Европе наш истеблишмент оказался поглощён не либерализмом и даже не неолиберализмом, а чем-то иным, причём никто не обратил на это внимания. У Европы сейчас крайне нелиберальный истеблишмент, который даже не пытается заручиться поддержкой населения.

Греция была лишь началом. Подавление Греческой весны в 2015 году привело к тому, что левая партия «Подемос» потеряла поддержку в Испании; нет сомнений, что многие из её потенциальных избирателей испугались судьбы, подобной нашей. Наблюдая за холодным равнодушием к принципам демократии в Греции, Испании и других странах, многие сторонники Лейбористской партии в Британии проголосовали за Брексит, а это, в свою очередь, увеличило поддержку Дональда Трампа, чей триумф в США поднял волну ксенофобского национализма в Европе и мире.

Теперь, когда так называемый либеральный истеблишмент столкнулся с натиском националистической нетерпимости (которую он сам же и породил своим антилиберализмом), он реагирует примерно как отцеубийца из басни, просящий у суда снисхождения на том основании, что стал сиротой. Пора сказать европейским элитам, что винить они могут лишь самих себя. А прогрессивным силам пора объединиться и вырвать европейскую демократию из рук истеблишмента, который сбился с пути и поставил под угрозу европейское единство.

Project Syndicate, 2017
www.project-syndicate.org