Vласть совместно с представительством фонда им. Ф. Эберта в Афганистане

Военная интервенция США и НАТО в Афганистане в ответ на теракты 11 сентября началась 7 октября 2001 года. Спустя 15 лет шеф-редактор Vласти Зарина Ахматова побывала в Кабуле. О том, как живет одна из самых сложных и мифологизированных стран региона – в проекте «Афганистан близко».

Мустафа. Ровесник войны

Зарина Ахматова, Кабул-Алматы, Vласть

Фото из личного архива Мустафы Хабиби

Мустафа Хабиби - афганец, пуштун. Пуштуны - самая многочисленная этническая группа в Афганистане, потом идут таджики (с уверенностью говорить о точных цифрах сложно - перепись населения в стране не проводилась с 1979 года). Следующая крупная по численности группа - хазарейцы (шииты монгольского происхождения) соперничает по численности с узбеками. В том числе и взаимоотношения между этими группами формируют современный афганский контекст.

Например, Талибан всегда преимущественно состоял из пуштунов, которые исторически населяют в основном горные провинции. Конечно, это не может не провоцировать взаимные упреки или бытовые дискуссии. Кто лучше, кто смелее, кто угнетеннее?

Совсем грубо это можно сравнить с тем, как в Казахстане проистекает негласное соревнование между родовыми сословиями - жузами.

Мустафа - ровесник почти 40-летней войны в Афганистане с начала советской интервенции (Мустафа - 1977 года рождения). Вот он - тот самый человек, который вырос и сформировался в условиях, когда вокруг стреляли. Жизнь там, где ее отрезки измеряются мерою войны, всегда немного искажается на приеме - трудно ее осознать.

Мустафа - единственный из всех, с кем я познакомилась в Афганистане, говорит по-русски. Мустафа - полковник. Мустафа питает благодарную любовь к выходцам из стран СНГ. Если навести фокус ближе - к Центральной Азии, если совсем точно - к Кыргызстану. У него на то свои причины. Личные.

Мустафа приходит ровно в назначенное время, высокий, облаченный в деловой костюм, учтивый и деловитый. Я уже знаю историю про то, что Мустафа помог, и не один раз, женщинам-парикмахерам, которые приехали на заработки из Кыргызстана.

Сначала с документами, потом с деньгами, потом с возможностью вернуться домой. Мустафа говорит, что сюда многие приезжали на заработки из Центральной Азии, особенно, когда в Афганистане стоял западный контингент. Работали на военных базах. В отелях. На кассе. Некоторые так и остались. Да, опасно, но платили - когда тысячу долларов в месяц, а когда и три.

Отец Мустафы - генерал, до сих пор работает в гарнизоне. Сам Мустафа успел поработать в полиции. Смеется, что в месте нашей встречи, на входе у него хотели забрать оружие: «Ну, вот представьте, сейчас нападение - я что, буду бегать искать свой пистолет, чтобы отстреливаться?» 

И рассказывает афганский лайфхак, который не раз спасал ему жизнь в начале «нулевых»: взять с собой два пистолета. 

Один забирают на досмотре, второй обычно уже не ищут.

В 2011-м сноровка и инструктаж Мустафы спасла жизнь тем самым девушкам из Кыргызстана. Тогда Талибан устроил громкий теракт в отеле InterContinental, погибло больше 20 человек. Отель находится на возвышении. Талибы, несмотря на все меры безопасности, просто спустились к отелю и атаковали его с черного входа. Бой длился несколько часов.

«Тогда там работало 6-7 девушек из Кыргызстана, - рассказывает Мустафа, - я с ними был знаком, помогал им, знал, что в подвале был запасной вход, а их салон был как раз в подвале. Месяца за два до теракта, я тогда работал в полиции еще, я их проинструктировал на всякий случай: если не дай бог что-то случится, вы не шумите, сразу выключите свет, затаитесь. Они еще отмахнулись - что может случится, охрана там, все такое. Про теракт я узнал из новостей, там была информация, что нападающие зашли через подвал. Я позвонил брату, потом отцу - отец у меня был заместителем начальника полиции Кабула и ему звоню - там граждане Кыргызстана, он сказал, что пока никто не знает, что и как там, потому что все террористы еще внутри. До утра я пытался дозвониться до девушек, но телефоны были отключены. Я подумал, что все - их убили. Затем мы разработали план - я по карте показал, как группа захвата могла зайти через подвал. Мы их отбили и вытащили… На военной машине отправили домой. Они так плакали потом, говорили, что советы помогли. Говорят: «Спасибо, Мустафа», я потом я им сказал: «Это хорошо, что хорошие деньги зарабатываете, но жизнь тоже дорога, давайте домой». Они вроде бы уехали, но вернулись через 2-3 месяца. Зарабатывать нужно. Я стараюсь помогать всем - были случаи, когда посредники обещали помочь с визой, брали паспорта, деньги и пропадали, бывало, сам билет покупал, чтобы им помочь».

Мустафа говорит, что бежав от войны в Афганистане, оказался в Кыргызстане в 2003 году, и знает, что такое быть в чужой стране совсем одному: «Когда-то я попал в Ош и у меня тоже не было там знакомых, там была одна женщина, уйгурка, ее сейчас уже не стало. Я снимал у нее комнату. Несмотря на то, что у нее были свои дети, она всегда мне говорила, что я ей как сын. Помогала, как мама. Увидела, что ситуация плохая, и даже деньги не брала за квартиру. У них был магазин, я сам много занимался бизнесом, знал, как надо его вести - подсказал, как купить, что купить. Потом у них бизнес пошел - купили машину. Я просто советовал, помогал, иногда сидел в магазине. Благодаря этой женщине у меня появилось там много знакомых, когда свадьба - на свадьбе же много народу - она всегда всем говорила: это мой сын. Нас - не очень много, - говорит Мустафа, - надо же помогать друг другу».

Я не совсем понимаю, кого «нас», но решаю думать, что отзывчивых людей, вне зависимости границ и этнической принадлежности. Однажды, рассказывает Мустафа, к его брату, который учится в Кыргызстане, приехала одна из девушек, которой он помогал: «Братишка мне звонит и говорит, помнишь Рену из Афганистана? Она все притащила - мясо, мед, сметану, картошку - полный холодильник, сказала: «Пока здесь, я вас буду кормить. Даже не звоните домой».

Мустафа родился в Баграме. Самая крупная авиабаза в 50 километрах от Кабула. Его отец учился в Украине. Военный. В школу Мустафа пошел уже в Кабуле: «Мы из Баграма, а многие многие друзья которые у меня есть - они даже не знают кто я, таджик или пуштун, потому что на дари я говорю лучше, чем на пушту, мне разницы нет - кто откуда. Не нравится мне это - я пуштун, ты таджик. Не люблю такое».


У Мустафы 9 братьев и 2 сестры. Когда началась война, его отправили в Таджикистан, там он и выучил русский, начав учебу в физкультурном техникуме, но война пришла и в  Таджикистан, и Мустафе пришлось уехать, на этот раз - в Кыргызстан. Когда Мустафе было 18, он еще жил в Баграме, талибы пришли к власти. И к ним в дом - за оружием.

«Мы жили в Афганистане, когда талибы захватили Кабул, сказали все: «Здесь будет исламское государство». Тогда мы решили вернуться в Баграм.  Там у меня там земля, три тысячи виноградных деревьев, а потом талибы захватили Баграм в 1995 году. Мне тогда мне было 18. Я не воевал, но во времена правления Наджибуллы, подростки подходили подготовку, и потом, в случае войны, их могли отправить воевать. Я в 13 лет попал на такие сборы, высокий был, они думали, мне 15. Но в боевых действиях я тогда не участвовал. Я как раз занимался стройкой в Баграме, приехали талибы на нескольких машинах, окружили дом, зашли».

Дома, помимо мамы и младших, был дядя:

«Они постучали в дверь, вышел мой дядя, талибы спросили, кто в доме главный, дядя сказал, что он. Мне стало его жаль, у меня единственный брат отца, такой не конфликтный, много лет пробыл в Таджикистане, его не бил никто особо. А я понимал, что могут бить. Я сказал, что хозяин - я (отец тогда был в Пакистане), а дядя - наш гость. Талибы сказали: «Ну, хорошо». У них главный был тогда командир Мулла Джума Хан. И знаете, многие говорили, что талибы - это пуштуны, а считается, что пуштун пуштуну помогает. Я не согласен, потому что они ко мне первому в Баграме пришли, самая горячая точка была там. Я - пуштун, с ним на пушту разговаривал. Не помогло, они стали спрашивать, где автомат, военная машина туда-сюда; я им говорю: «Вы что, думаете, что у меня тут военная база в огороде, что ли». Они повели меня в сад. Сверху, из окон, мама, дядя, братишки, все смотрят - мама плачет, дети плачут, они меня положили и стали бить. Двое держали, двое били. Начал с ноги, потом руки, спина…»

Спрашиваю, было ли страшно.

«В Афганистане есть поговорка: «В темноте боятся все». Просто некоторые это скрывают. 

Конечно, у меня тоже был этот страх, что все, конец. У нас росло дерево рядом с тем местом, куда они меня отвели в саду, так они заставили меня срезать палку. Которой меня били. Вся спина была черная. После этого спрашивают опять: «Есть автомат?» Я говорю - нет. А на самом деле у меня дома был пистолет. Почему? Здесь в Афганистане, это необходимо для защиты. Это был отцовский пистолет. Когда меня стали бить, дядя вынес пистолет, правда без «магазина». Сказал: «Вот оружие, не бейте его». Они забрали пистолет и сказали, что вернутся через два дня за автоматом. Они тогда всех били - и стариков и детей, жалости там не было, были старики, которые умирали от этих побоев, если у них не было этого автомата», - рассказывает Мустафа.

На следующий день по громкоговорителю всем мужчинам в Баграме сказали собраться в мечети, там же зачитали списки тех, кто должен сдать оружие в Талибан. Мустафа свою фамилию не услышал.

«А я-то уже две коровы продал, автомат купил, примерно 350 долларов тогда. А когда вышли оттуда - мне было обидно отдавать автомат именно тем людям, которые меня избивали. Они, когда оружие сдаешь, выдавали еще бумажку - там была печать, подпись и сообщение о том, что Талибан от такого-то такого-то принял такой-то автомат. С этой бумажкой можно было свободно уже дышать - если спрашивали, показываешь ее, и они говорят: «А ты отдал, ну, отлично». В общем, я дождался пока в мечети список зачитают. Дождался командира, он вышел - я ему говорю: вот моего имени в списке нет, он говорит, что действительно нет, я говорю - зато у меня автомат есть. Он посмотрел на меня с удивлением: «Впервые вижу, чтобы автомат кто-то добровольно приносил». Поехали к нам домой, он забрал автомат, дал мне бумажку. У него был такой маленький хороший автомат, он говорит: «На, возьми, я тебе машину дам, рацию дам, сколько денег надо дам, печать. Просто ты нам здесь всегда помогай, у тебя тут родственники, много знакомых». Я отказался, говорю: «Я вас очень прошу, у меня тут мама болеет, я тут один, ничего не смогу делать. Если что-то надо будет, то я всегда помогу». Я же боюсь, сказать вообще нет», - улыбается Мустафа.

На следующий день приехали те люди, которые избили Мустафу. За автоматом. 

«Главный их - злой как собака, даже «Салам-Алейкум» не сказал, - говорит Мустафа, - Мама для всех стол накрыла, горячие лепешки. Позвали чай пить, те говорят: «Автомат давай!» Я говорю: «Успокойтесь, давайте чай выпьем». Сели чай пить. Я говорю, так мол и так, забрали автомат. «Кто забрал?!» Показал бумагу, увидели подпись - тоже уважаемый человек… Злые, но ничего сделать не могут… Потом я долго болел. Первым делом, когда талибы ушли, сказал братьям: «Спилите дерево». Не мог его видеть. Хоть дерево тут и ни при чем».

После этого, Мустафа и бежал от войны: Пакистан - Таджикистан - Кыргызстан.

«В Таджикистане с домом контактов не было, там даже связи не было телефонной. Один из моих братьев уехал на заработки в Турцию, через Иран, там его убили. Маме сказали, что я тоже погиб. Фатиху читали. (Устраивали поминки - V) Когда я вернулся домой, мама увидела меня и сознание потеряла. А тело брата даже не смогли найти. Там 28 человек погибли в перестрелке с курдами. После этого я решил младших отправлять на учебу - двоих в Бишкек, один во Франции, один в Бельгии, один в Лондоне. Самому младшему из нас - 15; двое здесь в школе учатся. Хочу их в Россию отправить. Мой отец такой честный человек, до сих пор работает, нам никогда ничего не приносил, кроме своей зарплаты. Я тогда из полиции ушел, стал бизнесом заниматься, дом строил. Отец и сейчас начальник гарнизона - никогда взятки не брал, и слава богу, что не брал. Он может пешком без охраны пойти по городу - одна машина, один водитель - его сын, мой братишка и он - с одним автоматом. Бояться, говорит, некого».

Сейчас вся оставшаяся в Афганистане семья усилиями Мустафы живет вместе. У него самого - сын и три дочери. Дача в Баграме и бизнес. Например - wedding hall, очень популярные в Кабуле, свадебные залы. Порой - на несколько тысяч человек. С иллюминацией, банкетными холлами, проворными официантами. Говорят, бизнес - востребованный, оттого - доходный. Афганцы любят пышные свадьбы. Сам Мустафа шутит, что на его свадьбе было 600 человек - обиделась добрая половина Афганистана, которая не попала на праздник.

«Меня как женить хотели? Сидишь, никого не трогаешь, тебе звонит мама: «Поздравляю, сынок, мы тебе нашли невесту». А я еще тогда в Таджикистане был, не потерялся. «Мама, кто она? Что такое?» - «Дочка такого-то уважаемого человека». Я говорю: «Мама, извините, пока я ее не увижу хотя бы на фото, никакого сватовства не будет», никогда не делайте так больше. Мама говорит, что она здоровая, крепкая, все уже решили. Я же не корову покупаю. Надо же посмотреть, узнать, спросить… Она еще ругает меня: «Как ты с матерью разговариваешь!» У меня мама не училась, а отец образованный. В Афганистане так всегда было - приходят: «Вот у тебя дочка есть - отдай за моего сына». Ок. По рукам ударили, а она еще даже не знает, кто он, что он, откуда. Свою жену я сам нашел. Она училась, у нее среднее образование, я ей сказал, что не хочу, чтобы продолжала обучение, в Баграме была сложная обстановка. Но сейчас хорошо, что моя жена может помочь детям делать уроки».

Когда Мустафа еще не был женат, у него была возможность уехать заграницу, но отец не разделил этого желания:

«Он сказал: «Я тебя как дерево посадил, поливал, вырастил, а ты хочешь уехать, чтобы кто-то плоды пожинал». Конечно, я не смогу уехать, всю семью здесь оставить».

Я спрашиваю Мустафу, верит ли он, что в его стране может все поменяться.

«Тут ничего не было, ни зданий, ни домов, ни надежды, сейчас надежда есть, бизнес есть… Но проблема в том, что это не афганская война - это война американцев, россиян… А мы - как шахматная доска, кто-то сидит и играет. Если бы все закончилось, мне кажется, мы бы смогли научиться всему достаточно быстро».

За 40 лет войны, говорю я, люди, видевшие смерть и потери, обрели новую обыденность. Сколько времени нужно, чтобы привыкнуть к миру, потому что к миру тоже надо привыкать.

«Чуть ли не половина населения живет в других странах, раньше все жили тут и делали то, что им старики передавали, а теперь появился интернет, вообще другой мир. Афганцы понимают все, а те, кто думает, что наша жизнь только война - это бедняки. Не учились. Нет до сих пор телевизора. Раньше у нас в Кабуле был дома телевизор, а наши родственники в Баграме даже не знали, как он выглядит», - рассказывает Мустафа, - Представьте, я живу в Кунаре (провинция в Афганистане - V) или Горном Бадахшане, у меня ни денег, не перспектив и ко мне приходит человек с деньгами: «Мустафа, зачем тебе это все? Сколько ты получаешь в день? - 10 или 5 долларов. Давай я тебе дам в день в 10 раз больше - рассказывай другим, что это харам и то харам - они тебя слушают, расстреляй телевизор…» Это война чужаков, но руками афганцев. Спросите любого афганца - у нас соседи хорошие, но Пакистан и Иран никогда не хотели, чтобы у нас был мир, я за три года работы в кирзигском посольстве всегда шефа простил, чтобы он меня только в два места не отправлял - пакистанское и иранское посольство, я не хочу туда ездить».

Мустафа вспоминает, как начинал работать в полиции, один из его первых выездов - самоподрыв. Тогда еще смертники не стали обыденным явлением даже в Кабуле.

«Это был самый первый смертник в городе - он пронес 8 гранат на груди, нитками соединил их - протянул через предохранительную чеку каждой - три взорвались, остальные нет, мы приехали - там иностранцы ранения получили, а он сам… разорвало его на две части. Я дежурил в полиции в тот день, я пришел - смотрю, лежит. Собрал гранаты, которые не сработали. У нас в машине песок был - я взял ящик, туда положил, и взорвал… это был первый взрыв, потом начались смертники-смертники-смертники… А того хорошо помню, ему лет 30 было. Когда вы думаете, что вы один в темноте, вы начинаете привыкать к этой темноте. И сегодня уже не так страшно, как вчера. Например, взрыв - 20-30 человек. Оторванные руки, головы, а там толпа людей разгребает все это уже, хотя знает, что может еще раз рвануть. Недавно в Кабуле был взрыв возле министерства обороны, я как раз находился в Кыргызстане, на Играх Кочевников, полиция (это же их работа) выехала на место. А там много сотрудников. Все собрались, поехали… и случился второй взрыв, много людей погибло, там мои друзья были…».

Мустафа почти эмоционально говорит о войне. Я спрашиваю, почему открытый мир менее привлекателен для молодых, нежели какая-нибудь провинция Гильменд - оплот Талибана. Он сначала рассуждает, потом спорит, а потом рассказывает. «Из последнего».

«Я был в хадже, в Саудовской Аравии. Там были люди из Центральной Азии, и из вашего Казахстана было несколько. Казахи. Узнали, что я афганец, говорят: «Ну, как вы, братья, не можете американцев выбить?» Я говорю: «Ну, вот мы потихоньку, а у вас как?». У нас скоро тоже, говорят, все женщины будут хиджаб носить. Я ему говорю: «Слушай, мы так тоже говорили, а теперь сидим по лицу себя бьем, как будто от мух» Я учился в школе в Кабуле, мой отец работал в полиции. Мне говорили: «Ты - сын коммуниста, вы - кафиры («неверные» - V). А сейчас что? 

Все моджахеды сбрили бороды, повязали галстуки и пьют виски. 

Сейчас просят моего отца: «Помоги сына отправить в Москву на учебу?». Отец отвечает: «А помнишь, когда-то ты мне сказал, что я кафир, потому что учился в СССР, а теперь просишь твоего отправить». Где правда? Что, думаете, из-за ислама они воевали? Какой ислам?! Воевали тут - со всех деньги требовали. Когда взяли Кабул, начали делить между собой деньги, офисы, должности. Это же не джихад. Сколько людей убили… И я казахам говорю: «Вы так хотите?» - «Нет».- «Ты мусульманин»? - «Да». - «Иди свой намаз читай, тебе же никто не мешает. Ты в хадж пришел? Пришел. В чем проблема? Значит, тебя никто не трогает. А другие тебе зачем? Каждый имеет право жить так, как он хочет. У всех мозги есть, или, вы думаете, только у вас есть? Какое право кто-то кому-то имеет приказывать, какую жизнь жить?» Так мы поспорили, потом успокоились. Я ему сказал, что не надо такого делать, потом поздно разгребать будет».

И уже сам добавляет: «Афганистан - это не только наша война. Эта война давно уже расползлась от нас всюду. Эта война не имеет какой-то границы. И не всегда там стреляют. Просто эту войну ведут и у вас, и в Росии, и в любой другой стране. Нам просто не повезло, у нас все рядом - Пакистан, Иран, Таджикистан, Узбекистан… Америка хочет через Афганистан в Иран и Россию попасть. Россия хочет, чтобы тут не было Америки. Американцы проиграли во Вьетнаме, Россия выиграла, потом Россия проиграла в Афганистане, Америка выиграла. Они ждали этого момента. Теперь Россия смотрит - на, получай… Эта война не наша война. Но страдаем мы. За то, что когда-то ошиблись и повелись».

Мустафа хмурится. А потом меняет тему, рассказывает, как у него в ресторане обучали официантов - бегать с подносами на головах, чтобы те были проворнее, про то, что сын - первый в школе по успеваемости, про сады в Баграме. В общем, про жизнь. Потому что про смерть уже слишком много сказано. На его веку - точно.