Динмухамед Кунаев, руководивший Казахстаном в общей сложности 24 года, занимался не политикой, а обустройством страны. Грамотный менеджер, он не дорожил властью и распрощался с ней так же легко, как ее получил.
В конце минувшего февраля казахстанский горнорудный гигант «Казахмыс» объявил о восстановлении горных работ на медном руднике «Конырат» (Коунрад), законсервированном в 2008 году. При текущей конъюнктуре цен на медь, добыча на Коунраде и многих других открытых или разрабатываемых в советское время месторождениях становится рентабельной. Это означает, советская казахстанская сырьевая экономика не исчерпала себя в последние 20 лет, а напротив заходит на второй круг.
Символично, что Коунрад вернулся в строй именно в год столетия со дня рождения Кунаева, начавшего свою карьеру с Коунрадского рудоуправления одного из проектировщиков нынешней казахстанской промышленности, которая до сих пор является ядром отечественной экономики (несмотря на большой удельный вес торговли в ВВП, отчего может сложиться превратное впечатление об отечественной экономике, как о постиндустриальной).
В современном Казахстане Кунаев за дефицитом исследований и публикаций давно стал символом советского прошлого страны. Пресс-служба президента Казахстана приводит слова Нурсултана Назарбаева на торжественном собрании по случаю 100-летия Кунаева: «Отмечая 100-летний юбилей Динмухамеда Ахмедовича Кунаева, страна воздает должное целым поколениям казахстанцев 50-х, 60-х, 70-х годов. Их трудовые успехи, вклад в создание основ экономики стали фундаментом для последующего развития независимого Казахстана. Казахстанцы, построившие новую независимую страну, ценят заслуги предыдущих поколений и руководителей той поры». Такая роль Кунаева в истории была определена ему еще в начале 1990-х не без участия Назарбаева, в исторической науке и публицистике синекдоха «Кунаев - КазССР» эксплуатируется и сегодня. И вряд ли возможен пересмотр подходов в отношении данного персонажа, пока идеал общества – политик, искусно удерживающий власть, а не созидатель, властью не дорожащий.
По горняцкой линии
Динмухамед Кунаев родился 12 января 1912 года в Верном, в этом же городе получил среднее образование, после чего поступил в Московский институт цветных металлов и золота. В 1936 году молодой горный инженер был распределен на Прибалхашстрой. Талантливого специалиста заметили газеты и начальство, его направили в Восточный Казахстан на должность замглавного инженера комбината «Алтайполиметалл». В 1942 году 30-летнего Кунаева, дослужившегося до директора Риддерского рудника Лениногорского рудоуправления назначают зампредом Совнаркома (правительства) КазССР. Грамотного управленца за год до этого в Риддере заметил 1-й секретарь Центрального комитета Компартии Казахстана Николай Скворцов. В 1952 году Кунаев был назначен президентом Академии наук КазССР, сменив на этом месте попавшего в опалу Каныша Сатпаева.
Дедушка экономики
Кунаев занял кресло председателя Совета Министров КазССР в 1955 году. С этого времени и до середины 1980-х, он уже не отпускал руку с руля отечественной экономики. Именно при нем была создана схема размещения производственных мощностей казахстанской экономики, которую недавно разработанная в рамках ГПФИИР только дополняет. Экономика кунаевского Казахстана состояла из нескольких крупных промышленных районов: Карагандинско-Темиртауский (черная металлургия), Павлодаро-Экибастузский (топливно-промышленный комплекс), Джамбульско-Каратауский (металлургия ферросплавов и фосфоритов), Кустанайско-Лисаковский (горнорудная промышленность), Мангышлакский (нефтянка), Восточно-Казахстанский (горно-металлургическая, машиностроительная промышленность).
Схема работы Кунаева и в период его первого прихода на пост 1-го секретаря ЦК КПК (1960-1962 годы) и во второй, длительный период (1964-1986 годы) была следующей: он вносил предложения о развитии тех или иных индустриальных проектов в союзные министерства, совместно с ними планировал проекты и внедрял их. Так как крупные проекты реализовывались за счет союзного бюджета, предприятия впоследствии подчинялись напрямую Москве, и экономический эффект рассчитывался не исходя из интересов Казахстана, но всего СССР. Позже именно доминирование интересов союзной экономики над нуждами местных хозяйств республик стали называть в числе главных факторов, обрушивших Союз.
Тезис спорный, поскольку интересы формулировали местные элиты, сепаратизм которых обострился с ослаблением центральной власти. Кунаев, как свидетельствуют многие его коллеги, тоже мечтал о независимости Казахстана, но эти слова говорились только очень приближенным редко и шепотом. Во всеуслышание Кунаев выказывал лояльность Москве и всеми правдами и неправдами пытался выхлопотать повышение расходной статьи республиканского бюджета. Так, например, увеличивая количество областей (в 1967 году воссоздана Талды-Курганская область, в 1970 году образована Тургайская, в 1973 - Джезказганская и Мангышлакская области), Кунаев стремился увеличить финансирование этих регионов. Утверждение плана экономического развития республики на следующий год в Москве сопровождалось «умасливанием» руководителей Госплана СССР. Если в среднеазиатских советских республиках взяточничество можно было списать на восточные обычаи, то московская коррупция ничем не оправдывалась, но была в порядке вещей. Конечно, Кунаев подчинялся всесоюзным правилам игры. Но в масштабе Казахстана занимался тем же, чем на Коунраде и в Рудном – пытался максимизировать полезный эффект в интересах дела и своих подопечных.
Как грамотный менеджер высшего звена в большой корпорации, где решения принимались не им, но с его участием, он старался больше делать и поменьше высказывать свое мнение, чтобы не вызвать ненужный конфликт с центром. Однако совсем избежать трений с Москвой ему не удалось. Особенно это заметно в начале и в конце правления. О втором эпизоде еще будет упомянуто, а первый случай – это известный конфликт с Хрущевым относительно передачи ряда территории сопредельным республикам.
Суть событий такова: Хрущев, охваченный энтузиазмом переустройства, не только децентрализовал управление экономикой (были упразднены министерства и созданы совнархозы; в рамках краев были созданы 2 исполнительных органа, один ведал промышленностью, второй – сельским хозяйством), но и затеял передел союзных границ, передавая для рационального пользования территории одних союзных республик другим. Так РСФСР передала Крым УССР, а КазССР должна была передать Целинный край – РСФСР, хлопкосеющие районы юга страны УзССР, а нефтяной Мангышлак – Туркменской ССР. Естественно, Алма-Ата была против. Первым потерял свой пост предсовмина республики в 1960-1961 годах Жумабек Ташенев, выступивший против отделения Целинного края. Кунаев, кстати, поддержал указание Хрущева о переводе Ташенева зампредом в Чимкентский облисполком. В мемуарах он называет Ташенева «неуживчивым» и «чванливым».
Уже через год неуживчивость проявил и сам Кунаев, когда наотрез отказался отдавать три хлопкосеющих района Узбекистану. Хрущев вернул его в Совет министров КазССР, а 1-м секретарем ЦК КПК стал глава Южно-Казахстанского крайкома Исмаил Юсупов, который был не против передачи территорий. Кунаева отправили в Совмин, что тяжело назвать опалой. По-видимому, сыграло роль заступничество Леонида Брежнева, председателя президиума Верховного Совета СССР, пришедшего на эту должность с поста 1-го секретаря ЦК КПК, где он на всю жизнь подружился с Кунаевым, бывшим при нем главой Совмина. Как только Брежнев занял высший пост страны, Кунаев вернулся к руководству Казахстаном.
«У Кунаева в отличие от многих своих коллег по партийной работе, не только в Казахстане, но и в Союзе, среди членов Политбюро ЦК КПСС была своя особенность, он не был заражен психологией партийного функционера и идеологической ортодоксальностью, - вспоминал глава МИД КазССР в 1981-1989 годах Михаил Исиналиев. - Широко известным не только в Союзе, но и за его пределами, как крупнейший государственный и общественный деятель, Кунаев стал благодаря своим практическим делам по масштабному развитию экономики и культуры Казахстана в 60-80 годы, заметному улучшению жизненных условий основной массы трудящихся республики, и относительно здоровому морально-психологическому климату в многонациональном обществе».
Исиналиев называет этот период «ренессансом казахской культуры». По всей стране открывались новые театры, музыкальные коллективы, новые журналы, издательства, концертные залы, библиотеки, книжные магазины, выставочные залы художников, дома творчества. «Многотысячными тиражами издавались книги писателей, а литературные и общественно-политические журналы на казахском и русском языках в 70-е годы имели такие тиражи, что казахстанцам завидовали в других республиках. Многие наши артисты стали народными артистами СССР и лауреатами международных премий. В Алматы проходили международные встречи писателей, композиторов, кинематографистов. И все это делалось при активной поддержке Д.А. Кунаева», - заключает Михаил Исиналиев.
Мягкость – не лучшая политика
Высокий Кунаев (он был ростом 186 см) сутулился, любил держать руки за спиной, никогда не кричал, даже не разговаривал на повышенных тонах. При первой встрече он очаровывал всех собеседников от рабочих и колхозников до секретарей всех мастей приятной добродушной улыбкой, расположенностью к собеседнику, деликатностью. Кроме того, этот интеллигент и профессионал, верный идеалам коммунистического аскетизма, был скромен в быту и не скопил ничего кроме любви и уважения окружающих. Но не столько за тактичность любили Кунаева в Казахстане, сколько за то, что он старался не наказывать, даже если человек был достоин наказания. Напротив, многие в Кунаеве находили заступника и защитника.
«...Имеет место с его стороны недостаточная требовательность к подчиненным», - как нельзя более точно подчеркивалось в одной из характеристик Кунаева. Николай Морозов, при Кунаеве поработавший 1-м секретарем Семипалатинского и Целиноградского обкомов в мемуарах описывает несколько примеров того, как тяжело было «первому» отчитывать подчиненных. Помощник Кунаева Яков Белоусов ушел от жены, а та, не желая примириться с этим фактом устроила скандал во время театрального представления, на котором был вся партийная элита в том числе и чета Кунаевых. На следующее утро Димаш Ахмедович вызвал Белоусова и вместо того, чтоб устроить ему выволочку, сделать выговор с занесением в личное дела и отправить на работу в провинцию, мягко сказал, что им придется расстаться. От предложение стать замредактора «Казахстанской правды» Белоусов отказался и попросился в науку. Кунаев тут же вызвал секретаря по идеологии Саттара Имашева и поручил определить экс-помощника в Институт философии, что и было сделано: Белоусов получил должность старшего научного сотрудника, хотя не имел научной степени.
Отдельного рассказа заслуживает кунаевская защита книги Олжаса Сулейменова «Аз и Я» перед секретарем ЦК по идеологии Михаилом Сусловым. Кунаев, благоволивший Сулейменову, в мемуарах вспоминает, как убеждал Суслова прочитать «Аз и Я», а тот его не хотел слушать, а только предписывал разобраться с националистической книгой, автором и, как следует, наказать виновных. Тогда Кунаев позвонил Брежневу. «Читал, читал! – добродушно ответил Брежнев. – Никакого национализма там нет!»
Период 1969-1982 годов можно назвать самым спокойным в истории КазССР, но чем ближе к концу подходила эпоха Кунаева, тем активнее в республике складывались новые группировки элиты, предвидевшие скорый передел власти. На фоне борьбы этих группировок обострился трайбализм. «Что межжузовое соперничество никогда не прекращалось в Казахстане – это верно. Нередко оно принимало постыдные формы», - вспоминал позднее кунаевский период начальник «Главалмаатастрой» и председатель Алма-Атинского горисполкома Заманбек Нуркадилов. Он отмечает, что расцвет трайбализма произошел именно в хрущевско-брежневский период, когда и сложилась «традиция, по которой будто бы каждому жузу предначертана некая профессиональная и карьерная ориентация»: Старшему – власть, Среднему – творчество и наука, Младшему – правоохранительные органы.
Без обид и контрибуций
Выросший в стране, охваченной трудовым энтузиазмом, Кунаев привык много работать. Власть для него всегда означала огромный объем работы и высокую ответственность. Наверное, потому он и не держался за нее мертвой хваткой, не интриговал, не прибегал к «чисткам» своего аппарата, устраняя претендентов на свое место. В основе его долгого правления (а лучше сказать «управления») Казахстаном лежали дружеские отношения лично с Брежневым и товарищами по Политбюро. Когда в Москве произошло обновление элиты, Кунаев понял, что скоро дела придется сдать. Он сам выращивал своих потенциальных сменщиков: главу КГБ КазССР Закаша Камалиденова, и, конечно, предсовмина КазССР с 1984 года Нурсултана Назарбаева.
Единственное, чего он не мог ожидать – это антураж процедуры передачи власти. Подковерная борьба, шедшая полным ходом уже с начала 1980-х, в последние два года Кунаева у власти сопровождалась критикой в газетах. Больнее всего было то, что одним из главных критиков престарелого «первого» стал Назарбаев. Тот самый талантливый молодой человек, которого Кунаев заметил в Караганде, а потом не только продвигал по службе, но даже поселил в соседней квартире, в доме, где кроме 1-го секретаря ЦК КП КазССР жили предсовмина республики Байкен Ашимов, а в соседнем подъезде квартировал командующий Среднеазиатским военным округом.
Объектом критики Назарбаева, с первых дней руководства правительством, взявшегося за реформирование аппарата, стал младший брат Кунаева – Аскар. Последний в 1951 году окончил Московский институт стали и сплавов, успел поработать на темиртауской магнитке и с 1974 года руководил республиканской Академией наук. В феврале 1986 года на съезде ЦК КПК Назарбаев обвинил младшего брата «первого» в протекционизме и пьянстве. Понятно, что настоящим объектом критики был престарелый 1-й секретарь, засидевшийся в своем кресле, на которое метила выпестованная им же молодежь.
Непотизм, безусловно существовавший во всех союзных республиках, бытовал и в Казахстане. Надо заметить, что обвинение в протекции родственникам и знакомым обвинялись многие казахстанские советские партийные лидеры. Однако этот пункт был скорее предлогом к отставке, формулировкой, которую проще всего обосновать. В 1954 году был снят обвиненный в непотизме Жумабай Шаяхметов (кстати, тогда на пленуме ЦК КПК одним из критиков Шаяхметова был Кунаев, да и в мемуарах он язвительно отзывается о требовательном Шаяхметове), хотя действительной причиной к отставке последнего были противоречия с Никитой Хрущевым относительно темпов освоения целины.
Новый генсек Михаил Горбачев взял курс на обновление партийного руководства, и всячески демонстрировал Кунаеву то, что многолетнему лидеру КазССР пора на покой. Сначала Москва не отметила традиционным благодарственным письмом очередной убранный 1 млрд пудов казахстанского хлеба, а потом не пригласила Кунаева, члена Политбюро, на заседание для рассмотрения плана развития экономики на 1987 год.
Димаш Ахмедович все понял, написал заявление об уходе и передал его Горбачеву во время поездки в Москву в декабре 1986 года. Горбачев отставку Кунаева принял, пообещав прислать в республику надежного человека и предложив квартиру в Москве. Но тот отказался и поспешил в Кунцевскую больницу, где лежала его супруга Зухра Шариповна. Возвратившись в Алма-Ату, он стал свидетелем беспорядков, а потом, как пишет в мемуарах его охранник Амангельды Шабдарбаев, Кунаева таскали на допросы по делам о хищениях и присвоении имущества. Естественно, доказать ничего не удавалось: жена сохранила все квитанции об оплате.
«Оправданий себе не ищу, решения принимал правильные и неправильные: были ошибки и удачи. Но одно знаю точно: нельзя много времени быть «во главе». Теряется чутье к окружающим тебя лицам, свежих мыслей не понимаешь или не принимаешь, перестаешь быть критичным по отношению к себе. Делаешь неизбежные промахи, и более всего - в кадровой политике, - говорил в сентябре 1987 года в одном из интервью уже далекий от политики Кунаев. - Окружать себя надо не поклонниками, а умами, трансформирующими идеи».
По-видимому, зла на Назарбаева, в итоге всех властных перипетий возглавившего страну в 1989 году, Кунаев не держал. Потеря власти в принципе не была для него тождественна гибели. К тому же это событие совпало с тяжелой болезнью и смертью жены, которую бездетный Кунаев любил больше всего на свете. В мемуарах он посчитал, что жил с ней 50 лет, 6 месяцев и 2 дня. «После того, как я стал руководителем республики, мы не раз встречались. Зашел к нему, когда умерла его жена. Он сам захаживал по разным житейским вопросам и никогда не знал отказа, - вспоминал Назарбаев. - Не в пример отдельным «бывшим» Кунаев полностью отошел от политики, вел себя солидно, мудро, поддерживал проводимую сложную работу в республике, делился своим мнением об отдельных руководителях».
В последние годы овдовевший Кунаев писал мемуары, принимал гостей, иногда ездил охоту с Олжасом Сулейменовым. Он умер в своей квартире 22 августа 1993 года. В современном Казахстане его именем названы университет, улицы и проспекты в разных городах, но в учебниках истории до сих пор личность Кунаева не рассматривается вне официальной оценки эпохи. Он хорош тем, чем был хорош советский Казахстан, сложен его сложностями и болен его болезнями. Возможно, дело в том, что еще не все архивы открыты и дефицит объективной информации заставляет историков молчать. Дело может стопориться из-за того, что пара Кунаев-Советское – это подспудная антитеза паре Назарбаев-Независимое. И конец этой антитезе может положить лишь появление чего-то третьего.