Айжан Куандык, мать четверых детей:

— Старший сын Тальнур у нас на домашнем обучении, мы сами ходим в школу к учителям. Программа, по которой занимается мой сын, более ускоренная, то есть программу третьего класса мы уже прошли. Сейчас у нас повторение и более углубленное изучение материала. Дочь Эрику, которой семь лет, в школу мы пока не отдали. Она прошла вместе с Тальнуром программу третьего класса. Старшая дочь Жанна сейчас учится заграницей, а Арлану пока еще четыре года.

У Тальнура была родовая травма, долго лечились, но к семи годам он уже был готов к школе: читал и писал. Когда я отдала его в первый класс, там начались проблемы. Если старшей дочери учеба в школе шла на пользу, то сыну нужен был индивидуальный подход. Когда он приходил со школы, то ни тени от пройденного материала не оставалось, поэтому приходилось повторять, заново проходить темы, делать классную и домашнюю работу. Обучение у нас затягивалось на 9-10 часов в сутки. Для ребенка это было много, он получил колоссальную нагрузку и стресс. Когда я спрашивала: «Почему ты не знаешь, как ты ничего не сделал?», он отвечал: «Мам, там все шумят, кто-то толкается». Когда он пытался сосредоточиться, у него начинала болеть голова, иногда кровь из носа шла, он был бледным, утомленным. Нам еще не повезло с педагогом, она не преподавала 15 лет, программу вообще не знала. Когда мы звонили ей с вопросом о задании из учебника, сами знаете, что у нас в книгах любят креативить, то она отвечала: «Делайте как считаете нужным».

После этого мы перевели ребенка в другую школу, там педагог был очень сильный, она сама нам посоветовала перевестись на домашнее обучение, мотивируя это тем, что с ребенком лучше работать индивидуально. Сначала нам не давали заниматься дома.  Почти весь прошлый год я билась за эту возможность. Были проблемы с инспекторами. Нам нужно было пройти много комиссий и обследований, чтобы получить справку, а это ведь занимает время, которое мы пропускали в школе. У нас все закончилось очень неприятно – сыну стало плохо и только тогда нам дали справку. Уже полтора года он на домашнем обучении.

Программа домашнего обучения включает в себя все тоже, что и обычная школьная программа от министерства образования, но она более ориентирована на индивидуальный подход к Тальнуру: 

 — Я изучила много материала, искала различные техники. В классе много учеников, как всем объяснишь? Поэтому они растягивали время на темы. Нас устраивает обучение дома, ребенок занимается не более 4 часов в день и у него большие перемены. Мы часто повторяем пройденное: во время ужина, на прогулках.

Наша программа немного отличается от школьной. Мы берем те же темы, но иначе их преподносим: через видео, плакаты, карточки. Придумываем интересные задания. Мы брали за основу много техник, например, метод Лейтнера для изучения языков. Его мы адаптировали для изучения таблицы умножения.

У сына есть возможность гулять с ребятами со двора, общаться, ходить на дополнительные занятия. Например, он интересуется бумажным моделированием и спортом. У него появилась возможность заниматься чем-то еще кроме учебы. У нас в семье много детей и недостатка в общении у него точно нет. Дети работают в команде.

Мы не отказываемся от школ или от традиционной системы образования. Просто у родителя и ребенка должна быть возможность выбора, — заключает Айжан.

Зауре Джундубаева десять лет назад вместе с мужем начала поиски школы для своей дочери.

— В итоге мы пришли к тому, что не хотим обучать ребенка в общеобразовательной школе. Нам нужно было нечто другое - альтернативное образование. Около пяти лет мы обучали детей в домашней школе с элементами вальдорфской педагогики. Было несколько семей, которые организовали эту школу, мы арендовали помещение, пригласили педагогов, выписали программу обучения из Финляндии. В школе все было гармонично, без напряжения, дети получали всю надлежащую информацию, получали ее с разных сторон, где-то в игровом формате, где-то углубленно изучали материал. Математика, русский язык, чтение – это само собой, эти предметы были взяты за основу. Мы изучали геометрию буквально с первого класса. У нас был урок флейты, эвритмии, уделялось много времени рукоделию, работе с шерстью, глиной, деревом.

Учебно-методические пособия были из разных стран мира, но они в основном написаны для вальдорфской школы обучения. Это был опыт наших московских и санкт-петербургских коллег. Педагоги и родители проходили четыре раза в год тренинги и семинары в Кыргызстане, которые вели профессора из Германии, России и Латвии.

Найти педагогов для этой школы было сложно. Педагоги – это не просто люди с дипломом, они должны всей душой болеть и переживать за свое дело.

На вопрос о том, что их не устраивало в традиционной общеобразовательной школе, Зауре отвечает:

— Во-первых, что нас не устраивало – это оценочная система.  Первые тревожные звоночки появились еще в подготовительной школе. Ребенку ставили уже не звездочки или солнышки, а стали оценивать по балльной системе, и у дочери начались переживания. Во-вторых, мы не хотели конвейерного образования, какое получили мы сами или наши племянники. Мы хотели, чтобы это было что-то другое, расширенное с акцентом на творческое, интеллектуальное и духовное развитие. Поскольку я сама педагог – преподаватель русского языка и литературы, то я знаю, что в школе это все делается очень фрагментально.

После пяти лет функционирования альтернативной школы, ее пришлось закрыть:

— Мы не смогли больше учиться экстерном, то есть школы экстернат направления были закрыты и экстерн разрешался только детям-спортсменам, либо детям с физическими ограничениями. Во-вторых,  дочь решила перейти в общеобразовательную школу, потому что ей была необходима социализация, она очень хотела общаться с другими сверстниками, другими взрослыми. Она была готова принять новую форму обучения, потому что была заложена хорошая фундаментальная база. 

Сейчас она оканчивает девятый класс в частной школе, куда двигаться дальше, мы пока не решили. Сначала она училась в общеобразовательной государственной школе, а спустя год мы перевели ее в частную школу. В частной школе нагрузки меньше, и классы у них маленькие. Материал она очень быстро усваивает, все домашние задания они делают в школе. Мы водим ее на скорочтение, скалолазание, уроки гитары.

Средний сын живет по такому же расписанию, учится в той же частной школе, туда он попал в 8 лет. Когда мы занимались по альтернативной программе, то он успел пройти 4 класса. Учится на отлично.

Мы поддерживаем внесение в законодательство поправок, чтобы у людей был выбор – обучать ребенка в школе или дома. Мы же не говорим о том, чтобы совсем отменить традиционную школу, просто у людей должен быть выбор. 

Меня в традиционной школе больше волнует не качество образования, потому что это вещь зыбкая, к тому же достаточно много доступной информации. Я больше переживаю за саму методику преподавания.

Преимущество альтернативной школы в том, что ты можешь развивать своего ребенка в силу его особенностей и потенциала. Такое образование не имеет четких рамок, в которые загоняют в традиционной школе: писать в каждой клетку, столько клеток отступать. Может неосознанно, но вырастая, этот взрослый человек не понимает в чем его комплексы. А все складывается из таких мелочей. У ребенка есть выбор, мы ему не навязываем определенное расписание, мы составляем его вместе, когда удобно. Для ребенка важно, что его мнение слышат. 

Достоинства и недостатки альтернативного образования мы попросили прокомментировать Ирину Новак – директора центра «Кислород», мать двоих сыновей и психолога, тщательно изучившего казахстанское образование:

— Лонгитюдные исследования (долговременные – прим. редакции), которые проводились в Германии на протяжении 50 лет, указывали на то, что люди, окончившие школу вальдорфской направленности, были более адаптированы в социуме, имели более высокий уровень стрессоустойчивости и в кризисный период никогда не оставались без работы. Более того, среди них было наименьшее количество разводов. Выпускники таких школ и классов показывали некую эмоциональную зрелость, а это очень важный фактор. Именно вальдорфское образование позволяет человеку быть психологически мобильным, быть граждански активным, нести ответственность, перестраиваться, иметь какие-то ценности. Вальдорфская педагогика позволяет человеку соединиться с самим собой настоящим. В первую очередь она раскрывает ресурс ребенка. У нас ресурс ребенка не раскрывается, мир заталкивается в ребенка, и потом ребенок с набором шариков и роликов под названием математика, история, казахский язык, должен как-то жить, а ресурс остается нераскрытым.

Что такое педагогика? Это воспитание и образование, это неразделимые вещи вальдорфцев. Педагогический аспект – это личность, образование – это адаптация личности в социуме, когда личность формирует свой образ. Человек должен выйти из школы с каким-то образом. А у нас с каким образом человек выходит из школы? «Я никто, я не знаю чего я хочу, я ничего не понимаю об этом мире, но при этом я умею складывать и вычитать». По стандартам, которые заложены в структуру нашего образования,  вальдорфская педагогика проигрывает, у нее по знаниям стандарты ниже. Но вальдорфсцы считают, что построение личности первично, что именно развитая личность возьмет от жизни все, что она считает нужным. Соответственно, и даст этому миру все, что она может дать.

Мой первый ребенок был для меня большим экспериментом и я, так же как и все упиралась, думала, что ему нужно дать все самое лучшее. Первые три года старший сын учился в обычной общеобразовательной школе, а потом уже в частной школе. За частные школы мы тогда тоже бились как за некую альтернативу образования. Пусть частные школы и работали по стандартам, но там все-таки был психолог, наполненность в классах была меньше, были такие «вкусности», как хороший английский, индивидуальный подход к ребенку, катание на лошадях, плавание.  Без этого в принципе можно жить, но при современных нагрузках это приятно и полезно. При этом я не могу сказать, что его знания помогают ему жить, психологически мой старший сын устроен так, что он не выбирает знания. С младшим сыном у меня уже не было иллюзий насчет того, что мне кто-то что-то даст или ставка на что-то осчастливит моего ребенка.  С ним я была в полной уверенности, что самая простая наша казахстанская школа, даже не гимназия, должна дать ему знания. Почему? Потому что мир, в который выйдет мой ребенок, он очень простой, он без изысков, без наворотов. Более того, в простой школе ребенок получает самые простые знания про себя. Могу я учиться или нет? Да, меня там не любят. Да, таких как я там 30 человек, но или я научусь любить это, либо в этой жизни это меня погасит. Младший сын окончил обычную школу и выбрал знания. Мои представления о жизни тоже очень сильно изменились. Моим детям повезло в том, что я с ними много занималась. Мой старший сын по-прежнему в поиске, ему трудно приспособиться к казахстанским реалиям. Мой младший сын учится на втором курсе в Москве. Он один из немногих, кого пригласили продолжить обучение в Москве, он перевелся из казахстанского вуза, является участником проекта «Капитаны Казахстана».

Как психолог, я хочу сказать, что почти все навыки, знания и умения, которые есть у психологов, находятся на грани с вальдорфской педагогикой. Когда ребенок заходит в класс, с ним здороваются за руку и по пожатию руки обученный педагог быстро понимает в каком состоянии пришел ребенок. Если ребенок пришел в тонусе ниже среднего, его сажают на солнечное пятно в классе, то есть он должен получить заряд энергии. Горячий и активный ребенок должен сидеть где-то в теньке, без энергетического нагрева.

Все, чему меня научили коллеги в Германии, я принесла домой, потому что на тот момент мы не смогли создать ту стартовую площадку по вальдорфской педагогике. Честно скажу, что отчасти я этому рада. Стандарты образования едины.  Когда министерство говорит, что дети должны разбираться в том и в этом, то я уважаю это решение. Создание кружков на основе вальдорфской педагогики более грамотно по отношению к ребенку, который будет жить в этой стране. Это более грамотно по отношению к родителям. Если детей начнут обучать по вальдорфской школе, а родители будут не готовы продолжать эту эстафету, то есть если ребенка будут в школе уважать, а дома прессовать, мы просто изуродуем его психику.

Личностная харизма ребенка, которая закладывается, как стержень, прорастет в том случае, если среда будет правильной и на улице, и в школе, и дома. Вы не можете отрицать того, что наше воспитание отличается от европейского. Европейские нравы может быть не про нас и не для нас, но все, что касается социальной или психологической зрелости, действительно закладывается в Европе. С этой точки вальдорфская школа педагогики очень привлекательна, но создавать школу я бы не стала. Сначала придется воспитывать родителей. Гораздо проще привносить настоящую психологическую культуру в наши школы, с элементами вальдорфской педагогики. Педагогика – это целостная система понимания себя как живой части мира. Я хорошо помню, как когда в очередной раз приехали вальдорфские педагоги, нам всем раздали по кусочку пластилина и предложили слепить слона. Наши педагоги разделили кусочек пластилина на части: два уха, хобот, голова, хвостик и 4 ноги, а потом из этих частей слепили слона. Каково же было наше удивление, что в мироощущении людей, которые закончили вальдорфскую школу, мы – варвары, мы разорвали мир на части, а потом создали его вновь, сделав из него слона. Вальдорфовцы из целостного шарика пластилина вытягивали, вылепливали слона. У меня был шок, потому что это -миропонимание, это базовая ценность. Когда наш ребенок идет с прутиком и рубит одуванчики, он не понимает, что он губит мир.

Мы попросили Ирину дать совет родителям, которые сейчас стоят перед выбором школ:

— Я бы для большинства родителей посоветовала гимназии. В них сохранилась традиция обучать. Там еще остались люди с человеческими сердцами и зовут их педагогами. Именно гимназии дают нам наибольшее количество медалистов, там сохраняется ценность «ученик – человек».