Главное, что нужно понимать: о проекте АЭС известно крайне мало. Всё, что мы обсуждаем — это что станцию могут построить на берегу Балхаша. Какого поколения она будет, станет известно в 2023 году, стоимость варьируется в пределах от $6 до 12 миллиардов. На строительство может уйти 10-15 лет.
С кем строить?
Разговоры об атомной энергетике начались еще в 90-х годах, и тогда даже не обсуждался вопрос о том, кто будет строить АЭС в Казахстане: априори считалось, что это будет Российская Федерация, но сейчас всё изменилось.
«Все понимали, что возводить АЭС будет Россия, — вспоминает Даурен Абен, эксперт в области ядерной безопасности. — Не только в силу того, что это наш сосед и ближайший союзник, но и поскольку Казахстан входил в систему военно-промышленного комплекса СССР, эти сохранившиеся связи между промышленными предприятиями, атомно-энергетическим комплексом и т.д. были важны. Но вопросы появились после 2014 года, когда произошла аннексия Крыма, а после февраля этого года они встали еще с большей остротой. Скажем так, выбор в пользу России неочевиден. Во-первых, в силу того, что вызывает вопросы надежность России как партнера. Мы видим, как ведет себя Россия на территории Украины в том, что касается тех же атомных энергетических объектов, в феврале-марте это был Чернобыль, и тогда уже началась эта эпопея с Запорожской АЭС, и это все вызвало закономерные вопросы. Для меня атаки на гражданскую ядерную инфраструктуру стали большим потрясением, поскольку Россия — ведущий член МАГАТЭ, отвечает за существенную долю атомной энергетической промышленности, участвовала в разработке норм ядерной безопасности и тут такое, мягко говоря, безответственное поведение. Во-вторых, надо учитывать санкционные реалии. В отношении «Росатома» никто прямых санкций не вводил, но поскольку на Россию как на страну наложены масштабные санкции, это не может не сказаться на деятельности этой корпорации. Понятно, что в строительстве АЭС будут использоваться не только российские технологии, там много и сопутствующего оборудования, промышленного, электронного и т.д., поэтому, когда нарушаются цепочки поставок, когда накладываются ограничения, появляются сомнения в том, сможет ли «Росатом» технически, технологически и экономически обеспечить строительство АЭС. До войны у России на руках были все козыри: она всегда предлагает строить под ключ, дает займы и забирает отработанное ядерное топливо. Кроме того, Россия — участник Венской конвенции гражданской ответственности за ядерный ущерб. Тогда как, к примеру, Китай и Франция — нет. Но если будет выбрана Россия, то я плюсов не вижу, кроме усиления нашей и без того большой зависимости», — отмечает эксперт.
В конце июня сообщалось, что Казахстан исключил из списка потенциальных поставщиков США (NuScale Power) и Японию (американо-японская компания GE-Hitachi) из-за того, что предложенные ими реакторы еще не были опробованы в мировой практике. Всего же Казахстан рассматривал технологии шести поставщиков: российской (Росатом), французской (EDF), корейской (KHNP) и китайской (CNNC) компаний.
Пока ничего неизвестно о критериях, по которым идет отбор страны и компании, которая будет предлагать технологии и строительство.
«Казахстан, наверное, выбирает идеальное сочетание стоимости и качества. В идеале хотелось бы установить малые модульные реакторы, но коммерческих предложений еще нет, есть только опытные разработки. Я не энергетик, но судя по тому, что говорят энергетики, нашей энергосистеме лучше бы соответствовали эти малые реакторы, которые бы позволяли обеспечивать стабильную работу. Не было бы необходимости резервировать большое количество энергии и т.д. Поскольку таких реакторов пока в природе нет, то выбор делается в пользу реакторов мощностью от 1000 до 1200 мегаватт. Прежде всего, будут обращать внимание на стоимость, какой тариф предлагается, в привязке к природным условиям, будет ли это оказывать большое влияние на экологию Балхаша, какие будут условия по финансированию. Скажем, Россия всегда предлагает кредит. Где-то идет речь о совместном финансировании. Выбор подрядчика зависит от того, какие условия предпочтет наше правительство», — рассуждает Абен.
Карагандинский эколог Дмитрий Калмыков по образованию военный специалист по борьбе с радиационными, химическими, бактериологическими угрозами, участвовал в устранении последствий аварии в Чернобыле и выступает против строительства АЭС: «Действительно, в экологическом смысле атомная энергетика лучше угольной, нефтяной и газовой. Она относительно чистая. Но беда в том, что даже самые развитые страны не справляются с технологической сложностью и у них случаются страшные аварии. Когда авария случилась, перечеркивается вся эта многолетняя «чистота» атомной энергетики. Я встречал оценки, что экономический ущерб от Чернобыльской аварии превысил все экономические выгоды от всей атомной энергетики Советского Союза за всю его историю. Была хорошая, чистая, полезная атомная энергетика, а потом одного Чернобыля хватило, чтобы все это перечеркнуть. Поэтому непонятно, чище она или нет. Теоретически чище, да, а практически — не очень. Единственное, о чем можно говорить, если бы я выбирал поставщика, то я бы выбрал такого, который культурно и уважительно относится к ядерной технологии и к соседям, который не обстреливает и не захватывает ядерные станции. Это как ремонт в квартире делать: вы же не наймете бригаду ремонтников, которая напала на соседей и у них там что-то сломала, взорвала».
30 июня Касым-Жомарт Токаев предложил детально изучить опыт Турции по строительству АЭС «Аккую». Там планируется запустить четыре энергоблока, ввод в эксплуатацию первого ожидается в следующем году. «Аккую» строит Россия и она же является владельцем станции: Турция будет выкупать электроэнергию по фиксированной цене. 9 августа заместитель председателя правления национальной палаты предпринимателей «Атамекен» Тимур Жаркенов сообщил, что он побывал на строительстве турецкой АЭС и считает, что «опыт Турции необходимо учитывать, независимо от застройщика, однако Казахстан не должен полностью копировать этот проект». Одна из причин такого заявления связана с тем, что Казахстану необходимо дать работу местным кадрам и развивать собственных специалистов. В Турции же весь инженерный состав и руководители проекта из России.
Даурен Абен считает, что если государство выберет такой «вахтовый» метод, то будет потерян один из аргументов в пользу строительства АЭС: «Чиновники обещают, что у нас АЭС будет создавать рабочие места, причем и в смежных отраслях тоже. А если мы говорим, что будут вахтовики-иностранцы, то привлекательность проекта снижается. На первых порах вахтовиков можно использовать, если будущий строитель пообещает, что займется подготовкой местных кадров и будет постепенно заменять иностранных сотрудников нашими».
В целом же Абен не против строительства АЭС, если будет доказана её экономическая целесообразность:
«В принципе, в той же Франции 70% выработки электроэнергии идет от АЭС, а у нас 70% — от угля. И там все безаварийно работает и люди видят реальную выгоду. Технология не стоит на месте, разрабатываются 3+, четвертое поколения АЭС и т.д. В будущем появятся возможности безотходного производства. Я думаю, для того, чтобы не отстать, наверное, нам стоит развивать атомные технологии и в принципе строительство АЭС могло бы дать необходимый толчок. Тот же Иран, казалось бы, традиционалистская страна, но, тем не менее, они развивают ядерную энергетику, хотя понятно, что там имеются сомнения в том, не хотят ли они создать ядерное оружие. Но, тем не менее, для них это вопрос престижа и технологической продвинутости. С этой точки зрения Казахстану не стоит замыкаться и говорить, что нам этого не надо. Чем просто поставлять уран, для развития страны нужно и развитие атомной энергетики. Даже если этот проект не получится, то, наверное, где-то в пределах 10-15 лет появятся малые модульные реакторы, почему бы с них не начать. Не говорить «нет» этой технологии. Я колеблюсь в основном из-за геополитических соображений, из-за коррупционных рисков, а так в принципе я не могу сказать, что категорически против».
Где строить и какие риски есть
Рассматривалось три места для строительства АЭС: города Актау, Курчатов и поселок Улкен на берегу озера Балхаш.
Вопреки своему названию выбранный поселок Улкен совсем небольшой: в нем проживают около полутора тысяч человек. Он возник из-за планов построить здесь Южно-Казахстанскую ГРЭС, им помешал развал СССР. В 2012 году пытались совместно с корейской компанией возвести здесь тэплоэнергостанцию, но и она превратилась в долгострой. Так что в истории Улкена есть уже два больших нереализованных энергетических проекта.
Эколог Дмитрий Калмыков видит главный минус выбранного места в том, что в случае аварии озеро Балхаш будет потеряно: «Это бессточный водоем, из него ничего не вытекает, то есть он не промывается, поэтому если там случится ядерная авария, то все возможные выбросы будут сконцентрированы в озере. До сих пор все ядерные аварии случались на станциях, установленных на проточных водоёмах, либо Днепр, Припять, как в Чернобыле, либо Фукусима - на берегу океана, американская авария была на речке, в Великобритании — на побережье, короче, там все смывает и уносит. Это, конечно, плохо, потому что уносится неизвестно куда, но в районе аварии происходит какое-то очищение, разбавление.
Все остальное — экономические, технические параметры оценить невозможно, потому что неизвестно что и как они там планируют. Из очевидных плюсов — там маленькая плотность населения, если там вдруг случится Чернобыль, то людей пострадает гораздо меньше, чем если они поставят АЭС где-нибудь на Иртыше».
Даурен Абен при обсуждении потенциальной аварии говорит, что все известные катастрофы происходили на реакторах второго поколения. И если говорить о реакторах третьего поколения и поколения три плюс, то в принципе там вероятность аварии очень низкая.
Одна из проблем АЭС – подготовка высококвалифицированных кадров. Часто пишут о том, что в Казахстане все же есть специалисты, работающие на атомных реакторах, но Калмыков поясняет, что имеющиеся в стране атомные реакторы небольшие и используются для научных целей: «Это реакторы для научных исследований, они очень малой мощности, на них работают 10-15 человек, и там даже нет теоретических вариантов получить Чернобыль или Фукусиму. На атомной станции же несколько тысяч человек персонала, и невозможно сделать так: сегодня принимаем студентов на учебу, а через пять лет получаем персонал станций. Никто же выпускников не сажает за пульт. Это нужно иметь людей с опытом, которые уже лет 10 работают на атомных станциях. Если Казахстан будет ее строить, то персонал там очень долго будет иностранный. А наши будут максимум электриками, водителями, штукатурами, на обслуживании. Узбекистан три года как открыл специальности в вузах, техникум даже специальный, начали готовить. Не говоря о том, хорошо это или плохо, у них видно, что они на пути к началу. У нас же пока ничего».
Кайрат Кутербеков, профессор, физик-ядерщик считает, что Казахстану не следует торопиться со строительством АЭС и что важно не то, какую технологию выбрать, а именно подготовка специалистов: «Очень многое зависит от человеческого фактора. Все эти ядерные катастрофы зависят от него. Цепную ядерную реакцию нельзя остановить. Надо всегда помнить, что эти катастрофы не бывают маленькими. Например, в Шахтинске угольные котлы взрывались, ну ничего страшного, это для Шахтинска только проблема. А вот на атомной станции эти катастрофы не бывают местными, они могут захватить несколько стран. Важно кадровое обеспечение этих станций. У Казахстана оно нулевое. Сейчас пытаются после высказываний президента создавать филиалы каких-то институтов России здесь, но что это такое? Вот смотрите: МИФИ (Московский инженерно-физический институт) открыло филиалы в КазГУ (КазНУ им. аль-Фараби), им там ядерную физику читают, еще что-то, а для эксплуатации атомных реакторов, станций, нужны специалисты, которые работают на атомных реакторах. В Казахстане атомных реакторов нет, есть реакторы исследовательского характера, старые-престарые. Нельзя говорить о том, что у нас есть специалисты. Я читал даже о том, что большие российские чиновники говорят о том, что они могут казахстанские атомные станции вахтовым методом обслуживать. Но я считаю, что атомные станции — это не нефтяные объекты, которые можно обслуживать вахтовым методом. Это совершенно безумная идея».
Вызывает у профессора опасения и нестабильная политическая ситуация: «Война в Украине, январские события, которые произошли у нас в Казахстане, всё это говорит о том, что с этим делом не надо торопиться. Вот в январе нападали на здание КНБ, МВД, аэропорт, а если нападут на атомную станцию и что-нибудь взорвут?»
Кутербеков много лет проработал в Институте ядерной физики, прошел путь от инженера до заместителя директора по науке и с опаской относится к этой технологии: «У нас исполнялась в свое время программа развития атомной энергетики в Казахстане, она до сих пор существует. Вот там один известный ученый, профессор, я не буду называть фамилию, занимался критериями безопасности атомной энергетики или атомных реакторов в мире. И он собрал 17 критериев, и как-то я у него спросил: скажите, у нас в СССР насколько эти критерии выполняются? Он ответил, что [выполняется] менее 10. А сейчас говорят, что вот четвертого поколения реакторы построят, пятого. Хоть десятого поколения постройте, но есть принципиальные вещи, которые пока невозможно обойти: цепную реакцию невозможно остановить. Технологии, применяемые в атомной энергетике, не такие прогрессивные, они применялись еще в 50-х годах и работают со времен великого Курчатова. Общий принцип технологии один и тот же, только больше контрольной аппаратуры, которая может вовремя что-то прекратить на начальных стадиях. С этой точки зрения мне больше нравятся японские технологии, какие-то французские, но не российские».
Коррупция страшнее радиоактивности
Каждая большая стройка в Казахстане сопровождается коррупционными скандалами: строительство метро в Алматы, ЭКСПО и ЛРТ в столице, во время и после больших строек обязательно кто-то сидит в тюрьме или отправляется в бега.
«Мы трамвайную линию (имеет в виду ЛРТ – В.) не можем построить, там все украли. А здесь будет проект, который обойдется в 20-30 раз дороже. Коррупция страшнее радиоактивности, потому что радиоактивность понятно как победить, предотвратить, что с ней делать. А с коррупцией пока не очень. Поэтому это разговоры совершенно на пустом месте», — считает Дмитрий Калмыков.
Даурен Абен отмечает, что АЭС — дорогой проект. Оценки стоимости варьируются от $7 до 12 млрд., но стоит учитывать, что в процессе все может дорожать, поэтому лучше ориентироваться на верхнюю планку. Кроме того, тут важно понять, откуда будут деньги: «Это будет кредит или частичное финансирование подрядчиком плюс наши деньги из Нацфонда, которых и сейчас мало? Если это превратится в долгострой, то может получиться как с ЛРТ. Сейчас ЛРТ — это ноша, которую тяжело нести, но и бросить жалко. Планируют достраивать, хотя его экономическая целесообразность не доказана. Я боюсь, что к тому же итогу мы можем прийти и с АЭС: потратим много денег, а потом опять же с подрядчиком что-то случится. Коррупционный риск всегда есть. Что греха таить, у нас всё тот же старый чиновничий аппарат и квазигосударственный сектор, который будет задействован в строительстве, и всегда есть риск, что эти люди будут пытаться что-то поиметь от таких проектов. Я надеюсь, что наши власти извлекли уроки из проекта ЛРТ, от тех же взрывов на складах боеприпасов. Речь не только о коррупции, но и о неэффективном госуправлении. Менеджмент на всех уровнях у нас слабый, даже сейчас мы не уверены в том, как проходит переговорный процесс с потенциальными поставщиками. Нет прозрачности, поэтому сомнения, конечно, закрадываются».
Безразличие, радиофобия и референдум
В июне 2019 года Касым-Жомарт Токаев говорил о возможности провести референдум на тему строительства АЭС: «Если понадобится, то обязательно будем этот вопрос обсуждать с народом». В 2022 об этом он уже не говорит.
Даурен Абен считает референдум на тему строительства АЭС популистской идеей: «Это такой вопрос, который нужно решать с учетом мнения общественности, но это не тот вопрос, который стоит выносить на референдум. Мне кажется, что если он будет проходить честно, то в силу разных причин население выскажется против. Мы этого не можем, конечно, точно знать, но судя по опросам общественного мнения, процентов 50-60 у нас стабильно выступают против строительства АЭС. Мнение общества нужно учитывать, но не стоит идти у него на поводу. С ним нужно считаться и с ним нужно работать. А у нас по этой части деятельность госорганов хромает. Я понимаю, что риски АЭС — как это представляется населению — преувеличены, но важно чётко объяснить ему целесообразность строительства. Образно говоря, атеизм — до первой тряски в самолете, а радиофобия — до первых веерных отключений электричества».
Говоря о перспективах скорого начала строительства АЭС, Даурен Абен высказал определенные сомнения: «Сейчас говорят, что выбор в пользу поставщика будет сделан в первом квартале следующего года, но у меня такое ощущение, что уповают на то, что либо падишах умрёт либо ишак сдохнет. Если помните, Назарбаев несколько раз объявлял: всё, мы строим! Однако боязнь взять на себя ответственность на более низовых уровнях весь этот процесс тормозил. И сейчас создается такое же впечатление, что чиновники заявляют об АЭС, поскольку президент Токаев им сказал: всё, хватит нерешительности, давайте строить».
Дмитрий Калмыков же считает, что этот вопрос стоит вынести на всеобщее обсуждение, но для этого государству нужно активно общаться с людьми: «Мне нравится швейцарский подход: у них в год пять-шесть референдумов проходят по всяким важным законам. У нас же все пока болтовня, одни, которые хотят ядерную энергетику, говорят: «надо-надо-надо, мы все посчитали», но расчётов нет. Другие говорят: «ой, давайте на референдум вопрос непонятно о чем, который непонятно кому надо». Короче, удручающее состояние диалога у нас в обществе. Государство активно хочет ничего не делать с населением, поэтому имеем что имеем. К сожалению, у большинства населения пофигизм. Экономические интересы гораздо важнее экологических. Часть народа боится, есть историческая радиофобия. Боится, прежде всего, потому что нет информации, никто ничего не объясняет от государства и не вовлекает население, не проводятся ни информирования, ни слушания, опять все делается в темную. Поэтому безразличие и радиофобия — это то, что мы наблюдаем».
Дефицит электроэнергии и информации
До последнего времени в Казахстане был небольшой профицит электроэнергии. Дефицит, о котором так много сейчас говорят, наметился в последние 3-4 года, и не совсем понятно, с чем именно он связан. Даурен Абен отмечает, что и здесь не хватает достоверной, понятной и открытой информационной политики: «Это все на уровне слухов, кто-то какие-то данные приводит, но чтобы вкупе нам показали: вот столько-то населения, столько-то предприятий, столько-то приходится на майнинг, но этого нет. Поэтому судить о том, намечается ли грандиозный энергодефицит или нет, мы не можем. Если посмотреть по балансу и по потреблению, у нас очень много потерь на стадии доставки и распределения электроэнергии. Учитывая наши расстояния и изношенность доставляющих и распределяющих сетей, у нас потери чуть ли не до 50% доходят. Вот здесь я вижу потенциал для того, чтобы возместить дефицитные мощности. Плюс энергосбережение среди населения, предприятий и строительство новых объектов, которые бы учитывали новые веяния. Этого у нас, к сожалению, нет. Даже построенная АЭС не решит всех проблем. Если её построят только через 15 лет, тогда дефицит может стать ещё больше. Нужно изыскивать какие-то внутренние резервы, потому что мы говорим об изношенности действующих мощностей. У нас 70% выработки электроэнергии — на угольных ТЭЦ, где-то надо постепенно обновлять мощности, разные энергосберегающие технологии внедрять, фильтры какие-то ставить. Российско-украинская война показывает, что если остро станет вопрос энергоресурсов, то страны в принципе идут на попятную в плане выполнения своих обязательств по снижению выбросов. В Европе серьезно рассматривается вопрос того, чтобы распечатать угольные станции. Япония собирается запустить остановленные после Фукусимы АЭС. Если смотреть на наш экспорт угля в Европу, он значительно вырос за последние полгода. Нам нужно действовать с учетом этих новых геополитических и экономических обстоятельств. То есть, понятно, что у нас есть обязательства (по снижению выбросов - В), но мы можем сослаться на какие-то обстоятельства и попросить отсрочку».
Дмитрий Калмыков считает, что нужно больше развивать возобновляемые источники энергии – эти технологии не только несравнимо дешевле, они проще и быстрее: «Атомные станции сейчас в среднем строятся 10-15 лет, поэтому раньше, чем в 2033-2034 году все равно ее не будет, — отмечает Дмитрий Калмыков. — Если нам грозит какой-то дефицит на горизонте, атомная станция не поможет, независимо оттого, будет она или не будет, надо бегом устанавливать ВИЭ: солнечные и ветровые. Потому что их можно установить за год. А если их можно установить за год, то вроде как и дефицита нет и тогда зачем атомная станция? Такие народные расчеты на пальцах ставят идею строительства под большой вопрос. Как они там все считали, как они это все обосновывают? Иногда я в тайне надеюсь, что это очередное сильное лоббирование российской ядерной энергетики, а на самом деле наши ничего не хотят».
3 августа вице-министр энергетики Жандос Нурмаганбетов внезапно сообщил, что обсуждается строительство второй АЭС — теперь уже на Иртыше. По его словам, если Казахстан выбирает путь углеродной нейтральности, у него нет другого выхода как строить несколько АЭС. И если первая станция будет построена на Балхаше, то вторая — на Иртыше, вблизи города Курчатова.
«Опять начинается фантазирование на вольные темы. Иртыш, подходит, по-моему, меньше (под АЭС – прим. В), потому что там гораздо больше растениеводства, животноводства, сельского хозяйства, это более населенный регион. Но и Иртыш потащит теоретическое загрязнение при аварии дальше по Казахстану и потом в Россию. На первых рассуждениях на пальцах он выглядит менее удачным. И да, все же говорят, что у нас дефицит электроэнергии на юге. В Павлодарской области, в Экибастузе самые крупные электростанции в Казахстане, там и так избыток», — комментирует заявление чиновника Калмыков.
«Я не знаю, есть ли сильное давление со стороны России, многие говорят, что это не энергетический вопрос, а политический. Если это последствия давления России и вопрос предрешенный, то выбрано очень неудачное время. Время от времени делаются информационные вбросы типа «а мы уже вторую АЭС будем строить в Курчатове». У меня иногда создается впечатление, что эти вбросы делаются специально, чтобы потом как бы отойти и сказать: «ну, решили вторую не строить, давайте только первую», чтобы якобы сделать общественному мнению какие-то уступки, одолжения. Но ещё есть вариант какого-то торга. В идеале было бы, например, строительство АЭС на Балхаше отдать южнокорейской компании. Если помните, мы с «Самсунгом» там реализовывали проект угольной станции, но не сложилось, и, в принципе, это было бы как компенсация корейцам, а Курчатов пообещали бы россиянам. Возможно, и такие мысли есть, но всё это из области конспирологии», — рассуждает Даурен Абен.
И чиновникам стоит помнить, что просто так поставить людей перед фактом строительства АЭС не получится, нужно больше говорить, разъяснять, рассказывать о технологии, приводить аргументы, учитывать риски, всё просчитывать.
«Именно открытость будет являться тем оружием, которым государство должно пользоваться. Если государство будет принимать непопулярное решение, и при этом будет присутствовать эта закрытость, то это будет триггером для новых выступлений, которыми могут воспользоваться не только внутренние, но и внешние силы», — говорит он.