Люди
В качестве трех героев своего направления я выбрала фотографов Зарину Гайнулину, Сабину Куангалиеву и художника Анвара Мусрепова. Истории их взросления очень разные, однако, в определенные моменты жизни их судьбы переплелись в одной арт-сфере Казахстана, в одних местах, вроде студии Capture или культурного пространства SIGS Space. Сейчас их объединяет желание обрести свободу с помощью искусства.
Как коренная алматинка и ребенок 90-х, я столкнулась с появившимися в городе субкультурами, которые не обошли стороной и наших героев. Анвар Мусрепов, родившийся в 1994 году, был частью многих алматинских движений и субкультур - гоп, рэп и аниме. Но его социализация не была простой - с 7 до 10 лет он боролся с раком крови. В это время Анвар учился дома с репетиторами, занимался пластилиновой анимацией и академическим рисунком.
«Бывали ситуации, ты дружишь с ребенком в больнице. А на следующий день приходит его мама вся зареванная, ты все понимаешь, но тебе говорят, что он уехал на каникулы. Такое происходило каждую неделю, ты уже не знаешь где себе друга найти, - вспоминает Анвар. – Возможно, поэтому в подростковом возрасте увлекался экстремальными видами спорта. Постоянно ломал ноги, руки, нос и даже зубы. Было какое-то желание приблизиться к ощущению опасности, смерти, потому что в детстве этот страх смерти отключился. Сейчас так же».
После выздоровления Анвар вернулся в школу, но с детьми поладить уж не получалось. Несмотря на то, что он скрывал факт болезни «чтобы не было жалости», это всегда открывалось. Его дразнили, он отвечал силой и из-за постоянных ссор сменил несколько школ. Все это время он жил в микрорайоне, где по его словам «царила гоп-культура». Уже в 12-13 лет «старшаки» учили его, что отвечать «когда залетишь на зону».
«Я помню, что лет в 12-13 почти каждый школьник ходил с пневматическим оружием, кастетами. Была очень криминальная обстановка. Постоянно какие-то дворовые перестрелки, - говорит Анвар. - Нам хочется думать, что мы выросли в атмосфере, где все равняются на батыров, ханов, но нет ничего подобного. Все равнялись на Алмаза Рыжего (криминальный авторитет конца 1990-х, убит - V), какого-то Баху Медеуского, которого даже не существовало. Мы придумывали связи с криминальными авторитетами, которых сами и выдумывали. И каждый подпитывал эти слухи. Все кого я знаю, выросли на этом, кроме каких-нибудь мажоров с элитных школ».
После школы Анвар ходил в музыкально-вокальную студию, где был большой проект — сериал про творческую молодежь.Там он стал ассистентом главного звукорежиссера. Но потом продюсер скончался, проект завершился.
Анвар научился работать со звуком, было решено оставить звуковую аппаратуру у него дома. Вместе с ребятами он зарабатывал на звукозаписи по 10-15 тысяч тенге в день. В основном к ним приходили записывать любовные песни. В это время в Алматы сформировались новые для города субкультуры. Тогда Анвар заметил среди них open mind ребят, свободных от сексуальных предубеждений.
«На Арбате тусовались рэперы, эмошники — на Старой площади. А я был просто звукачом, который раздавал визитки и предлагал записаться. Потом с анимешниками затусил, там ради веселья занимался косплеем. Если говорить о подростковом периоде, всегда было желание найти путь к свободе сознания. Искусство – это путь к освобождению. Когда ты схематично выполняешь академичные зарисовки, рисуешь пейзаж, портрет или играешь на кобызе по нотам, в этом, по сути, никакого творчества нет. Есть техническое исполнение. О пути к свободе речи нет, когда ты просто штампуешь, как это делали до тебя», - говорит парень.
Эти тусовки – это все путь к свободе. Неформальные субкультурные течения развивают в человеке эту свободу. Самое главное - это не уходить в радикализм
«Лет с 16 из-за всех этих творческих настроений я стал пересекаться с ребятами из академии искусств имени Жургенова. Моя подруга поступила на первый курс режиссуры, я постоянно ходил к ней на курсы, лекции, где преподаватели были не против. Тогда они организовали творческий клуб, нашли спонсора. Сняли офис, где мы начали работу над журналом. Мне предложили стать главным редактором нашего журнала. Пришлось взять кипу изданий, мы их перелопатили, знакомились с форматами».
Именно тогда Анвар познакомился с современным искусством, взяв интервью у художницы Алмагуль Менлибаевой. «Несмотря на наши тупые вопросы, она все равно очень конструктивно объясняла, разжевывала,- вспоминает Анвар. - Учила во время интервью. Мозг сдвинулся, и тогда я начал интересоваться современным искусством, параллельно вел журналистскую практику, писал о культуре».
Алмагуль Менлибаева, художница: «Я поставила крест на старом поколении» Анвар поступил в Международную академию бизнеса (ныне ALMA University -V) на маркетинг, редко ходил на учебу, в основном на экзамены, потому что совмещал учебу с работой в hushhush. Позже он устроился в Harper’s bazaar. Там он также писал про искусство и познакомился со многими современными художниками. Параллельно он стал работать в других журналах издательского дома. В 18 лет Анвар начал заниматься стрит-артом. В какой-то степени на его первый проект «Арам» повлияла работал в глянце.
«По долгу службы я должен был ходить на светские мероприятия, все это стояло поперек горла. Приходилось писать, фотографировать, интервью брать. А свою позицию как отразишь в Bazaare? И это все накопилось, — говорит Анвар. — Я начал со своим другом выходить по ночам на улицу и клеить письки, реакционный знак протеста. Конечно, под маской, чтобы меня не уволили. Мне нужно было зарабатывать деньги. Я другого ничего не знал, да и сейчас не знаю, кроме как писать статьи и вести редакторскую деятельность в интернете. Протест — это самое главное в искусстве. Вся история искусства — это история освобождений, протеста. Когда импрессионисты протестовали против академиков, дадаисты — против войны. Протест не как дешевая провокация, а конструктивная идея, личная позиция».
До перехода в выставочное пространство Анвар реализовал проект «ФараНур» к 22-летию Казахстана. В рамках фестиваля ArtbatFest в 2015 году под кураторством Яны Малиновской он создал два проекта. По славам Анвара, большой шаг к современному искусству он сделал благодаря Тимуру Нусимбекову и проекту Art of You, где он выставил серию фотографий «Байроққо». Тогда же он познакомился с преподавателем школы Родченко Валерием Нистратовым.
Благодаря выполненным работам, Анвара приняли на грант в школу Родченко. Он поступил на технологическое искусство, медиа-арт, выбрал «самое сложное направление, в котором меньше всего понимал». После поступления Анвар выставлялся в Москве в галерее «Светлана» и участвовал в нескольких коллективных выставках в Алматы.
«Я в каком-то смысле ненавижу свое поколение, потому что сейчас среди общей массы популярна идея гедонизма. Не имеет смысла возвращаться в этот образ жизни – живи в свое удовольствие, получай кайф и ничего больше не надо. Вот таких ребят большинство, я, может, (сам) тоже к ним в какой-то степени отношусь. Но гедонистом я себя никогда не называл, я радикально против этого настроен. Наше поколение должно быть в состоянии построить новое общество с более свободным сознанием. И для этого мы должны бороться. Почти все революции начинались со студентов. У нас такое очень сложно представить, потому что все просто отдают свои паспорта, надевают желтые шарфы и кричат «Нурлы жол». Я знаю очень много ребят, интеллектуалов. И они пытались у себя в университетах высказываться, что они отказываются отдавать паспорта, и у них из-за этого были серьезные проблемы. Находятся какие-то одиночки, которые говорят «нет», но система все равно их ломает. Но если бы это был не один человек из факультета, а их было, как минимум, 200 или хотя бы одна группа, в которой все скажут «нет». Есть чувство, что все уже решено за тебя, у нас такая стабильность, мы ничего не сможем сделать, не стоит лезть в политику. Люди не понимают, что политикой пронизана вся наша жизнь, мы от нее никуда не уйдем. И за это я ненавижу свое поколение», - подводит итог беседы Анвар.
Зарина Гайнулина родилась в Омске. Когда ей было 3 года, семья переехала в Алматы. В старших классах ей хотелось снимать на зеркальные фотоаппараты, но на такую камеру денег не было. Тогда отец предложил ей научиться фотографировать на Зенит.
«Папа по профессии пилот-аэрофотосъемщик, - рассказывает Зарина. – Мне было совсем непонятно, доставала папу. Пошла по его стопам, училась в академии женской авиации на организацию перевозок, 2 года работала в аэропорту без отпусков. Психанула и ушла. Полгода искала работу и со скуки организовала первую в Алматы фото-сушку».
До этого Зарина никак не контактировала с фотографами, но ей хотелось поделиться своими работами. В районных акиматах, куда она обращалась, никак не могли понять, зачем в одном месте нужно собирать 300 человек и развешивать фотографии на бельевых веревках. Ей удалось осуществить идею в Cafeteria. В тот момент там случайно оказался фотограф Руслан Тагаев, основатель студии и фотошколы Capture, он заметил, что собралась нужная ему аудитория. Познакомился с Зариной и предложил ей работу в студии администратором. Всего она провела около пяти фото-сушек. Когда пропал интерес, идею подхватил кто-то другой.
Зарина вернулась на работу в аэропорт и устроилась в студию. Проработав 3 месяца в таком режиме, поняла, что нужно выбрать что-то одно. Несмотря на то, что родители были за стабильную работу, Зарина выбрала творчество.
«Изначально я была очень замкнутым и необщительным человеком. Сейчас меняюсь. Приходилось по долгу службы знакомиться, общаться с людьми, в основном это были фотографы. Потом у нас запустилась фотошкола. Теперь все вертится вокруг фотографии, - рассказывает Зарина. - Уже третий год тут работаю. Я сначала не собиралась быть фотографом, полтора года работала в студии просто как администратор. И когда нужно было на какой-то заказ отправить фотографа, а его не было, Рус меня отправлял. Говорил: «Ты же на пленку снимаешь, это как от механики на автомат перейти». Через несколько съемок мне понравилось, я заработала себе на новый телефон. Раскрутилась так».
Сначала Зарина брала на съемки технику со студии, которой иногда не хватало и ей пришлось покупать свой фулфрейм и 2 объектива L-серии.
Любой нормальный человек бы этому обрадовался, а мне стало очень грустно. Я неделю грустила и пыталась себя переубедить. У меня было ощущение, будто я просто предала пленку. Теперь я не пленочный фотограф. Потом я решила, что работа – работой, а пленка – пленкой. Мне кажется, я еще долго буду относиться к пленке, как к чему-то особенному
По словам Зарины, работа в студии повлияла на нее. Она смотрела на съемки, которые там проводились и в основном они ей не нравились: «Зачем на одном фоне менять столько нарядов за час? Бывали более интересные съемки. Непроизвольно анализируешь и со временем к чему-то приходишь. Когда мы переехали сюда (в здание клуба Чукотка, где студия работает сейчас - V), появилась возможность снимать с естественным светом, я как с цепи сорвалась, из подвала вылезла. С тех пор я не сделала ни одной съемки со студийным светом».
Для Зарины фотография – это память, поэтому она очень много снимает свои походы горы, окружение, предметы. С покупкой Rolleiflex она стала чаще снимать портреты людей. Весной она прошла школу портретной фотографии Егора Войнова. Ранее в рамках Capture school она слушала мастер-классы Данилы Ткаченко и Евгения Шишкиного, которые «делятся своим творчеством и опытом, не учат фотографии, но вдохновляют».
Она также участвовала в выставке Art of you, где делала инсталляцию из своих фотографий. «Тема была «Слова», дали 7 слов и нужно выбрать и каждому сделать инсталляцию. Я выбрала «Вдохновение». Распечатала свои карточки с путешествий, как полароиды и выложила в слово длиной в 8 метров», - рассказывает Зарина.
Тогда же в рамках Art of you проходил тренинг с Валерием Нистратовым, он разбирал работы участников выставки.
«Он (Нистратов-V) сказал, что мне нужно найти свое направление, во что-то углубиться. «У тебя все очень поверхностное», сказал он. Я сначала подумала, что, наверное, я так и хочу снимать... поверхностно. Потом со временем я поняла, что нужно найти направление. Еще не нашла его, но зато поняла его комментарий. Может, уйду в портреты. Иногда мне кажется, что нужно снимать баночки-скляночки, иногда портреты. Бывают сомнения, - делится Зарина. – То ли я делаю? Пока мне кажется, что у меня еще есть возможность воплотить все что угодно. Главное не бояться, но я боюсь отправиться в кругосветку. Мне очень интересно по Казахстану прокатиться, у нас красивая природа, красиво в степях».
Последнее время Зарина больше слушает советскую музыку, смотрит советские фильмы. Раньше смотрела арт-хаус, ей казалось, что чем страннее и непонятнее фильм, тем лучше. Фотографии родителей того времени вызывают у нее положительные ассоциации тепла и счастья. Именно такое впечатление у нее и сложилось об СССР, во всем остальном она аполитична.
От мамы и бабушки Зарина переняла любовь к рукоделию, занялась работой с кожей. У них дома есть мастерская, где ее мама шьет иногда вещи, а Зарина делает кожаные блокноты, рюкзаки, кошельки. Она завела в инстаграм страницу-магазин для вещей, сделанных в мастерской.
Семья имеет большое значение для Зарины, все решения принимаются совместно с мужем и родителями. «Если бы я не зависела от их мнения, вообще от семьи, я бы, наверное, была просто одинокой, - считает девушка. - Мне кажется вся злость в человеке от того, что он не получает нужное количество любви, заботы. В этом плане семья играет огромную роль».
Работая с цифровой камерой, Зарина снимает в основном фотоотчеты, свадьбы, репортажи. Иногда она зарекается больше никогда не снимать свадьбы, потому что хочет быть любителем фотографии.
«Стыдно называть себя фотографом, - говорит Зарина. - Последнее время это стыдное слово. Ими стали все, кто нигде себя не нашел, не смог нигде пристроиться и решил стать фотографом. И ладно, если бы человек звал себя фотографом, после того как научился хоть как-то снимать. А многие думают, что если они камеру криво наклонили, значит это у них такой особый подход: «мое видение, я фотограф». Обидно, когда звание фотографа не подкреплено работами. Некоторые фотографируют девушек, которые знают, как позировать и свои лучшие ракурсы. А фотограф смотрит и думает, как он классно сделал, и зовет всех к себе на фотосет».
Ян Рэй, модный фотограф: «Эпоха гламура вымерла» «Но пока я не хочу бросать съемку хроники. Я стала к этому относиться как к работе, и мне стало легче. Всегда найдется подружка невесты, которая укажет, как тебе работать. И тебе придется это делать, так творчество умирает. Fashion съемка - это не мое, а казахстанский «фяшн», наверное, он есть. На днях зашла на страничку Сарсеева, удивилась, что он в Казахстане так снимает. Хороший рывок. Ян Рэй работает не в казахстанском стиле. Есть «недофэшн фотографы», на которых грустно смотреть. Есть еще фотографы-штамповщики, которые все делают одинаково, как съемки в интерьерных фотостудиях. Я их называю безликими фотографами».
Все это время мы разговаривали с Зариной в студии Capture/SIGS Space, пространство появилось благодаря инициативе трех людей: Руслана Тагаева, Сабины Куангалиевой и Тимура Нусимбекова. С Сабиной мы познакомились во время арт-школы под руководством Валерия Нистратова в рамках TEDxAlmaty. Это был ее второй мастер-класс с Нистратовым, первый прошел в рамках Art of you.
Фотограф Валерий Нистратов: «Документалисту нужно быть иностранцем в своей стране» Сабина, как и Зарина, не из Алматы. Родители развелись, когда ей было 7, поэтому она выросла в Атырау с консервативными бабушкой и дедушкой. С 4 лет занималась балетом, читала, прилежно училась и толком не выходила из своей комнаты до 7 класса.
«Я была мечтой любых родителей, а потом меня переклинило. Я начала писать рассказы от мужского лица, какие-то прям очень странные, было много сатиры, драмы. Я нашла для себя какое-то занятие, которое мне нравилось. Потому что я бросила танцы на тот момент из-за травмы и давления. Тяжело заниматься профессионально спортом, если тебя не поддерживают родители, не следят. И в какой-то момент ты просто ломаешься, если ты не Михаил Барышников, конечно,- с усмешкой рассказывает Сабина. - Я подумала, что нужно выходить из дома, оглянуться вокруг. У меня произошел переходный возраст, юношеский максимализм, всякие внутренние и внешние конфликты. И я начала делать все, что не нравится моим родителям. Я отрезала челку, одевалась во все черное, слушала progressive house. Это единственная моя странность была. Все субкультуры обходили меня стороной. Мне казалось, что это так глупо. А тут я зарубилась на берлинском сайте, нашла жутких ребят, которые писали музыку для наркоманов и мне она так понравилась».
Сабина могла долгое время не садиться за один стол с родными, запираться в комнате, говоря, что ей «неприятен процесс пищеварения». Школьные выходки терпели бабушка, дедушка и нянь с няней: «В силу того, что бабушка с дедушкой постоянно были на работе, за домом и за мной нужно было следить. У нас была женщина, которая следила за домом, готовила кушать, кормила меня. А до нее был нянь, парень, который приехал в город. Мой дед взял его на работу в свою пекарню, и в какой-то момент некому было со мной остаться, отправить в школу, хотя я с первого класса ходила сама пешком. Нужно было меня встречать, кормить. И он попросил его за мной присматривать. Его звали Қуан, но в силу того, что я не знала казахский, я звала его Хуан. Он был таким снобом, циником. Мне кажется, он сильно на меня повлиял. Потом в нашей жизни появилась вторая няня, потому что дома нужно было убираться. Бабушка ничего не успевала делать, она у меня всегда была такой карьеристкой. И мы втроем общались, это было очень странно, потому что моя няня была традиционная казашка, она еле говорила по-русски, постоянно смотрела сериалы, а для нас телевизор – это до сих пор что-то из области фантастики, потому что мы его практически не смотрим. У нас просто нет этой культуры. И я приходила со школы, с уроков литературы и рассказывала ей, что мы проходим. Пыталась ее наставить на путь истинный, а она все пялилась, смотрела «Жену Иуды» или какой-то такой нелепый сериал».
В середине 9 класса бабушка отправила Сабину к маме в Актау, что было дня нее «адом».
«Я росла в тепличных условиях, никогда не знала, что девочки могут драться, а мальчики бывают наркоманами в таком возрасте. Это была вторая половина 9 класса. У них был культ, им нравилось ходить в спортивках. Они разговаривали, я тогда это первый раз услышала «по понятиям». Им предметы велись по-другому, и все было иначе. У меня началась адская депрессия. Я поправилась на 18 килограммов за полгода, я психологически не могла это вынести. Я не знала, куда себя деть, убегала из дома и покупала билеты, улетала в Атырау», - вспоминает Сабина.
Тогда справиться с этим ей помогла тетя, которая позвала пожить с ней в Хьюстоне. «Если бы не Америка, я не знаю, что со мной было бы. Там я очень много ходила пешком и думала о том, что я люблю и не люблю, и как это для меня работает. Завела хороших друзей. Очень много разговаривала с тетей. Я вернулась в Атырау к 11 классу. В Актау я жить не могла», - признается девушка.
Все субкультурные течения прошли мимо Сабины, она «жила в резервации, которую сама для себя построила». После окончания школы она переехала в Алматы, хотя планировала учиться в Куала-Лумпуре в филиале британского университета, а затем перевестись в Великобританию. Но из-за ряда обстоятельств планы сорвались, и она поступила в КИМЭП.
«В лучших традициях казахского общества специальность выбрала моя семья. Это был момент, когда мачеха очень сильно захотела, чтобы я пошла по стопам своей тети, работала в образовании. Они сильно повлияли на мой выбор, я верила, что пойду работать в ООН или министерство культуры и что-то изменю. Во мне было это чувство, что я могу что-то поменять. Что мое большое сердце и огромное желание размером с планету Земля, может что-то сделать. Но потом я просто проснулась и поняла, что ничего не получится и единственное, что я хочу делать — это заниматься искусством. Это единственный инструмент, которым я хочу пользоваться, просто рефлексировать и исследовать. Постоянно учиться», - рассказывает Сабина.
На появление фотографии в жизни Сабины повлиял роман с Русланом Тагаевым, который привел ее в студию Capture, еще в старое место по улице Бухар Жырау.
«Там в студии лежал Canon Mark III и полтинник 1,2 – это моя первая настоящая любовь. Я поинтересовалась, как это работает. Руслан был занят, объяснил, как фокусироваться и все, дальше сама разберешься. После этого я месяц не брала в руки фотоаппарат, а когда он появлялся, пробовала снимать. Потом я начала снимать своих друзей в студии. Меня никто не учил, показали, как включать и как работает импульсный свет. Это все было очень интуитивно. Потом я начала понимать, что это для меня. Это было совершенно неосознанно, просто импульс, - вспоминает Сабина. - В силу того, что мне всегда было сложно коммуницировать с людьми, я довольно закрытый человек. Через фотографию мне это понравилось. Я поняла, какие портреты я хочу делать, и что они могут намного больше сказать, чем сами люди. Часто когда мы что-то говорим, мы хотим выглядеть умнее, лучше».
Сабина всегда была фанатом светотени, полтора года назад она начала изучать фотографию, смотреть историю фотографии, открывать для себя документалистику, арт-фотографию. Тогда же она познакомилась с фотографом Данилой Ткаченко, которому позже Руслан предложил провести лекцию в студии. По словам Сабины, он раскрыл ей глаза. Она поняла, что «фотография может быть инструментом самовыражения, что это не только эстетика, что может говорить о чем-то важном для себя в контексте современности».
«После мастер-класса мы долго беседовали о его проектах, о том, как это быть фотографом. Ты понимаешь, что есть документалистика, а есть коммерческая фотография. В коммерческой абсолютно не важно, что ты снимаешь свадьбы или обложки VOGUE – это все одно. Это коммерция. Это сугубо его точка зрения, но мне она понравилась. После этого я начала усиленно изучать. Не трогала фотоаппарат месяца три, - говорит Сабина. - Я пыталась просто переварить информацию, смотреть кино, фотографию, очень много читать, понимать, как можно читать фотографии. Потом случилось два Art of You. Приезжал Нистратов, мастер Данилы. Это было большим толчком. Подумать о том, что меня волнует, и как я хочу это сказать. Мы говорили о постмодернизме, о маргинальности. О серьезных для меня вещах, мне было 20 лет. Для меня это было чем-то абсолютно новым. Я никогда не занималась фотографией, меня всегда интересовало искусство, но современным искусством я никогда не увлекалась».
Пока Сабина училась в университете, ее обеспечивали родители и она была не готова отказаться от своей зоны комфорта. Родители были против фотографии. Когда ей стали предлагать коммерческие съемки, появилась возможность получить независимость, «выбрать свой путь и выйти из зоны комфорта».
«Я начала зарабатывать первые деньги на фотографии, снимать семьи, девочек, парочки. Пытаюсь сейчас от этого избавиться, потому что ты привыкаешь к тому, что ты можешь заработать на этом. Есть постоянный страх застрять. Продать свою любовь к фотографии. Это жутко сжирает тебя изнутри, но даже Икуру Куваджима иногда снимает для National Geographic, - смеется Сабина. - Я не знаю, стала ли фотография моим ремеслом, мне кажется, на сегодняшний день фотография как инструмент вымирает. Я не знаю, как долго еще будет популярна фотография в контексте современного искусства».
Сабина не соглашается на все предложения коммерческой съемки, к некоторым людям присматривается месяцами.
Для меня стресс брать деньги, договариваться о съемке. Стресс, когда человека красят и наносят на него очень много мейка, потому что он так хочет, хочет быть лучше, чем он есть на самом деле. Когда приносят кучу одежды и переодеваются каждые полчаса, мне хочется застрелиться. Я не понимаю зачем, но это помогает мне понимать больше людей
«Потом случился «Bonjour, Каракемер» (арт-школа с Валерием Нистратовым). И я поняла, что я хочу говорить через объекты, люди мне абсолютно не интересны. В них нужно очень долго копаться, чтобы что-то понять. Вот эта серия с интерьерами – это, наверное, какой-то фундамент того, что я буду продолжать делать. Когда мы были в Каракемере, я все переживала, что не могу зайти в какую-то семью и втереться им в доверие. Я поделилась с Валерием, он сказал: «Не хочешь снимать людей – не снимай». Мне нравятся наши интерьеры, этот сюр, абсурд. Мне кажется, то, что человек собирает в доме, он делает это зачастую неосознанно. И вот это реальная картина», - рассказывает Куангалиева.
После Каракемера Сабина и Руслан Тагаев думали менять локацию студии, а Тимур Нусимбеков искал пространство для проектов. Так они создали место, которое сейчас формирует новое поколение.
«Открытие мы решили сделать 16 декабря, у нас было просто помещение, нам пообещали пуфики. «Чукотка» нас жутко поддерживает, - рассказывает Сабина. - Это любовь, семья».
Свое исследование через абсурдные объекты Сабина продолжила в незапланированной поездке в Россию и Монголию. Когда она лежала дома с больным коленом, переживала разрыв с Русланом, написала своему другу Ержану Алдабергенову, совершавшему кругосветное путешествие.
«Лежу, болею. 16 февраля, у меня не разгибается колено и лежать мне так еще 2 недели, но через 4 дня я выхожу из дома. Ненавижу, когда что-то физически держит меня дома. Я написала Коржику (Ержану -V), а он был в Малайзии, рассказал о дальнейших планах. Предложила на Байкал поехать, встретиться в Иркутске, - говорит Сабина. – При этом у меня 2 тысячи тенге и больше ничего. Решили просто потусить по России и, если что, заехать в Монголию. Договорились, что он выкупит мне билеты, а я ему отдам деньги.
Ержан Алдабергенов: «Я люблю быть потерянным» Это был мой второй бэкпэк, первый был в Узбекистане, но он был облегченным. Так началось наше путешествие, мы погуляли по городу, потом поехали на остов Ольхон, жить в деревне на Байкале. Впервые ехала в машине по льду, было очень страшно и жутко, здорово. Мы жили у тети Светы, ели кашу, ходили по Байкалу, мерзли. Снимала какие-то вещи, например, когда баннером ЛДПР накрывают крышу, чтобы не протекала. Я люблю абсурд, местных жителей, шаманов – нет. Мне не нравится спекуляция, кажется, все туда приезжают и снимают это. Это как поехать в Индию и снимать несчастных людей. Мне всегда было интересно посмотреть на русский буддизм, поэтому мы поехали на север Бурятии. Есть казахское мусульманство, а есть русский буддизм. И для меня это одинаково абсурдно. В Алматы буддизм — это когда ты ходишь на йогу и стараешься не есть красное мясо, тусуешься с модными ребятами. А там люди приезжают в эти места, они верят, что если они покрутят эти 500 барабанов на территории Дацана, то случится что-то хорошее».
Всю поездку Сабина ломала себя, свои привычки и рамки. С собой она взяла только самые необходимые вещи — крем для больного колена и крем от аллергии.
"В какой-то момент становится тяжело, я не скажу, что я самый экономный человек, я не понимаю деньги и не умею ими пользоваться. Я все трачу. Я люблю кофе, вкусно поесть, я нормальный городской житель. А тут ты думаешь, что кофе, который ты пьешь, стоит как твой обед. Тяжело привыкать к еде, в голове все это тяжело укладывается. Первые дни тяжко, потом ты вспоминаешь, что ты приехала, чтобы найти ответы на вопросы. Вспоминаешь вопросы и начинаешь искать ответы. И дальше в путь-дорогу."
Как и Анвар, и вероятно многие люди, Сабина хочет быть свободной внутри, разрушить «свои заборы, не обманывать себя и быть там, где я есть». У нее есть комплекс домашней девочки, выросшей в тепличных условиях. Путешествие было для Сабины вызовом.
«Ты хочешь заниматься искусством, ты должен быть честен с собой и должен быть готов ко всему. Что ты хочешь сказать миру, если сидишь у себя в комнате. Ты хочешь работать на 20 процентов людей, которые живут как ты? Разве это честно? Нет. Нужно ломать рамки. Я одна почти не бываю, расставание с Русланом… нужно было толкать себя вперед. Сможешь? Давай. Не сможешь, возвращайся в КИМЭП, звони родителям. Не лезь никуда и не ври себе, что ты лучше, чем есть. Хочется быть настолько внутри наполненным, чтобы чувствовать себя свободным везде, — говорит Сабина в конце нашей беседы у нее на кухне. — Мне нравится себя испытывать. Когда ты живешь в городе, ты обрастаешь слоями. Выбираешься в путешествие и смываешь эти слои, сдираешь, избавляешься от этого, чтобы понять какой ты. И сейчас я себя чувствую абсолютно уязвимой. Я не чувствую защищенности. Но я чувствую, что не дожала, можно было доехать до Украины».
Места
В рамках исследования мы также поговорили с людьми, создавшими места, которые повлияли на наших героев из поколения 90-х.
Capture студия появилась в августе 2011 года, школа на ее базе стартовала через два года. Студия базировалась в многоэтажном доме по улице Бухар Жырау. По словам ее основателя Руслана Тагаева, тогда в студии работали в основном молодые фотографы, а в школу приходили начинающие – в возрасте от 16 до 30. Из учеников Capture school 40-60 процентов действительно хотят заниматься фотографией, остальные учатся для себя.
«По ощущениям, фотографией продолжают заниматься 30 процентов, как-то еще зарабатывают, - говорит Руслан. - Курсы длятся месяц. Я собрал людей, которые хорошо разбираются в своих областях и направлениях. Выпускники в основном занимаются простейшей коммерцией, фотосессии для девушек, детей, семей, свадьбы, мероприятия. Если ставить цель – быть художником, делать проекты и выставляться, не нужно начинать с подобной работы. Нужно выстраивать себе мысли, проекты, потом фотографировать. Из наших выпускников я не знаю таких людей. Были те люди, которых интересовало именно искусство фотографии, это уже важно. Может, позже они к чему-то придут.
Наша цель – выпускать простых коммерческих фотографов, которые смогут зарабатывать и быть нашими потенциальными клиентами на технику, аренду студии. Сейчас говорят, что у каждого второго фотоаппарат и каждый второй зарабатывает на этом. Но я думаю, что рынок еще не насыщен до конца.
Мы стараемся делать не просто курсы, а какое-то сообщество. Кроме бесплатных мастер-классов, как с Данилой Ткаченко, с которыми нам удается договориться, мы еще стараемся устраивать мероприятия, собирать наших выпускников. Мы их стимулируем работать, приходить чаще к нам. Есть выпускники, которые успешно работают, но они не стали известными, чтобы ставить их в пример».
Тагаев: Если говорить в общем, то поколение 90-ых - они в своем времени, все понимают и чувствуют. Они максимально в своей теме. Мне сложно определить их потенциал сейчас.
Каримова: Кто, по твоему, определяет тусовку этого поколения?
Тагаев: Затрудняюсь ответить. Основные представители? У нас есть выпускница, которая активно двигается - Аяна Куандыкова. Мне кажется, она одна из представителей. Мади Айтимов. Они начинающие, фотографируют кого-то. Я не скажу, что мне очень нравятся их работы или они пример для подражания. Они представители, которых видно, которые активны. Для меня это феноменально. Взять даже Мади Айтимова, это понятная модель – он фотографировал красивых девушек. Но я заметил, что со временем снимки становятся лучше. Может, он и придет со временем к чему-то.
Каримова: Они мне кажутся феноменальными именно в том плане, что популяризуют что-то не совсем качественное и люди это «едят».
Тагаев: Вот феноменальность в том, что они очень известны, ну, как известны, у них хорошо идут дела. Может быть, мир меняется к тому, чтобы быть просто активным сейчас. Может все настолько ускоряется, что этого теперь достаточно. Это не плохой путь. Сразу делать что-то, а потом переходить на качество. Или сразу делать качественно, но тебя никто не знает, и возможно у тебя получится сделать бомбу, чтобы выстрелить, а, возможно, и нет. Я бы выбрал первый вариант. Делать что-то минимально хорошее.
Каримова: Тебе не кажется, что они похожи на фастфуд?
Тагаев: Кажется. Фастфуд - это яркий представитель современной пищевой промышленности. Мне кажется, мы как-то о них рассуждаем в негативном плане, но я к ним так не отношусь. Иногда немного напрягает, мне не нравится, что они делают, но они очень популярны. Но когда у них становится лучше качество, я ничего против них не имею, может, есть чему поучиться. Они ищут себя, начинают чем-то заниматься, достигают быстро результатов, бросают и начинают что-то другое. Но я не знаю, это дело в поколении или в возрасте.
Как уже рассказывала Сабина, студия Capture переехала в здание клуба Чукотка, где когда-то устраивались вечеринки клуб Da Freak, проходили мастер-классы первых Art of You и какое-то время действовал Nedelka Project Тимура Нусимбекова. SIGS Space расположен в том же пространстве, но это два разных проекта. В SIGS Space регулярно проходят мероприятия по разным направлениям - от искусства до социологии и встреч с антропологами. 80 процентов аудитории – это молодежь.
Как считает Тимур, в Казахстане сфера искусства и культуры в широком смысле не поддерживается государством или частными организациями, поэтому проекты имеют короткую историю.
«К сожалению, в Алматы и других городах Казахстана не существует постоянно действующих и устойчивых креативных кластеров и горизонтальных образовательных институций. Следствие этого прискорбного фактора - это разрозненное арт-сообщество, которое из-за этой пустоты не первый год переживает чудовищно затянувшуюся клиническую депрессию, вялотекущую деинтеллектуализацию и, то, что модные тинэйджеры называют «печалькой». Разумеется, это влияет не только на качество контента и глубину дискурса наших художников, но и на зрителей», - говорит Нусимбеков.
Тимур Нусимбеков, арт-куратор: «Я - кладезь бесполезной информации по неформальной истории города» Тимур курирует арт-проекты (Nedelka project, Art of You, арт-школа в рамках TEDxAlmaty, SIGS Space, семинар документалиста Джеффа Дюпри и другие), которые в некоторой степени связаны с поколением казахстанцев, рожденных в начале 90-х.
«Мне кажется, у многих исследователей и обывателей сформировались обманчивые или завышенные ожидания от поколения 1990-х. Есть две крайности во взгляде на это поколение. Одна крайность заключается в чрезмерной идеализации, то есть от этого поколения ждут формирования некого утопического пространства, прорывов в науке, искусстве и формировании гражданского общества. Другая крайность заключается в том, что на это поколение смотрят в пессимистически-апокалипсическом ключе, то есть считают, что от этих «бездельников», «хипстеров» не прошедших горнило кризиса, бедности и развала красной империи - не приходится ожидать ничего путного, кроме цветных зауженных штанов и странных причесок. Но, как это обычно бывает, правда заключается где-то посередине, тем более, некоторые философы и теологи утверждают, что история человечества этот промежуток между утопией и апокалипсисом.
Стоит признать, что если говорить про сферу отечественной культуры и современного искусства, то, к сожалению, от поколения, рожденного после развала СССР еще не было громких прорывов и откровений. Все ключевые события, образы и дискурсы в нашем искусстве и культуре были инициированы представителями поколения 1980-х и более старшими товарищами», - считает Тимур.
Из поколения «детей независимости» Тимур выделяет уличного художника Пашу Кас: «Вопреки разным трудностям и сильному давлению, он смог заявить о себе в разных точках Казахстана и России. Хочется верить, что Паша не останется в положении одного в поле воина или, если хотите, единственным юным арт-батыром в степи, и совсем скоро мы увидим и других артистов, которые преодолеют затянувшийся кризис, инертность, конформизм и другие преграды».