Специальный репортаж: Cas - сквозь Kz. Часть третья

Тимур Нусимбеков, специально для Vласти

Фото автора

Vласть публикует третью часть путевых заметок и фотоматериал Тимура Нусимбекова о стрит-арт художнике Паше Касе и его путешествии по Казахстану. Эта публикация открывает первый этап работы алматинского художника на территории Семипалатинского ядерного полигона, а также пребывание в городе Курчатов.

Безветренным майским утром наша группа из четырех человек сходит с поезда на крошечной железнодорожной станции Дегелен в Восточном Казахстане. За дугообразной линией железной дороги застыло бледно-желтое степное море. Кажется, что эти территории с пожухлой травой, полевыми цветами и шариками перекати-поле, ничем не отличаются от типичного ландшафта казахской степи. Проезжая несколько сотен километров мимо этого пространства, железнодорожные пассажиры не подозревают, что наблюдают границы самого страшного полигона, созданного человеком.

Этому железнодорожному десанту на станции Дегелен предшествовала долгая история. После всем известных событий и заявлений в мире в 2015 году, зимой у художника Паши Каса созрело решение сделать стрит-арт работу на территории Семипалатинского ядерного полигона. Весной Паша за дружеским чаепитием поведал мне об этом проекте. Эту идею он вынашивал и облекал в плоть несколько месяцев - скрупулезно собирал материал и документы по истории и устройству Семипалатинского полигона, работал с картой местности, читал и собирал материалы по методам работы и защиты на территориях, зараженных радиацией, а также другую полезную информацию - о продуктах, выводящих радионуклеиды, о методах дозиметрии, об альфа-, бета- и гамма-частицах, и о других очень странных, но очень важных вещах. Параллельно началась активная подготовка самого арт-прожекта - закупались материалы, распечатывались карты и специальные средства для работы в этих крайне специфических и небезопасных местах. Начались встречи со специалистами в этой узкой области - радиологами, исследователями, учеными и бывшими военнослужащими, работавшими в зоне ядерных испытаний.

После экологической арт-работы в Темиртау - Паша Кас находился в странном статусе: в начале он был объявлен полицией в розыск, позже эта информация была опровергнута. Но, принимая во внимание нездоровый интерес к персоне художника, а также статус территории когда-то секретного и закрытого полигона, вся подготовительная и художественная работа проводилась если не в режиме тишины и секретности, то в режиме шепота и доверительных бесед.

Когда мы сходили с поезда на асфальт станции Дегелен, то помимо консервов, спальников и карематов, наши сумки были набиты кистями, валиками, баллончиками с краской, съемочной аппаратурой, защитной пленкой, снаряжением для промышленного альпинизма, прорезиненными перчатками, респираторами, противопылевыми очками, защитными спецкостюмами и резиновыми сапогами.

На пыльном такси мы добираемся до города Курчатов. В годы СССР это был мозговой центр Семипалатинского полигона, и одна из самых защищенных секретных точек советской военной машины. Здесь размещались лаборатории, научные институты, жилой комплекс для ученых, специалистов и сотрудников полигона, а также внушительная военная база с гарнизоном в несколько тысяч солдат и офицеров, охранявших секретный город и ядерный полигон. После распада Союза, этот военный городок, который десятилетиями был защищен и обеспечен лучше, чем любой город в СССР, включая Москву, ждали беспросветные безнадежные годы. Военные покинули казармы, ученные – лаборатории, жители – свои дома. Курчатов стал быстро и неуклонно разрушаться, превращаясь в город-призрак, полугород-полупризрак. Один из местных жителей рассказал нам как прошло его детство в 1990-х в Курчатове - когда он с немногочисленной группой сверстников играл в прятки в четырехэтажных коробках обезлюдевших домов или как они забегали в пустую воинскую часть, собирая тубусы гранатометов РПГ-18 «Муха», брошенные военными на оружейных складах. Слава безымянному командиру этой воинской части, который успел отдать приказ перед эвакуацией из Курчатова - снять с гранатометов боевую часть. Если бы он этого не сделал, то, возможно, разрушений и жертв в этом городе было бы больше.

Мы снимаем однокомнатную квартиру в Курчатове и начинаем исследовать город. В последнее время, после двух десятилетий разрухи и забвения, жизнь стала медленно возвращаться в этот, возможно, самый странный населенный пункт Казахстана. Мы перемещаемся через кварталы заброшенных домов, за которыми появляются обитаемые дома, государственные, хозяйственные и научные объекты - Ядерный Центр, пекарня, школа в здании сталинского ампира, военкомат с артиллерийской пушкой, акимат, памятник Курчатову, большевистский монумент с серпом и молотом, детский парк «Буратино» (с отсутствующей буквой «о», вероятно от комбинации - степного ветра и некачественного клея). Паша Кас фотографирует окружающие строения на свои пленочные аппараты «Зенит ЕТ» и «Киев-60». В парке «Буратин(о)» замерло несколько фигур животных - невысокие медведи, карликовые олени и табун осликов, флора представлена пожухлой травой и сорняками, в центре парка уменьшенный копипэйст Байтерека. Общее сюрреалистичное впечатление от города достигает кульминации в этом парке.

Изучая город, чаще всего мы встречаем - военных, полицейских и людей в полувоенной одежде. Значительная часть города в своем гардеробе предпочитает и/или обязана соблюдать камуфляжный и полувоенный дресс-код. Эхо секретной и милитаризованной истории не ослабевает в этих краях. И, разумеется, художник с проколотыми ушами, длинными волосами в цветастой куртке вызывает неподдельный интерес на улицах Курчатова. После заката люди в форме и камуфляже уступают место молодежи, преимущественно одетой в спортивно-китайские вариации «Адидаса». В пути и в стрессовых ситуациях, в нашей группе иногда начинается разговоры о тяготах или возможных рисках, которые могут ожидать за следующим поворотом. В такие моменты Паша улыбается и всегда повторяет одну и ту же фразу: «Все будет нормально, вот увидите, все будет хорошо».

Ранним утром следующего дня мы держим путь к границам так называемого «опытного поля» П-1 Семипалатинского ядерного полигона. На этом «поле» летом 1949 года взорвалась первая ядерная бомба в истории страны Советов и диктатуры пролетариата.

29 августа 1949 года на территории Государственного центрального испытательного полигона №2 на левом берегу Иртыша в степях Восточного Казахстана произошел мощный взрыв. После взрыва в небо взвился огромный ядерный гриб. Ударная волна от взрыва была настолько сильна, что уничтожала все, что было установлено в радиусе нескольких километров. Ударная волна неслась по степи - переворачивая танки и пушки, ломая и плавя железобетонные конструкции, вырывая куски мостов и плавя сталь, разрывая на части самолеты и дома, сжигая и разбивая на молекулы машины и подопытных животных. Это была плутониевая бомба мощностью 22 килотонны и это был первый атомный взрыв на территории Советского Союза. Началась длинная и мрачная история Семипалатинского ядерного полигона. После этого первого взрыва в августе 49-го последует еще свыше 450 наземных, воздушных, водных и подземных взрывов от ядерных, термоядерных и водородных бомб. Совокупная мощность ударов, которую перенесли степи Восточного Казахстана, - была бы достаточна для того, чтобы уничтожить более двух тысяч крупных городов и сделать там жизнь непригодной на несколько десятилетий.

Семипалатинский ядерный полигон - единственный в мире полигон, где на протяжении 40 лет испытаний, в непосредственной близости от мест применения атомного оружия - местное население не выселялось и не было информировано о последствиях ударных волн, электромагнитного излучения и радиации. Это привело к радиационному облучению людей в окрестных поселениях и аулах, высокой детской смертности, развитию онкологических заболеваний и мутаций у местного населения. По оценкам ученых и врачей - жертвами испытаний стали от нескольких тысяч до десятков тысяч мирных жителей Восточного и Северного Казахстана.

Мы погружаемся в степь, оставляя за спиной Курчатов, оставляя станцию Дегелен, и железнодорожную ветку, кладбище с православными крестами и коммунистическими звездами. Постепенно начинают проявляться первые признаки полигона - мотки ржавой колючей проволоки, разбросанной по равнине, еле видные фрагменты подземных военных и измерительных пунктов, захоронения отходов и фрагменты полузасыпанных траншей.

Мы одеваем спецкостюмы, перчатки, респираторы, резиновые сапоги. На горизонте появляется ровная линия одинаковых прямоугольных сооружений. Высота каждого из этих сооружений составляет около 10 метров, ширина в основании 7 метров, к верхней точке эта железобетонная конструкция сужается. Эти строения старше первых бомб, взорванных здесь. Их строили солдаты строительных батальонов, чтобы во время испытаний устанавливать там приборы измеряющие все параметры и воздействие взрывов. Также в этих сооружениях привязывали подопытных животных, чтобы после взрыва изучить воздействие ударной волны и радиации на живой организм. Засекреченные исследования воздействия радиации на людей в окрестных аулах любопытные военные и военные врачи - начнут чуть позже. Какому-то человеку в середине 1940-х годов эти мрачные пост-апокалиптические конструкции напомнили форму гуся, поэтому с тех пор и полвека спустя - эти конструкции ученые, военные и местные жители называют «гусями» и «гусаками».

«Гусаки» расположены на равном расстоянии друг от друга - в 500-600 метров. Ни зрачкам, ни длиннофокусному объективу не хватит зоркости, чтобы увидеть где-же прерывается пунктирная линия этих «гусаков». Желания узнать, где заканчивается эта линия - у нас не возникает. Мы знаем, что за этой линией расположены радиоактивные воронки, кратеры, шахты и штольни. За этой линией атомные водоемы и озера, горы, превращенные в щебень. Где-то за этой линией скрывается огромное хранилище ядерных и токсичных отходов с неподходяще красивым именем «Балапан». Эти горно-степные земли испытали удары в таком количестве и такой силы от ядерных, термоядерных и водородных бомб, что этой разрушительной силы и радиации было бы достаточно для того, чтобы сделать значительную часть планеты необитаемой. За линией этих «гусаков» заражены многие участки почвы, заражены источники, камни и горы. Отдельные местности непригодны для жизни еще несколько десятилетий, другие - несколько столетий.

Карта, которую используют ученые и исследователи полигона - разноцветная, ее спектр начинается с зеленого цвета и заканчивается ярко-красным и фиолетовым. Зеленый цвет обозначает зону, безопасную для человека, красные и фиолетовые пятна - территории с высоким радиационным фоном, продолжительное пребывание в этих точках - смертельная опасность для человека даже в защитном спецкостюме.

Мы стараемся держаться «зеленой зоны». Утренняя свежесть и мягкий степной бриз сменяется порывистым ветром, полчищами голодных комаров и липкой жарой. В спецкостюме, респираторе, перчатках и резиновой обуви - жару познаешь в самых мельчайших нюансах. Паша Кас ищет подходящее полотно для своей работы. Полотно будет не из холста, дерева или бумаги, а из бетона, усиленного металлическим скелетом. Пропорции будущей работы - 7 на 10 метров. К ночи мы добираемся до своей съемной обители.

Несколько последующих дней состояли из финальной подготовки проекта, а также борьбы с простудой и высокой температурой, которая свалила половину нашей группы. Когда температура была сбита и кашель отступил, и художник смог крепко держать краски, баллончики и кисть, а также окреп настолько, что смог много часов висеть на высоте 4-этажного дома в альпинистской страховке и методично «бомбить» стену, мы вновь выдвинулись на полигон. Там, посреди степи, израненной сотнями самых страшных взрывов которые знала наша планета, там, где не так давно земля, сталь и камни кипели от чудовищных температур, Паша Кас завершил работу, которую он шаг за шагом готовил много месяцев.

Этот проект, как и большую часть из своих предыдущих трех десятков работ, он сделал в одиночку. Его предыдущие произведения будоражили людей в разных местах. Будоражили своей смелостью, дерзостью и бескомпромиссностью манифестации художника - будь это работы с Хармсом или Цоем, манифестом о годе культуры в Алматы или суицидах в Казахстане или Моно Лизой, разгребающей снега Петербурга. На этот раз Паша Кас родил произведение искусства, которое будет касаться не только и не столько самого алматинского художника, или казахстанского современного искусства или постсоветского региона. Когда Паша нанес последние мазки на кожу этого бетонного монстра, в моей голове прояснилась простая и ясная мысль. Вдруг в этой многострадальной точке Казахстана родилась арт-работа которую, как мне кажется, рано или поздно станут обсуждать не сотни, а тысячи тысяч людей. Она затронет сердца и умы людей независимо от близости или удаленности от Семипалатинского ядерного полигона и его красно-фиолетового радиационного фона.

Когда работа была завершена, мы вновь сели на поезд, который нес нас все дальше на восток. Мы молча наблюдали за тем как желтые травы Великой степи начинают зеленеть и постепенно переходить в рощи, потом в потрясающее зеленое разнолесье, за которым начинались сногсшибательные горы Алтая. И где-то на этом отрезке художник Паша Кас улыбнулся и нарушил тишину одной фразой: «Я же сказал, что все будет хорошо».


Первая часть репортажа

Вторая часть репортажа

Продолжение репортажа и визуальный материал с работой художника Паши Каса, реализованной на территории Семипалатинского ядерного полигона, будут опубликованы в ближайшее время.

Журналист, арт-куратор

Еще по теме:
Свежее из этой рубрики