«Что мы там будем делать, на севере?»

На окраине Актау стоит здание национальной палаты предпринимателей «Атамекен». Въезд к нему огорожен заборами и шлагбаумом, но двери всегда открыты. Мало кто заметит, что за ним словно спрятаны два государственных общежития. Вход в них закрыт второй линией заборов, на которых жильцы развешивают постиранные ковры.

Во внутреннем дворе дети играют в волейбол, пинают мяч и наворачивают круги. Сперва это кажется обыденностью любых жилых дворов в городах, но играют дети посреди наполовину разбитой дороги. Напротив них, эти же здания — с ветхими, обшарпанными фасадами. Карнавальная легкость детей в секунду сменяются тяжелыми лицами водителей и социальных работников, которые время от времени заезжают во двор. Они ожидают людей на инвалидных колясках, которые пытаются спуститься с разваливающихся пандусов.

Во дворе постоянная суматоха. Парни таскают мебель, строительные материалы, одеяла и прочее через этажи общежитий. Женщины помогают их разгружать. Кто-то наоборот съезжает.

Внутри здания стены изрисованы детскими рисунками. Самый частый из них — отпечаток детской ладони в красной краске. Через время интерес детей к фотоаппарату сменяется подозрительностью подростков. Они окружают нас и расспрашивают, зачем мы их снимаем.

На одинокой табличке у входа в здание написано «коммунальное государственное предприятие «Ақтау тұрғын үй». Рядом с ним «Рай» — центр социальной неотложной помощи. В нем также есть комендант, но сегодня праздник — День Республики, который завтра в Актау отпразднуют с большим размахом — марафоном и выступлениями под проливным дождем.

Жителям Актау это место известно как «Дом оралманов». Но кандасы живут во втором общежитии, рядом с неполными семьями и семьями с людьми с инвалидностью. В первом общежитии, по словам одного из жильцов, обитают сироты.

В поисках кандасов мы идем по этажам зданий, стучась в каждую дверь. За одной из них нас встречает семья, часть из которой спешит на такси — у них той.

«Я — инвалид. Жила до этого на станции Мангышлак, ездила в город часами. А тут, оказывается, выдают квартиры. Но какое у них состояние! Нет линолеума, вырвали лампочки, телевизор. Есть квартиры, где бывшие жильцы аж туалет выдрали, — рассказывает жительница общежития, а после нервно добавляет: — Здесь дают оралманам квартиры. А мне не давали. Я просто смогла этого добиться. Что это за беспредел? У них полные семьи, мужчина и женщина работают. И продолжают тут жить… Оралманы».

При слове «оралманы» резко оборачивается мужчина в майке, проходящий мимо. Но не может ничего сказать и нервно удаляется наверх.

Женщина подсказывает, на каких этажах живут кандасы. Большинство из них из Ирана и Саудовской Аравии. В части квартир открывают только дети, пока родители находятся на работе, в части — любезно отказывают, подсказывая других жильцов-кандасов.

В одной из квартир нас встречает пожилая женщина, которая, узнав, что мы журналисты, горько просит о помощи.

В квартире стоит тяжелый запах. На голом полу, под ярким желтым светом, лежит пожилой мужчина, накрытый одеялом. На подоконнике перед балконом аккуратно сложены семейные фотографии. Светлана Ергожаева спешно достает документы из этой стопки.

«Я сама инвалид первой группы. Мне эту квартиру дали за мою инвалидность. Тут ничего не было, все пусто было. Мы сами все это ремонтировали. Вот он лежачий, у него одна нога, рука не работает, и головой он двигать не может. Никто его не лечит, ни один врач. Участковый говорит, что мест в больнице нет, что мне делать!?», — спрашивает она.

На улице уже сумерки. К этому времени люди возвращаются с работы. Нам удается поговорить с семьей кандасов из Ирана — Голбиби Адай и ее мужем Кадехом Солейманом.

У них дома тепло и уютно. Они садятся на пол в дальней комнате и начинают разговор, в ходе которого бесконечно повторяют «родина» и «крыша над головой».

«В 1929 году мой дедушка, в возрасте 16 лет переселился в Иран, в город Горган. Родился он сам в Мангышлаке. Уехал оттуда из-за давления и голода. В Горгане родился мой отец и шестеро моих братьев. Сейчас родители, братья, все — в Иране. Я с одним своим младшим братом сюда переехал. Сам я всегда интересовался Казахстаном. Хотел, чтобы дети росли здесь. К счастью, с детьми все хорошо. У меня четыре ребенка, двое учатся, одна в Алматы, в университете аль-Фараби», — рассказывает Солейман.

Затем он вновь возвращается к Ирану. Там, по его словам, осталось еще много семей этнических казахов и многие из них хотят вернуться. Но сейчас не выдают визы.

«В Горгане есть посольство (консульство - В.) Казахстана. Не выдаются визы. А так, в нашем городе сейчас тихо, нет никаких протестов. У нас много туркменов и казахов там, никто не трогает. У отца была грузовая машина, он на ней работал. Дядя на государственных работах. Там большинство на госслужбе, некоторые врачами работают. Положение хорошее, мы все друг друга знаем. В трех городах большинство казахов живут. Все друг другу сваты практически, там нас несколько ру. Детей своих другим народам не даем. Около тридцати тысяч казахов там, ходим друг к другу на праздники, на Курбан Айт, Наурыз», — добавляет он.

Его жена Адай рассказывает, что когда они пошли в казахстанское посольство узнавать о переезде, то там обещали им дом, работу и все условия. Но ничего такого не было. Солейман же добавляет, что, когда они переезжали, квот уже не было.

«Было, конечно, сложно поначалу. Мы письменность (на кириллице - В.) не понимаем. Мне дают бумагу в руки, говорят: подпиши, да я беру и подписываю. Но главное, что дети научились всему», — говорит Солейман.

«Сколько денег на документы ушло. Перевод, распечатка. Очень много денег на бумаги потратили», — добавляет Адай.

Солейман работает охранником, а летом выходит на сезонные работы в поле. Он также рассказывает, что время от времени они ездят в Иран на различные праздники. Но единственное, из-за чего ему тяжело - у него не так много родственников тут.

«Я не жалуюсь, все хорошо. Ни о чем не жалею, мы вернулись к себе на родину. Просто нету такого близкого, старшего человека, который бы за нас переживал. Мы почти одни тут. Видите, в Иране законы были исламские, все строится на Коране и религии, грамота там персидская. Местным законам надо было также обучаться», — говорит он.

Но все же они считают, что могут преодолеть все трудности. Самое сложное для них сейчас то, что их выселяют из общежития с детьми.

«Больше 10 лет мы тут живем. Наша проблема — только дом. Вы просто видите, у нас дети учатся. Сейчас тяжелое время, все дорожает. Работой одного человека не прокормишь семью, тем более, если надо будет аренду платить», — говорит Солейман.

По его словам, дело о выселении передали в суд, а они об этом даже не знали. Само делопроизводство велось на русском языке. Судебное решение о выселении было принято, однако семья все еще борется за жилье, потому что им больше некуда идти.

«С такими маленькими детьми куда мы пойдем? Поначалу нам было тяжело, тут слабо работала плита, очень медленно готовилась еда. Утром начинаешь готовить и только вечером это кушаешь. Вот только привыкли, как нас выгоняют. Куда нам? Я через рассрочки и кредиты детям кое-как деньги нахожу на одежду и еду. А теперь выгоняют, нам очень сложно будет. Мы еще многого ведь не знали. Многодетные матери, оказываются, встают в очередь на дома, этого тоже не знали. Только-только встали в очередь. Сейчас вот только чаты, через них узнаем что-то», — рассказывает Адай.

Солейман же рассказывает, что им предлагали переехать на север, но там у них никого нет и непривычно в плане климата и языка.

«Иран очень теплый. Самая холодная зима — это как в Мангистау в октябре. Снега и морозов практически не бывает. Я боюсь, что там мое здоровье не потянет, не смогу работать в таком холоде. Ну и язык, конечно, с языком будет тяжело, — говорит он. — Нам говорят, возвращайся в свой аул. В Иран. Зачем мне туда ехать? Мои дети тут. Если уеду, то я не переживу этого. Вообще у многих кандасов проблемы с крышей над головой. Если это будет решаться, то все они начнут сюда переезжать».

Напоследок Солейман и Адай говорят нам теплые слова напутствия и по казахскому обычаю дают поесть хлеба.

Регион переселения

Вокруг Актау с 2007 года существует Мунайлинский район. Он был образован, потому что именно в эту местность больше всего переселялось кандасов. По разным данным, больше 80% местного населения — переселенцы. Здесь вырастают аулы размерами до 40 тысяч человек, люди строят свои дома. Так, в 2010 году здесь появился аул Батыр, ион был построен для тех, кто находится в очереди на жилье в Мангистауской области, а также для переселенцев в рамках госпрограммы «Нурлы кош». Сейчас там живет около 10 тысяч человек.

Казахстанцы, родившиеся в Мангистау, в свою очередь по-разному относятся к кандасам. Один из них просто сказал, что «не против: что делать, если они уж приехали». Другой, бывший специалист строительной отрасли, узнав, что мы хотим написать о жизни кандасов, возмутился со словами: «Почему про нас не пишите? У нас тут безработица, низкие зарплаты, кредиты. Всё сложно, чего о них писать? Едут они все сюда, думают, на нефти будут, а мест уже нет. Мангистау переполнен». Третий же, таксист, вовсе сравнил кандасов с «бегущими от мобилизации россиянами».

Доехать до аулов из Актау не так сложно, они все расположены вокруг него. В суровых, привычно голых полях Мангистау, отдающих бронзой, постоянная стройка и торговля. Люди всё еще переселяются.

Мы направляемся в районный центр Мангистау (бывший Мангышлак). Аул разделен на несколько блоков: Мангистау-1, Мангистау-2 и т.д. по мере застройки. Здесь есть мечеть, парки и железная дорога. Центральная часть, где расположены базары, парикмахерские, торговые точки и несколько жилых кварталов с двухэтажной советской застройкой, находится возле железнодорожного вокзала.

Люди здесь в основном заняты сельским хозяйством, временными заработками («шабашка»), работой на железной дороге, либо едут работать в Актау.

В день нашего приезда на улицах лишь таксисты, бродячие собаки, козы и шумные компании вокруг тойханы. Меланхолия была прервана лишь струящейся водой, что льется из жилого дома. Вокруг него неторопливо ходят жильцы.

«Какая-то протечка, непонятно, — начинает разговор одна из жительниц, оказавшаяся кандасом. — А у нас все неплохо. Переехали с Туркменистана, живем, работа есть. Вот только людям, которые сейчас переезжают, тяжело. Не пускают их сюда, только на север. Я еле свою дочку смогла привезти».

Неподалеку находится базар с несколькими бутиками, где продаются овощи, фрукты и мясо. Здесь торгует Нуржамал Серикбаева. Она родом из Каракалпакстана, переехала в Казахстан в 2002 году.

«Предки в 1932 году, после голода, со стороны Актобе переселились к Амударье, в город Ходжейли в Каракалпакстане. Он вообще называется Қожалы, потому что там много людей из рода қожа жили. Но на узбекском название стало Ходжейли. Занимались скотом, как и все. Отец работал в военной части, мать - учительницей. Вышли на пенсию, и мы в 2002 году переехали. Конечно, они бы там больше пенсии получали, но и тут пойдет», — рассказывает Серикбаева.

Они переселились вместе с 5 братьями и сестрами. Серикбаева получила 120 тысяч тенге по квоте.

«До этого многие наши родственники переселились, ну и мы решились. Поначалу было сложно. Землю не могли получить, она под тысячу долларов стояла. Без дома были, жили в однокомнатной квартире. Потом по квоте смогли себе построить дом. Я через центр занятости устроилась охранником, проработала так 15 лет. Потом вышла на базар, надо было платить за кредиты, ребенок появился, ему надо одежду, еду и все такое», — говорит Серикбаева.

Она говорит, что сейчас дела с торговлей стали хуже из-за того, что у людей стало меньше денег. Да и само ее положение ухудшается: «Деньги не можешь накопить, все от кредитов до кредитов»

«Мы общаемся между собой, у ассамблеи в Актау открыто место, где разные этносы, нам знакомые — каракалпаки и узбеки свою национальную культуру показывают. Интересно туда ходить. Были вообще проблемы с языком. У нас же он немного отличается. Много издевок было, конечно. Но что поделать, мы не обращали на это внимания. Чтобы выжить, учишься не обращать внимание. А так, мы уже адаптировались, я сама вышла замуж за местного из рода адай», — добавляет она и отправляется обслуживать покупателей.

Непринятые

Маленькая времянка — одна комната для кухни, есть телевизор, плита и батарея, в доме тепло. В другой собрано очень много одеял. Она предназначена для столовой и спальни.

Здесь живет Карлыгаш (имя изменено -В.) с тремя детьми и матерью. Они приехали сюда в августе. Рядом с ними сидит Марат (имя изменено - В.) — он переехал в Казахстан уже больше двадцати лет назад. Он пытается им помочь.

«Мои предки когда-то переселились со стороны Форта-Шевченко в 1913 году, деду было 6 лет, — рассказывает Марат. — Был голод, уехали в Красноводск (ныне - Туркменбаши). Там тепло, они там собирали пшено на протяжении 6 месяцев. Потом дрова рубили, все это отправляли в Европу и Россию. Потом, после репрессий, в Красноводск стало много казахов переселяться. К 1930 году там много наших было, стали целым народом там. В 1960 годах стали уезжать обратно в Казахстан, на свою историческую родину».

В 2007 году он переехал в Казахстан, тогда он получил квоту и смог обосноваться. Здесь он уже обустроился. Нашел общий язык с местными жителями и породнился со многими. Марат добавляет, что они переезжали не из-за того, что им было плохо в Туркменистане.

«Мы ничего плохого от туркменского народа не видели. Но из-за того, что многие переселялись, детей этнических казахов было мало. Тяжело же дочерей отдавать другому народу. Приехали сюда, чтобы сватать своих детей к казахам. С такой позицией, а так туркменский народ нам плохого не делал. А теперь, смотрите, их в Павлодар отправляют. Просто это неожиданно и подло, они уже из учета вышли, дома продали. Обманным путем их сюда пригласили и теперь отправляют в Павлодар», — говорит он, указывая на семью Карлыгаш.

«Мы жили хорошо. С мужем пасли скот у одного человека. Никто нас не притеснял, просто переехали, потому что хотели быть ближе к своим родным. В итоге нам дали приглашение в Мангистаускую область. Мы не знали, что так будет. Продали дом, снялись с учета, уволились с работ. Когда собирались взять такси в Жанаозен, нам сказали таксисты, что многие возвращаются. Пошли в посольство, прожили 10 дней в гостинице. Все деньги на это ушли. Нам поставили печать Павлодарской области (разрешение на переезд в этот регион по квоте - В.). Приехали сюда, а нас выгоняют в Павлодар, не дают прописаться. У нас нет таких денег, чтобы жить в Павлодаре. Тяжело нам, детей не берут на учебу», — рассказывает Карлыгаш.

«Хотя бы детей на учебу взяли бы. Первая четверть уже заканчивается. Дети не учатся. Дети же ни в чем не виноваты», — добавляет Марат.

На вопрос о том, есть ли организации, которые поддерживают кандасов на местном уровне, он отвечает: «Пока нет», но надеется на ее появление.

«Куда мы только не ходили. Столько стояли у дверей школ. Не знаю, что делать. У меня еще тут свекровь есть, она болеет. Сегодня вот в больницу уехала. На все нужны деньги. Я сама кое-как подрабатываю, за 25 тысяч арендую этот дом. Как можем, пытаемся оплатить электричество и воду», — говорит она.

Карлыгаш рассказывает, что их приехало около 500 человек. Совместно они выходили на акции протеста и разные собрания. Давали интервью телевидению. Но их все уговаривали поехать на север.

«Если бы их предупредили, что переселение будет в Павлодар до того, как они уволились с работ и продали дом, то они бы остались на своих местах», — считает Марат.

«Когда ставили печать, говорили, что можете и не ехать в Павлодар, можете тут спокойно [остаться], в Мангистауской [области] жить», — говорит Карлыгаш.

Марат также рассказывает, что есть люди, которые поехали в Павлодар, но там для них не было создано условий.

«Говорят, что там вообще не в курсе, что к ним едут кандасы. Сказали, что если придет приказ, то возьмут на учет и дадут дома. В итоге парни вернулись», — говорит он.

«Я и боюсь туда ехать. Свёкр мой поехал в Павлодар, а там люди, чьи номера нам дали тут, не ответили на звонки. Просто так поехал, не нашел дом. Мы ему собрали денег, чтобы он первый поехал, сделал разведку. Такая ситуация. Только мы приехали к себе на родину, так радовались, а тут такое случилось. Вот, старший в 7-м классе должен быть, средний — в 4-м классе, маленький — во втором», — рассказывает Карлыгаш.

Неподалеку находится дом Гулмиры (имя изменено - В.), она также приехала из Туркменистана, как и Карлыгаш с Маратом.

«Мы сюда вернулись, потому что хотели на родину. Хотя и не видели плохого от туркменов. Перед нами уже все наши родные переехали. Собирали уже вещи, но дорогу закрыли, был карантин. В итоге мы еле добрались до родины, нам обещали, что как доедем, встанем на прописку в Мангистау. Но нам дали печать Павлодара», — говорит она.

Гулмира также рассказывает, что им сообщили об этом, когда они, продав дом и скот, приехали в Туркменбаши. Ей уже под 50 лет и она не готова к переезду на север. Муж сейчас работает на «шабашке», не может официально встать на работу, дети подрабатывают в торговле.

В другой части частного сектора стоит приятный дом, в котором живет семья кандасов, переехавших из Туркменистана.

«Это лошади из Туркменистана…», — встречает нас дедушка, указывая на картину.

Мы проходим вглубь дома, где рассаживаемся на полу. Напротив нас Бекалы и Амина.

«Я родился в 1942 году. В 1932 году предки во время голода переселились в Туркменистан, работали в месте под названием Ибап. Занимались скотом. Мы приехали сюда, к своим родным, на свою землю. Здесь лежат наши предки, әулие (святые - В.) нашей семьи. Туркмены не прогоняли нас, они хорошие, прямо как мы. Просто мы всегда думали о Казахстане. Нас там много казахов было. Здесь, приехали – нас на север шлют. Какой север в 80 лет? Утром выхожу, гуляю тут. Нам не нужна помощь, просто поддержка. Вообще, вы меня хорошо понимаете?, — смеется Бекалы — Мы живем же с туркменами, много переняли из туркменского языка. Хожу я тут на базар, магазины — там на меня смотрят, не могут понять что я говорю. Ну ладно. Главное, чтобы наши дети приучились, оставались казахами».

Он рассказывает, что в Туркменистане они жили хорошо. Никто не упрекал тем, что «ты - казах». Был и хлеб и крыша.

«Вот тут дочь построила дом, ждала нас. Муж — учитель, а у дочки есть скот. 20 лет назад она сюда приехала. Сейчас тяжело, конечно. Хорошо было бы, если бы мы тут обосновались. Нам не нужно ни работы, ни дома, просто дайте нам тут пожить. Мы — простой народ, все чем занимались — сельским хозяйством. Нет у нас грамоты, великих знаний. Жили скотом всю жизнь. Тут мы найдем себе работу. Работать можно на частных предприятиях, как-то найдем себе место. Работы много. Главное не пить, не лгать. Казахстан — хорошая страна, никаких минусов. Мы так радовались, когда перешли границу. Там мы пасли скот во владении государства, все сдали. А теперь нас гонят на север», — говорит Бекалы низким и монотонным голосом.

Он уверен, что если не будет ограничений, то еще около 50 знакомых ему семей казахов переселятся в Казахстан из Туркменистана.

«Думали, приедем в Казахстан, там нас поймут, примут. Павлодар говорят. Там холодно, а тут у нас родные, дочь наша. Внучка вот моя, 9 класс закончила, не может на учебу поступить. Сынишка есть, у него трое малых детей. Даже в частную школу не берут. Но ничего, думаю, все наладится. Пусть Аллах окажет милость всем нам. Пусть в Казахстане все будет спокойно. Молодые пусть развиваются, честно трудятся во благо государства. Мы вот, слушаем, что говорит президент, все по телевизору — правильные вещи говорит, мы радуемся», — заключает он.