---

Режиссер заметно устал, на доске синим маркером выведен график работ: «головные уборы», «читка», «пробы». В кабинете, кроме нас, еще человек пять, кто-то постоянно заходит, выходит, что-то спрашивает, уточняет. После нас режиссер должен пообщаться с девушкой из Шымкента, которая создает головные уборы, максимально приближенные к историческим. Она сидит тут же в комнате и слушает нашу беседу.

---

АКТЕРОВ БУДЕМ ДОБИРАТЬ В МОНГОЛИИ И КИТАЕ

Ромашкина: Давайте начнем разговор с вопроса о подготовке к сериалу «Казахское ханство»: как она сейчас проходит? Какие-то проблемы со вторым режиссером произошли или нет? Вы 6 марта заявляли, что Ермек Турсунов будет вторым режиссером, а он потом заявил, что нет, не будет.

Абдрашов: Ну, во-первых, второй режиссер - это отдельная профессия, а в данной ситуации, на проекте, как некое продолжение других серий - отдельный режиссер. Поэтому если тот же Турсунов прочитает где-то, что он второй режиссер - он обидится. Второй режиссер - это другая профессия, это - начальник штаба, который организует съемочный процесс, является связующим звеном между режиссером и продюсерским, административным составом…

Ромашкина: Отдельный режиссер.

Абдрашов: Режиссер-постановщик - это автор, это человек создающий. Возможно, эти неправильные формулировки в газетах и журналах обидели его, Турсунова.

Ахматова: Я позвонила ему в день, когда прошла ваша пресс-конференция и спросила: «Правда ли, что вы снимете три серии сериала: «Казахское ханство»? Ермек сказал - дословно - что не будет работать режиссером на этом проекте, что он не в курсе, но его компания Tursunov Film может заняться продакшном. Что касается его творческого участия в сериале в качестве полноценного режиссера трех серий, то он на него согласия не давал. Вы нам это проясните?

Абдрашов: Нет, я не могу за Ермека Турсунова что-то говорить. Я могу ответить за себя. Сейчас мы прорабатываем семь серий. Пилотный проект. У казахов есть пословица, которая в переводе звучит так: у первого верблюда, идущего в караване, груз тяжелее, чем у всех остальных. В данной ситуации, мы сейчас - я и моя команда - это некий локомотив, который должен проложить тропу. Строительство, реквизит, костюмы, декорации - все-все-все ложится на нашу команду, сложности предстоят серьезные. Я надеюсь, что министр сдержит свое слово и свои обещания, и с финансированием не будет проблем, потому что на тот бюджет, который был озвучен, такой серьезный проект сделать невозможно. Ведь даже небольшая историческая картина «Мын бала», если брать ее в историческом аспекте, это всего лишь история одной битвы, которую организовали 16-летние мальчишки со всего Казахстана. А у нас - история нашего государства, история нашего становления, казахский народ заявил о себе как этнос, который имеет право на свою государственность, очень серьезная тема сама по себе. Она и научная, и художественная, и драматичная. Там много вещей и куча сложностей - это не тысяча человек принимали участие в битве. Там одно только кочевье… по 200 тысяч человек отделялись аулами…

Ахматова: Вы простите, я вас прерву, мы еще вернемся к бюджету и съемкам. Давай так - Турсунов будет снимать эти три серии?

Абдрашов: С Турсуновым разговаривайте.

Ахматова: «Казахфильм» на вашей совместной пресс-конференции заявил о том, что будет.

Абдрашов: Ну, вот у Казахфильма спрашивайте.

Ахматова: Ну, то есть, вы нам не можете подтвердить или опровергнуть его участие?

Абдрашев: Не могу, у меня непосредственно история Жанибека и Керея. Период становления именно двух первых султанов, которые стали впоследствии ханами, заложившими основы казахской государственности, их сыновья - Бурундук и Касым, на глазах у которых все это происходило - молодые султаны, ходили с ними и зрели, как молодые политические деятели той эпохи.

Ахматова: То есть, вы активно сейчас готовитесь съемкам.

Абрашов: Ну, готовимся, да.

Ромашкина: Какой бюджет у вас? Сколько вам нужно денег?

Абдрашов: Ну, бюджет пока озвучить не можем - сейчас идет написание сценария, был предварительный сценарий, в котором я не принимал участия. Так как меня пригласили и сказали: «Вы, как режиссер, будете делать», то мы сейчас его перерабатываем. Я как со-сценарист работаю с тем же знаменитым нашим драматургом Смагулом Елюбаевым, Тимуром Жасыпбековым - втроем сейчас полностью все перелопатили по-новому пересмотрели в контексте уже новых обстоятельств, насколько возможно, пытаемся конечно минимизировать затраты. Конечно, каждую серию садимся со всеми департаментами обсуждаем, сейчас вы уйдете, будет читка третьей серии - вся съемочная группа (основные департаменты все принимают участие в читке) каждую сцену перелопачиваем. Но как бы мы ни старались, сложно такую эпическую картину превратить в камерную историю. Практически невозможно. Я понимаю, когда делается «Сулейман Великолепный», который сидел в своем Стамбуле и командовал своей империей, то там можно выплыть за счет костюмов и каких-то вещей, а как рассказать историю кочевников? Что, мне в павильоне делать степь?

Ахматова: Выезжать на натуру…

Адрашов: Выезжать на натуру, да. Вот смотрите (показывает раскадровку, степь - V) Как вы думаете, такое можно в павильоне снять?

Ахматова: Съемки будут проходить в Алматинской области?

Абдрашов: Основные - да, думаю будут в Алматинской области. Мне кажется, что когда Шакен Кенжетаевич (Айманов - V) строил киностудию Казахфильм, так же, как и когда Голливуд строили в Лос-Анджелесе, то все просчитали. Здесь наибольшее количество солнечных дней. И в плане географических локаций - столько лет езжу по всей стране и понимаю, что Алматинская область - уникальное место. Нужны пески - есть пески, нужна степь - есть степь.

Ромашкина: Вы в июне должны начать съемки и у вас до сих пор нет сценария…

Абдрашов: Предварительный первый вариант сценария был взят на проработку, герои же не меняются…

Ромашкина: Актеры же тоже не утверждены еще?

Адбрашов: У нас ведутся фотопробы - понятно, что у нас есть Жанибек и Керей, их сыновья - Касым и Бурундук. Как бы не переписывали сценарий, основные герои-то не меняются. Поэтому работа ведется, какие-то дополнительные персонажи появились. Мы поэтому со всеми департаментами все серии обсуждаем - другого метода нет, учитывая какие у нас сроки…

Ромашкина: Уже есть наметки, кто исполнит роли главных героев?

Абдрашов: Наметки есть, но пока ничего озвучить не могу, до тех пор пока всех не откастингуем и окончательно не примем решение.

Ахматова: Но из наших же выбираем? Не Дакаскоса снова?

Абдрашов: Ни в коем случае не Дакаскоса. За эти годы большой приток своих актеров случился - молодых и зрелых. Палитра - огромная, будем набирать, но тех, кого не будет хватать, будем добирать из Монголии, из Китая. Возможно, какие-то актеры будут приезжать на пробы. Даже те, кто из Китая и Монголии приезжают, тоже в основном казахи. Я смотрю, ребята к нам приходят, многие оралманы, которые реально знают традиции - это не современные наши казахи доморощенные, которые степь только через телевизор видели. Реальные приходят ребята, которые родились высоко в горах, которые помнят, как какой узел привязывать, как караван следует.

Ахматова: В седле держатся, словом.

Абдрашов: Да, слава богу, аутентичные такие казахи, которые не потеряли своего культурного наследия, традиции и сохранившие свою первозданную идентичность, оказывается, есть.

Ахматова: Рустем, вот у вас такой сложный процесс происходит, все очень динамично… Скажите, денег дали уже? Есть какой-то транш?

Абдрашов: Первый транш со дня на день должен поступить.

Ахматова: И сколько вы ждете?

Абдрашов: Ну, вот третий месяц - январь, февраль, март… Да…

Ахматова: А сколько обещают перечислить?

Абдрашов: Вот этого не могу сказать.

Ахматова: Вы так подорвались… Вам идея понравилась? Вы поверили? Вы не могли отказаться? То есть вот ситуация - ничего непонятно, в День независимости должна быть премьера, денег еще нет, а вы уже вовсю работаете.. у вас вон, смотрю, расписание, читка…

Абдрашов: Лично для меня и для всей моей команды… Конечно, все здравомыслящие люди - понятно, что это будет очень сложный проект, но все нормальные патриоты - казахи, которые любят свою культуру, традиции, историю. Я, например, с большим рвением работаю… и наши художники, которые сейчас сидят, еще не было даже денег на бумагу, они уже начали на кальках рисовать, потом появилась бумага, они все сидят, и как бы не ради галочки идет работа, с истинным патриотизмом, вся наша команда уже работает.

Ахматова: То бишь, вами движет патриотизм в большей степени?

Абдрашов: Не только, но патриотизм - основная причина. Когда ты идешь на какой-то большой проект всегда важна мотивация, на любую авантюру когда идешь нужна мотивация. Я думаю, что для нашей команды, самая первая и главная мотивация - патриотизм. Творческий состав постановщиков - за всех не могу говорить, но в большей степени ребята, которые в моей команде, они реально хотят сделать этот проект, у них реально горят глаза. Да и очень интересный исторический материал - сама эпоха интересная. К большому сожалению, мы так мало знаем об истоках нашей государственности, это все было белыми пятнами, сейчас есть возможность показать, как все это было.

Ромашкина: А когда вам поступило предложение? Сколько времени вы думали?

Абдрашов: Где-то в конце года, перед новым годом. Да.

Ромашкина: А там будет команда, которая с вами до этого работала?

Абдрашов: По большей части - да. Художественный департамент, часть операторов, процентов 70-90 той команды, которая со мной работала на проекте «Путь лидера», сейчас здесь со мной. Но какая-то часть команды ушла на продолжение того проекта, потому что я там остался художественным руководителем. Продолжение проекта «Путь лидера» будет снято питерским режиссером.

Ахматова: Кем?

Абдрашов: Пока не могу сказать.

Ромашкина: В этом году?

Абдрашов: В этом году.

Ахматова: Вы начинали этот проект, читали все мемуары президента, как я поняла. Вам не жалко отдать картину, мало того, что другому режиссеру, так еще и не казахстанскому?

Ромашкина: Еще и самое интересное начинается по сюжету.

Абдрашов: Давайте я это оставлю без комментариев, а. Я не то, чтобы.. Просто сейчас буду комментировать, говорить… не хочется все это озвучивать, почему, как. Я очень рад, что я сейчас на исторической картине.

Я МЕЧТАЮ СНЯТЬ МЮЗИКЛ

Ромашкина: У вас нет желания снять помимо, возможно, исторических картин какой-то другой жанр - комедию, может, боевик?

Абдрашов: Нет, желание, конечно, есть и рано или поздно я попробую. И мюзикл хочется сделать, и обычную современную мелодрамму с какой-то такой душещипательной историей любви, предательством и разочарованием… пятое-десятое. Мы же тоже люди, мы все это переживаем, это все внутри накапливается - и это все дает дополнительную мотивацию к проектам. Если я лет 10 назад не был готов, то сейчас, мне кажется, уже будет интересно.

Ромашкина: А мюзикл в каком стиле? Голливудском?

Абдрашов: Пока ничего не могу сказать. Ну мне нравится «Танцующая в темноте»…

Ахматова: Хм. Ну, это такой…

Ромашкина: Жесткий.

Абдрашов: Серьезный.

Ахматова: Серьезный мюзикл, да. Рустем, давайте проясним кое-какие детали. Обычно мы со Светой приходим и разговариваем с интересными людьми, и разговор этот максимально приближен к понятию «на чистоту», настолько, насколько собеседнику позволяют его убеждения, рамки, в которых он существует…

Абдрашов: Ну, учитывая какой у вас формат, Vласть, что там, кз? О какой чистоте общения может идти речь, если у вас даже название такое.

Ахматова: Название не означает, что мы государственное СМИ. Скажем так, мы не Хабар.

Абдрашов: Отношение народа и власти? Так, что ли?

Ахматова: У нас есть блок и про политику, и про общество, и про жизнь, и каждый раз в интервью мы с разными людьми говорим о разном. Мне хотелось бы, чтобы вы понимали формат нашего с вами общения. И были бы честны, насколько это возможно.

Абдрашов: Так.

Ахматова: Поэтому я спрошу. Для меня вы - режиссер до фильма «Подарок Сталину», а дальше вы… уже другой режиссер. Вы стали снимать другое кино. Но я помню восторженные отзывы, «Киношок-2004», ваш фильм «Остров возрождения» и сам Данелия подошел к вам, обнял и сказал: «Молодой человек, я не знаю, какая судьба у вашей картины, но, как режиссера, позвольте вас обнять». Учитывая не только мой, я думаю, пиетет к Георгию Николаевичу, можно сказать, что это была высшая похвала. Вы сами как думаете, с тех пор больше потеряли или больше обрели?

Абдрашов: Вот я не знаю… У меня есть хороший друг и хороший режиссер, узбекский. К большому сожалению, в самом Узбекистане молодежь его очень плохо знает. Али Хамраев. У него была потрясающая картина « Человек уходит за птицами», много других картин интересных он снял. И как-то он сказал мне: «Рустем, я тебя понимаю. Нужно расти, как художнику, и в то же время наша профессия режиссерская - очень зависима». Зависима от финансирования, от бюджетов, от продюсеров, и так далее. И конечно, когда происходят какие-то изменения, и ты делаешь где-то заказные картины, где-то не совсем те, которые тебе хочется, это - правила той игры, в которую мы…. как бы… Наша профессия она такая. Ты хочешь быть архитектором, тебе все равно нужно иметь заказчика, который тебе заказывает какой-то объект. Спортивный ли, исторический, архитектурный… Кино - это тоже в любом случае профессия, и, слава богу, что есть возможность работать в этой профессии. Иногда, конечно, приходиться делать не только то, что самому тебе лично хочется. И к этому надо подходить, как к профессии, как к ремеслу, при этом максимально делать так, чтобы это было не в ущерб, а во благо. В первую очередь, тебе самому. И я ни в коем случае не сожалею, что я после «Подарка Сталину» сделал четыре картины про президента. Каждая из этих картин дала мне возможность пройти огромную школу и жизни, и профессиональную школу. Я освоил в процессе кучу новых технологических возможностей, познакомился с интересными людьми. Я имел возможность снимать и в Москве, и в Питере, и в Прибалтике и с маститыми актерами работал. Я думаю, что на данный момент я - единственный казахстанский режиссер, который имел возможность работать с таким количеством российских тех же актеров и снимать не в Казахстане.

Ахматова: А у вас нет опасений… Помните, как в советское время у актеров? Лениниана. Человек один раз сыграет Ленина, и все, больше ничего не может играть.

Абдрашов: Но это больше касается актеров.

Ахматова: Но, тем не менее, если соотнести? Вот вы хотите снять мюзикл, а вам, как минимум до декабря, будет не до него, а потом, потому что у вас хорошо это получается, вам сделают еще какое-то предложение, от которого вы не сможете отказаться. Вас это не страшит?

Абдрашов: Думаю, что не страшит, потому что право выбора всегда остается за мной, и я всегда могу сказать «нет» и сказать, что я хочу делать что-то другое. Я осознанно сделал выбор – этот проект про Казахское ханство, не хочется вдаваться в подробности, это уже сугубо моя личная жизнь, как я добивался этого проекта.

Ахматова: То есть, вы сами этого добивались?

Абдрашов: Я совершил осознанный выбор, понятно, что это не художественный фильм, не картина в полном объеме. Но сейчас формат сериала поменялся. Например, те же «Игры престолов», ну чем это не фильм? Там все правила кино выдержаны.

Ахматова: Какая у вас самая любимая своя картина?

Абдрашов: Из вообще?

Ахматова: Из ваших.

Абдрашов: Трудно… Мне сейчас, честно говоря, не до этого. Я не в состоянии – любишь-не любишь там.

Ромашкина: Вы пересматриваете свои картины?

Абдрашов: Ну, иногда бывает по телевизору поймаешь свой фильм, и смотришь его, как зритель.

Ромашкина: И какие чувства возникают?

Абдрашов: В какой-то момент картина становится самостоятельным субстантом, который от тебя никак не зависит в прямом смысле этого слова, потому что все, что ты мог сделать на тот момент, ты сделал и уже реальную ситуацию изменить не можешь, и, соответственно, ты уже становишься зрителем.

Ромашкина: И нет желания что-то изменить?

Абдрашов: Первое время бывает, но потом время проходит, и ты смотришь картину совершенно отстраненно. Как на живой организм. Ну, знаешь как? Если бы бабушка была бы дедушкой, то я был бы внучкой. Тоже самое.

Ахматова: Недавно Путин так… пошутил.

Абдрашов: Например, когда я делал «Остров возрождения», то максимально выложился - на тот возраст, на ту энергетику, на те переживания. Вот сейчас бы я это кино, может быть, уже по-другому снял. А в тот момент фильм получился именно в таком формате. Потому что есть такое понятие – сопромат. Сопротивление материала. Метафизическая вещь кинематограф, но в тоже время сопромат здесь тоже работает, то бишь, сопротивление материала всегда есть. И в разное время в разном возрасте по-разному к этому материалу относишься.

Ахматова: За «Остров возрождения» вам же не стыдно? Я правильно поняла?

Абдрашов: Если честно, на данный момент, слава Богу, тьфу-тьфу-тьфу, ни за одну из моих картин мне не стыдно. Мне стыдно будет в том случае, если я сделаю это непрофессионально и как попало. Если ты умеешь и уважаешь свою профессию и делаешь ее хорошо, почему тебе должно быть стыдно?

Ахматова: Нет, вы просто говорили о ремесле и о творчестве. Вот для меня «Остров Возрождения» это не ремесло, это - кино. Дальше можно уже дебатировать. А вы сейчас говорите, что из всех фильмов вы бы по-другому сделали «Остров возрождения».

Абдрашов: Нет, но на данный момент в этом возрасте, со своими внутренним человеческим опытом, наверное, я б ее сделал по-другому. Но, наверное, это будет другая картина. Но та картина, она вот такая - адекватная, на тот период, на те мои переживания, я ни грамма не сожалею, это одна из моих любимых картин. Наверное, потому что как все первое, она самая искренняя, чистая.

Я ВСЕГДА ГОВОРЮ, ЧТО НЕДОСТОИН СОСТОЯТЬ В НУР ОТАНЕ

Ромашкина: Вы в начале нулевых получили юридическое образование. С чем это было связано?

Абдрашов: В 90-е годы я очень много сталкивался с беззаконием, которое существовало в нашей профессии. И по отношению к авторским правам было очень много ущемлений. Все этот казалось неразрешимо на тот момент. А время не стоит на месте, все меняется. Сейчас, слава Богу, мы живем в стране, в которой так или иначе законы работают. И оттого, что я получил юридическое образование я ни грамма не жалею, потому что это помогает. Я думаю, вообще любой нормальный человек должен более-менее знать законы, потому что это очень важно. Особенно в нашей профессии, в ней много юридической составляющей – договора, ответственность и так далее.

Ромашкина: Больше десяти лет назад вы были кандидатом в депутаты.

Абдрашов: От Аграрной партии, я возглавлял штаб.

Ромашкина: После этого не было попыток, желания заняться политикой?

Абдрашов: Ну, знаете, тот вакуум, который был в 90-х… Нужно было куда-то энергию тратить, и тогда была возможность поучаствовать в предвыборных гонках. Тем более от Аграрной партии мой отец выдвигался. В стране была многопартийная система, которая реально функционировала, и было интересно во всем этом процессе участвовать. В тот момент мне искренне верилось во все, что там происходит. Сейчас мы по сути дела живем в однопартийной системе. Пока я считаю себя недостойным быть в партии «Нур Отан».

Ахматова: Почему? (Смеется) Это гениально! А вам предлагают? Пора бы уже.

Абдрашов: Ну, предлагали, да.

Ахматова: А вы так и говорите - недостоин?

Абдрашов: Да, я так и говорю. Я же человек творческий, у меня куча других моментов в жизни, которые не вписываются в рамки общих нормативов и правил.

Ахматова: Мы о чем сейчас говорим? Давайте проясним.

Абдрашов: Я для себя сделал вывод, что лучше быть членом партии БП.

Ахматова: Беспартийных?

Абдрашов: Партия Беспартийных, пока. А там видно будет.

Ромашкина: Это удивительно!

Абдрашов: Нет, наверное, чтобы стать директором киностудии, рано или поздно придется вступить в «Нур Отан».

Ахматова: Вот, кстати. А вы хотите?

Абдрашов: Пока у меня есть возможность позаниматься творчеством, я бы хотел быть подальше от политики. Но понимаю, что когда ты начинаешь взрослеть, если ты не занимаешься политикой, то политика рано или поздно займется тобой. Это неизбежно.

Ромашкина: Зато, если станете главой «Казахфильма», сможете снять мюзикл!

Абдрашов: Ну, да. (тихо и грустно). Вы знаете, Сикейрос тоже был коммунистом, и Акире Куросаве предлагали вступить в Коммунистическую партию, так что в этом ничего такого нет. Если у тебя есть свои идеи, убеждения, то почему бы нет? На данный момент я хотел бы быть свободным, творческим человеком.

Ахматова: А если бы вам в этом году предложили возглавить штаб президента в предвыборной гонке, и вы бы не занимались Казахским ханством…

Абдрашов: Я бы не смог возглавить, потому что я так далек от всего этого сейчас и стараюсь быть подальше от начальства, поближе к своей кухне. Потому что с годами, когда ты идешь в своей профессии, ты понимаешь, что твоя профессиональная кухня - это то место, где ты сам хозяин-барин и, по крайней мере, есть некое пространство, где ты можешь свободно какие-то свои вещи делать в творческом плане. Куча народу занимается политикой, ну и пусть занимается. Мне намного интереснее делать историческое кино, это тоже в определенной степени политика, идеология. Но она другого уровня и будет более осязаемая, это не абстрактные какие-то обещания, это реальный продукт, который зритель может увидеть.

ХУДОЖНИК ВСЕГДА НАХОДИТСЯ В РАМКАХ

Ахматова: Когда вы стали снимать фильмы про президента, у вас, так скажем, отраслевые какие-то были споры, кто-то вам завидовал? Коллеги по-другому стали с вами разговаривать? Что-то поменялось?

Абдрашов: Насчет споров не знаю, но доброжелателей, наверное, конечно, прибавилось…

Ахматова: В кавычках?

Абдрашов: В кавычках, да. И намеки, и подколы. Но знаете, караван идет, собаки лают.

Ахматова: Но вас это не задевает?

Абдрашов: Ну, первое время мне, конечно, это было не очень приятно. Потом взрослеешь, понимаешь, что на самом деле караван идет, а собаки лают. У меня нет времени обсуждать, ругаться, выяснять отношения. Лучше быть максимально занятым своей профессией. Это намного интереснее, честно. Просто реально получаешь удовольствие оттого, что ты сначала что-то придумываешь из ничего, а потом оно становится живым и настоящим. То бишь, ты строишь виртуальный мир. Это наша профессия. Ты воссоздаешь этот виртуальный мир, который придумывается, который просачивается сквозь время, если это исторические вещи.

Ахматова: А был худсовет, который принимал картины?

Абдрашов: Нечто подобное, конечно, существовало во все времена, потому что если есть заказчик, соответственно…

Ахматова: Мы можем сейчас рассказать какие-то вещи, которые, может быть, не вошли в картины, а вам бы хотелось рассказать? Про «Небо моего детства», «Путь лидера»…

Абдрашов: Когда делаешь картину, все свежо, материал свежий, ты за него переживаешь. Режешь по живому, а когда тебе говорят: нужно это сократить, а это добавить, конечно, неприятно. Когда время прошло, ты понимаешь – ну такой формат работы делался. Да, это кино не про художника, не про композитора, это все таки про реального главу государства. Человек совершенно реальный, не абстрактный, и он живой, и он рядом с нами.

Ромашкина: Было ощущение, что это сковывает вас как художника?

Абдрашов: В какой-то степени это напрягало, конечно, внутри. Но с другой стороны, это и подстегивало. Потому что знаете, когда художник находится в определенных рамках, а художник всегда находится в рамках, потому что если ты пишешь картину, ты пишешь ее в формате – от края до края, где есть холст.

Ахматова: Но можно же уйти в современное искусство.

Абдрашов: Да, да, да. Поэтому иногда эти рамки дают возможность найти художнику какие-то ходы, и если человек умеет это видеть и читать, он все это видит и читает.

Ахматова: Вы закладывали какой-то подтекст?

Абдрашов: Нет, я не закладывал подтекст. Потому что любая картина, даже если она историческая, несет отпечаток той эпохи, в которую она создается. Допустим, вы посмотрите «Ивана Грозного», вы реально ощутите, что фильм снимался во время войны, хотя он вроде вообще не о сорок пятом годе, не о Сталине. Это - Иван Грозный, история российского государства, но картина снималась здесь, под Алма-Атой и когда шла война, она законсервировала ощущение того времени, того режима, той эпохи. В кино странная метафизика, о нем можно долго говорить. Давайте мы потихоньку будем закругляться, потому что тут люди привезли…

Ахматова: Мы со Светой готовились к интервью, смотрели картины, которые не видели. Вот вы говорите о метафизике, историческом контексте. Когда я вчера смотрела «Небо моего детства», там как-то знаете, не пастораль, но как-то все хорошо, там нет батальных сцен, война показана вьюгой и болезнью мальчика. Вы специально избегали вот этого негатива в картине? Картина - очень яркая. Цветущий Чемолган, все радуются…

Абдрашов: Совершенно осознанно. Я попытался пережить тот промежуток жизни этого мальчика. Он родился высоко в горах, на Ушконыре. Кто там хоть раз был, тот понимает, о чем идет речь. Там бесподобно красивая природа. Если ты там родился, то ощущение, что ты родился в раю. Ну и вообще у любого человека, если его родители живы, испытывает в детстве это ощущение рая. Я хотел понять и воссоздать это в картине. До пяти лет он общался только со своими родственниками высоко в горах, а потом впервые увидел огромное количество людей. Все это в его произведениях описано, и я пытался это воссоздать, как некое художественное произведение. И мне кажется, что это получилось, потому что человек, который видит этот фильм, он это ощущает.

Ахматова: А у вас была самая главная награда режиссера подобной картины, которая только может быть – вы видели реакцию президента? Он как-то о ней говорил? Понравилось?

Абдрашов: Устал на это отвечать. Если бы картина не понравилась, ее бы не увидели, не поставили в эфир.

Ахматова: У вас был личный момент общения? Руку там пожал, и вы ощутили – да, не зря.

Абдрашов: Конечно, да. В чисто человеческом плане ощутил.

Ромашкина: Вам предложили сразу снимать всю эпопею?

Абдрашов: Начиналось все с того, что мы должны были снять только «Небо моего детства», но в принципе, сама картина понравилась, и она с многоточием заканчивалась. Мне кажется, что мне повезло - с точки зрения художественного произведения мне достался самый интересный период жизни нашего президента: когда он был свободен от большой политики, жил в гуще народа, когда он становился личность, поэтому я ни грамма не сожалею, и даже вовремя вот… Хорошо, сейчас дальше продолжаю, но уже в другом контексте. Конечно, очень тяжело сидеть четыре года на одной теме. И морально, и психологически.

Ахматова: Раз у нас больше нет времени, задам последний вопрос. Как вы думаете, если бы Данелия увидел бы эти картины, он бы вас обнял за «Небо моего детства» еще раз, как за «Остров возрождения»?

Абдрашов: Ну, я не знаю, надо у Данелии спросить.

Ахматова: Вы больше никогда с ним не виделись? У него же есть такое, он пишет в мемуарах, если ему понравился режиссер или актер, он следит за ним.

Абдрашов: Я не знаю, после того раза я с Данелией не имел возможности видеться. Просто физически не было времени. Но я думаю, что мы увидимся. Вот Али Хамраев видел картину, он тоже примерно того же поколения, что и Данелия и ему очень понравилось. Он сказал: очень достойно ты выкрутился из ситуации, не уйдя в искусственный или такой… как бы сказать? «Небо моего детства» - совершенно не политическая, это лирическая картина. Все последующие фильмы имели свою кривую. И драматургическую, и стилистическую. Картина менялась вместе со своим героем. Тот же Гафт, маститый актер, который у нас снимался, в принципе ему очень понравилась картина. Просто не очень хорошо самому себя хвалить, да? Так конечно, было очень много показов заграницей, и премьер, и реакция зрителей, как ни странно, очень такая адекватная.

Ахматова: Спасибо. Тогда мы вас отпустим.