• 106273
Нургуль Ертаева, член cовета директоров Bank RBK, ведущая радио Classic: «Мне казалось, что я милашка»

Светлана Ромашкина, Зарина Ахматова, Vласть
Фото Жанары Каримовой

Нургуль Ертаева, член cовета директоров Bank RBK, ведущая авторской программы на радио Classic – своевольна. Любит, чтобы красиво, даже если дорого. Умна. Питает слабость к изысканному и культуре. На интервью – обращена внутрь. Не тот тип собеседника, что кидается в рассуждения, не дав возможности договорить вопрос. Но, кажется, где-то после первой четверти разговора, когда уже начинаешь паниковать: «не получилось» – она вдруг расцепляет руки из замка.


Снежная королева являет миру девчонку, которая вспоминает отца, рассказывает о взаимоотношениях с мужчинами и о том, какие уроки ее семья вынесла из периода, когда супруг оказался за решеткой.

Нургуль спросила в телефонном разговоре: «А вы обычно с собеседниками встречаетесь на нейтральной территории?» Нейтральной территорией оказывается симпатичная терраса в гольф-клубе. Среди рабочей недели после безысходной ленты новостей и черной воронки инфопотока, кажется, что ты резко ударил по тормозам на высокой скорости. Густо-зеленое обрамление интервью, большой кусок неба и белые чашки – сбивают с толку резкой сменой твоего собственного журналистского ритма. Как здесь не начать с высокой ноты, пусть и не распевшись?


Ахматова: Как приятно собраться девочками. У нас со Светланой – это редкий случай. Будем нашим клубом разговаривать на около интеллектуальные (я про себя) темы. Благо, повод есть. Вы накануне рассказали мне о своем участии в создании фильма о Бродском для Первого канала и о своих впечатлениях. А я увидела интервью Николая Картозии, одного из создателей фильма, где он сказал, что фильм проспонсировал он сам, «казахи и Вася Боровко». Меня эта формулировка, честно говоря, покоробила – есть конкретный человек, с которым он знаком, который оказал доверие и финансовую помощь, можно и имя назвать.

Ертаева: Я к таким вещам отношусь ровно. Картозия сказал, что профинансировали "казахи и Вася Боровко", так я – казашка. Принимая определенное финансовое участие в создании фильма, у меня не было желания, чтобы Картозия в интервью говорил о том, что я кого-то облагодетельствовала. И потом... Это было сказано в его интервью на «Дожде» в ином контексте. Он сказал, что во всей России не нашлось олигарха, которому бы было интересно дать денег на фильм о Бродском. "Казахи и Вася Боровко" это форма речи, на мой взгляд, Николай говорит о том, что авторам фильма не удалось найти должный отклик в России. Антон Желнов соавтор, с которым я собственно дружу, обратился ко мне, зная о моем отношении к поэту. Я бы не хотела, чтобы в этой фразе Коли Картозия искали пресловутую черную кошку.

Ахматова: А вы какие цели преследовали?

Ертаева: Цели? Никаких. Какие цели может преследовать человек, если он не является интегрированным в телевизионную среду, не является телепродюсером. Ну, какие цели могли быть?

Ахматова: А что это тогда? Откликнулись на запрос вам адресованный? Вам были симпатичны авторы фильма?

Ертаева: Во-первых, я очень люблю Бродского. Во-вторых, мне глубоко симпатичны и Николай Картозия и Антон Желнов (авторы фильма - V) В-третьих, если мне нравится какое-то начинание, и у меня есть возможность помочь его завершить, почему – нет? Все. Других посылов никаких не было. Более того, я даже не предполагала, что это станет причиной для встречи c журналистами или причиной какого-то резонанса, пусть даже и маленького.

Ахматова: Ну, встретиться мы с вами давно хотели, а тут – повод. Когда мы обсуждали это интервью на редколлегии, мы поняли одну вещь и ее сформулировал наш главный редактор Вячеслав Абрамов – мы с вами работаем для узкой аудитории. Причем, ваша аудитория – еще более сегментирована. Вы занимаетесь культурой…

Ертаева: Стараюсь…

Ахматова: Вас не гложут сомнения относительно, так скажем, масштабов. Вы делаете программу на радио Classic. Я послушала несколько выпусков. Нургуль, она даже называется претенциозно.

Ертаева: «Игра в бисер»?

Ахматова: Да, с отсылом к Гессе, что сразу отрезает большой пласт ваших слушателей. Вас это не пугает?

Ертвева: Меня вообще много что пугает. Что касается формата радио Сlassic, к сожалению, это не формат большинства. И так было всегда, ребят. Это надо признать. Тот мифический мир - Касталия, который был придуман Германом Гессе, он всегда существовал. В свое время носителями знаний была лишь горстка монахов в монастырях. Да и сегодня, не смотря на всю информационную доступность, касталийцы явление не массовое. Потому строить иллюзии относительно того, что культура – массовая, слепо и глупо. Массовый - это "поп-корн" и Стас Михайлов. Другой вопрос, как популяризировать Баха и Гете? И надо ли это делать?

Ахматова: А вы хотите это популяризировать? Или вас устраивает этот формат?

Ертаева: Лично меня?

Ахматова: Да. Камерный диалог с вашим слушателем.

Ертаева: Лично меня камерность устраивает. Я знаю - то, что делаю я, не будет услышано всеми, и не потому что кто-то не дорос до этого, а потому что большинству это неинтересно.

Ромашкина: А у вас нет желания расширить формат?

Ертаева: На стадионе лекции читать?

Ромашкина: Хотя бы привлечь больше слушателей.

Ертаева: Конечно, у меня есть это желание, чтобы больше людей слушали нормальную музыку, музыку, в которой есть музыка.

Ромашкина: Ну, с Бродским получилось его популяризировать. Открываешь Facebook - сплошной Бродский.

Ахматова: Кстати, это - ужасно.

Ертаева: Ну, почему ужасно? Вы знаете, что пытался сделать Бродский? Он пытался нести поэзию в массы. Об этом было сказано в документальном фильме.

Ахматова: Мне кажется, что люди, которые постят демотиваторы с Бродским, не осмыслили ни строк, ни замысла. Это просто стало модным, понимаете?

Ертаева: Уже неплохо!

Ромашкина: Да, он стал, как Омар Хайям.

Ертаева: Пусть лучше будут "неосмысленные" Омар Хайям и Бродский, чем какой-то условный Вася Пупкин с «поэзией»: «Я поэт, зовусь Незнайка». Другое дело, что у каждого - свои предпочтения, как в русской пословице: кому арбуз, а кому – свиной хрящик.

Ахматова: У вас, судя по всему, какая-то фамильная любовь к Бродскому. Ваш супруг (Жомарт Ертаев, генеральный директор АЛМА-ТВ - V) тоже постоянно цитирует Иосифа Александровича. Вы к поэту как пришли?

Ертаева: Во-первых, мы с ним муж и жена, которые, как известно, одна сатана. Во всех семьях есть, наверное, свои семейные блюда, свои семейные традиции, свои семейные поэты и писатели. Люди же живут вместе, потому что они чем-то похожи. Хотя бы немного. Как я пришла к Бродскому? Не помню. Так же, как в Пушкину, наверно. Или к Айтматову. Читала-читала и полюбила. Я думаю, что это от папы. У меня очень много от папы. Жомарт, наверное, от меня перенял любовь к Бродскому…

Ахматова: Вот у меня было такое подозрение, что от вас! (Смеется)

"МЫ С ЖОМАРТОМ ЧУТЬ НЕ РАЗВЕЛИСЬ, КОГДА СПОРИЛИ О ЛИЧНОСТИ СТАЛИНА"

Ахматова: Вы заговорили о своем отце, расскажите, из какой вы семьи?

Ертаева: Об отце… Во-первых, отец для меня – Абсолют. И «А» - в слове «Абсолют» - с большой буквы. Он умер. В этом году будет 10 лет, с тех пор, как его похоронили.

Почему Абсолют? Наверное, для всех девочек папа – это монументальная фигура на пьедестале. Родители вообще кажутся детям большими и значимыми. Папа был образованным человеком, порядочным, добрым. У нас был диалог. Мы с ним говорили, размышляли вслух. Он никогда не давил. У него был диплом агронома, работал он партийным чиновником, а в жизни он был философом. Он научил меня думать. У моего отца был резкий диссонанс между тем, кем он был и чем он занимался. Я даже спрашивала у него, почему – не наукой? На что он ответил: «Я, дорогая, пошел по пути наименьшего сопротивления». У него была жена и уже трое детей, их надо было кормить. Последняя его должность – заместитель акима Восточно-Казахстанской области по сельскому хозяйству. Папа погиб в автокатастрофе. Хотя человеком он был не религиозным, он хорошо знал историю всех авраамических религий, что было редкостью. Это я сейчас понимаю, что не так часто в наши дни встретишь человека, который искренне интересуется какими-то вещами, которые не имеют прикладного характера. Он мне привил любовь к японской культуре, как ни странно.

Мама у меня, как все мамы – занималась мужем и детьми, сейчас занимается внуками. Просто мама. Со своими мещанскими, понятными заботами.

Ахматова: Как правило, сложности с поиском спутника жизни возникают у двух категорий женщин. Это те девочки, у которых очень хорошие отношения с отцом и у тех, кого недолюбили. У вас как с этим?

Ертаева: Девочки, у меня с этим проблем не было. (Смеется) Я довольно рано вышла замуж. Это был первый брак. И, несмотря на развод, мне удалось сохранить здоровые отношения с моим первым мужем и потом я вышла замуж во второй раз. Ни в первом, ни во втором браке фигура моего отца никак не мешала мне.

Ахматова: И у вас не было этого долгого поиска с равнением на папу?

Ертаева: Нет. Наверное, я на уровне подсознания выбирала мужчин, с которыми встречалась, во многом похожих на отца. В первую очередь это – мозг и дистиллированное, выкристаллизованное чувство ответственности и порядочность.

Ромашкина: Родители не отговаривали от раннего брака?

Ертаева: Конечно, отговаривали. У меня отец даже поседел. Для него это была сильная психологическая травма. Для каждого родителя его дети – особенные. Мой отец тоже считал меня особенной, страшно боялся того, что бытовуха и эти, так скажем, родоплеменные отношения меня обескрылят. Это нормально. А тогда мне казалось, что я такая взрослая. Папа пытался удержать меня: "Ты не понимаешь, что такое брак". Но мне почему-то необъяснимо хотелось замуж! Я не знаю, почему. Возможно, потому что отговаривали.

Ахматова: Вы своевольной с детства были?

Ертаева: Да, я с детства такой была и до сих пор, по-моему, такой и осталась. Меня муж называет кошкой, которая сама по себе. Что-то мне втемяшилось в голову тогда. Мне очень хотелось повзрослеть, я не думаю, что это гормоны – я не вполне гармонозависимая (смеется). И потом я с тем же упорством хотела развода. И чем больше меня отговаривали родители, тем настойчивее я двигалась к разводу. Вообще-то я везучая, хотя халява мне не знакома. Я везучая на хороших людей. И с мужем у меня здоровые паритетные отношения. Возможно, такой расклад непривычен для нас. "У нас"- я имею в виду наше культурное пространство, где традиционно мужчина непременно должен быть доминантой. Порой агрессивной доминантой.

Ахматова: А где вы учились?

Ертаева: В КазГУ, на юридическом. Многие почему-то думают, что у меня филологическое образование.

Ахматова: Это все Бродский.

Ертаева: Наверное. Отец об этом мечтал. У меня была мечта инфантильная – поступить в Литинститут имени Горького. Поступали туда уже взрослые маститые писатели и идеологи. Разные мечты были. Харламовым хотела быть.

Ромашкина: Он же хоккеист!

Ертаева: Смешно? Я просто очень хотела совершить подвиг, преодолевать. В космос, в Афганистан. Глупая была... Всегда было ощущение, что я что-то такое знаю про мужскую жизнь, связанную с подвигами и действиями. Кстати в слове "подвиг" слышно движение.

Ромашкина: У вас не мужской характер?

Ертаева: Не знаю. Наверное.

Ромашкина: А муж как считает?

Ертаева: Муж хочет, чтобы я была кошкой, лежала дома, облизывала его котят, читала книги и мурлыкала.

Ахматова: Вы говорите о паритете в отношениях с мужчиной, вы отвоевывали эту автономию?

Ертаева: С Жомартом – отвоевывала. Но к счастью поняла, что лучше уступить, тогда он сам все отдаст. Жомарт – ярко-выраженный альфа-самец. У нас были серьезные стычки, отношения несколько раз заходили в тупик. В первый раз из-за роли Сталина в истории, во второй – из-за оценки личности Талейрана. Это сейчас смешно, а тогда мы чуть было не развелись из-за них. Я сейчас понимаю, что дело было не в Сталине и не в Талейране – в отстаивании своей позиции. Сломать другого, заставить подчинить не воле своей, а мысли.

Ромашкина: При этом женщин учат быть гибкими.

Ахматова: Особенно восточных.

Ертаева: Нет, я просто выросла в другой семье.

Ромашкина: Вы и дочь свою так воспитываете?

Ертаева: Я детям одно говорю – научитесь быть счастливыми. Если она, отстаивая свою позицию, будет чувствовать себя счастливой, то - пожалуйста. Если, промолчав, чувствует себя счастливой, то хорошо.

Ромашкина: Но вы, промолчав, не чувствуете себя счастливой?

Ертаева: Я чувствую себя счастливой априори, раньше задавалась вопросами, рефлексировала. Относительно недавно я осознала, что давно чувствую себя почти счастливой. Это звучит, наверное, по-идиотски.

Ромашкина: Жомарт тоже говорит, что чувствует себя счастливым.

Ахматова: «Почти».

Ромашкина: Вы открыли формулу счастья

Ахматова: Портал, я бы сказала.

Ертаева: Нет, девочки, не открывала. Просто внезапно пришло понимание. Я с подругой разговаривала, она попросила вспомнить самые счастливые моменты в моей жизни, а я себя уже давно, уже несколько лет перманентно чувствую счастливой. Не знаю, пугаться этого или радоваться.

Ахматова: Вы говорите об отношениях мужчины и женщины. Последние несколько скандалов подняли волну обсуждения двоеженства. Мне интересно, вы как это оцениваете? Вторая жена дает интервью, говорит, что она - жена, потом первая себя тоже женой называет. Это что? Комплексы? Отсутствие самоуважения или, думаете, это нормально?

Ертаева: В данном случае, я думаю, это - тупая бабья борьба за мужчину, за его внимание, за его кошелек, и, в том числе, самоопределение этих женщин (токалок - V) в обществе. Это посыл - я есть и у меня есть вполне определенное место в жизни этого мужчины. А, может, эти тетеньки просто пытаются укусить друг дружку.

Ахматова: А как вы относитесь к выбору женщины согласиться на порядковый номер?

Ертаева: Плохо отношусь.

Ахматова: Вы понимаете этих женщин?

Ертаева: Умом я могу оцифровать, препарировать эту ситуацию и как-то понять, учитывая их ментальность, систему взглядов, отношение к окружению и к себе. Примерить на себя – не могу. Не потому что я ревнивая или собственница. Я – индивидуалистка. Я выросла в другой системе координат, я воспринимаю себя как индивид и мужчину рядом, как индивида, неделимого ни с кем.

Ахматова: Ну, почему в нашей стране, на ваш взгляд, так обострилась ситуация?

Ертаева: Это не только в нашей, девочки, я вас обрадую! У меня в России немало знакомых, которые находятся в схожей ситуации. Да что там! У первых руководителей Франции бывало.

Ахматова: Они разводятся.

Ертаева: Это Саркози развелся. Есть еще его предшественники, чьи любовницы хозяйничали в президентском дворце. Так было почти всегда – не только при Людовике XIV.

Ахматова: Мужчину всегда меньше осуждают за это, а женщину, которая согласилась на эти правила игры, порицают в обществе, и не только в нашем.

Ертаева: Вы имеете в виду женщин типа Лили Брик?

Ахматова: Лилю Брик мы оставим – это другое. Если мужчина заводит двух женщин, осуждают двух женщин – первая не смогла удержать, распустилась-располнела. А вторая согласилась на роль содержанки. При этом мужчина как-то в стороне и над ситуацией?

Ертаева: Вы так думаете?

Ромашкина: Это - Facebook.

Ертаева: В Facebook, если появляется более активный козел-провокатор, то фэйсбук-сообщество идет за ним. Вас интересует мое мнение в отношении этих мужчин? Я считаю, что они плохо поступают к детям своим – в первую очередь, к женщине, которую любил и к той, которую полюбил. Для меня история отношений может начаться тогда, когда закончилась старая. И я с мужем, кстати, проговаривала эту тему. У моего мужа такое же отношение к таким ситуациям – сочувствие к женщине. Ну, не очень нам такие истории нравятся. Не наша это история. Может, это их сексуальные игры? Групповуха на троих?

Ромашкина: С привлечением полиции!

Ахматова: И понятых.

Ертаева: Каждый забавляется, как может.

ВНУТРИ Я СТРАДАЮ ЛЕГКОЙ ФОРМОЙ АУТИЗМА

Ромашкина: Мы затронули Facebook, я предлагаю про интернет поговорить в целом. Если посмотреть комментарии – есть негатив, периодически всплывают новости про банк, про вашу семью. Как вы реагируете на это? Читаете?

Ертаева: Нет, не читаю. Раньше мне отправляли скрин-шоты – родственники, друзья, обрати, мол, внимание, что это такое происходит? Всего один раз я позволила себе прочитать какие-то комменты и отреагировала - мне было очень неприятно и даже обидно. Я закрыла для себя этот вопрос, я игнорирую досужие сплетни и злые языки обывателей, которым вероятно больше заняться нечем.

Ахматова: Когда Жомарт был в Facebook, вы там тоже проявляли активность.

Ертаева: Да, с тех пор, как там появился мой муж, я сидела в Facebook, мне хотелось выровнять ситуацию женской рукой и женским голосом. Жомарта прямолинейность, и порой его язвительный тон вызывали довольно агрессивную реакцию некоторых его подписчиков. И их не всегда справедливые и бестактные комментарии создавали определенное негативное мнение о моей семье, о муже.

Ахматова: Вы его эмоциональность имеете в виду?

Ертаева: Да, резкость и эмоциональность, зачастую это приводило к неправильным трактовкам. Я давно появилась в Facebook, меня зарегистрировал мой близкий друг, который живет в Москве. А поскольку я очень плохо разбираюсь во всяких инновациях, технологиях, компьютерах, интернетах, я считала, что это какой-то общий чат близких друзей. (Смеется)

Ахматова: По сути, так оно и есть!

Ертаева: Я поняла только через год, что это открытый эфир. Правда, я особо и ничего и не писала, просто читала то, что было на моей ленте. Я думала, что это адресные послания, которые мне отправляют мои друзья. А потом, когда уже вникла, я какие-то посты – так это называется? - начала писать. В частности, истории из моей жизни, связанные с именем Бродского. Были какие-то отклики. А в целом мне не все нравится, что происходит на Facebook, такое ощущение, что одна половина занимается прилюдным онанизмом, а вторая, у которой, самостоятельно не получается, наблюдает за ними. Есть, конечно, толковые, интересные ребята, но, в общем - много мусора из частной жизни - что поели, когда ели, где ели, с кем ели. Facebook — это концентрированное отражение жизни. Очень выпукло все. Мне не нравится то, что я там вижу. По мне фэйсбук - площадь в базарный день. А я не люблю ходить на рынок. Мне там не уютно.

Ахматова: Тем не менее, вы же были в Instagram?

Ертаева: Это такая девчачья история, желание наряжаться. Потом мне стало очень неуютно. Мне неуютно с самой собой стало. Я поймала себя на мысли, что у меня, не то чтобы какая-то зависимость появилась, я стала сама себе нравиться. Мне понравилось получать лайки. К счастью это история завершена и длилась не больше нескольких месяцев.

Ахматова: Если переводить на сущностный (по Пелевину) язык, это значит, что женщине нравится, когда она нравится. Разве это плохо?

Ертаева: Нет, это неплохо. Но когда ты перед сном заглядываешь в инстаграмм, по сути, тратишь время ни на что. Я понимаю, если бы я работала в fashion-бизнесе, или была бы fashion-блогером, это было бы уместно. В довесок в какой-то момент почувствовала себя уязвимой. Я сама довела ситуацию до того, что поместила себя под лупу. А потом происходят какие-то странные вещи – тебя похвалят раз, похвалят два, а на третий день ты думаешь, похвалят тебя сегодня или нет? Это не очень хорошо. Я не читаю новости, я не смотрю новости по телевизору. До меня новости доходят за чашкой чая, если кто-то в разговоре упомянет, что где-то что-то произошло - землетрясение, самолет упал, Крым захватили. У меня нет потребностей в новостях. Я научилась быть избирательной в том, на что тратить свои эмоции, время и мысли. Может, поэтому я стала чувствовать себя счастливой?

Ахматова: Нургуль, в вас какой-то внутренний остров и вы туда сбежали?

Ертаева: Мне кажется, я всегда дрейфую на своей лодке, на своем островке. Даже не смотря на то, что я человек открытый, публичный, коммуникабельный, внутри я страдаю легкой формой аутизма. Мне комфортно находиться с самой собой или с очень близкими мне людьми. Конечно, я выхожу, так сказать "в свет", но, как правило, минут на сорок.

Ахматова: Засветиться?

Ертаева: Я просто наряжаться люблю. Это все банально.

Ромашкина: Вы всегда любили наряжаться?

Ертаева: Всегда. В этом смысле я девочка.

Ромашкина: Платья не шили себе?

Ертаева: Шила. Я до сих пор шью, уже не своими руками, есть портнихи, которые по моим эскизам шьют.

Ромашкина: У вас не было желания заняться fashion-индустрией?

Ертаева: Никогда не было. Мне кажется, у меня это бы получилось, но почему-то у меня никогда не было желания сделать из этого профессию, потом служить этому. Мне бы это сразу наскучило.

У НАС С МУЖЕМ ЕСТЬ ШОРТ-ЛИСТ ДОГОВОРЕННОСТЕЙ

Ахматова: Судя по всему, вы очень требовательный человек?

Ертаева: Да. Определенно я требовательна.

Ахматова: К себе, в первую очередь? Или на близких это тоже распространяется?

Ертаева: Я и к себе требовательна, и к близким.

Ахматова: Чем ближе человек, тем жестче шкала?

Ертаева: Да. Если я перестала быть требовательной по отношению к кому-нибудь, кого не считаю посторонним в своей жизни – это значит я его вычеркнула. Не то, чтобы я порвала отношения, просто отпустила, перестала о нем заботиться.

Ахматова: А чего вы не прощаете?

Ертаева: Раньше мне казалось, что я никогда не прощу каких-то очевидных проявлений того, что есть плохо: трусости, подлости... А сейчас я не знаю, трусость ли то, что я раньше считала трусостью? Действительно ли это подлость, то, что я раньше считала подлостью? Более определенно я могу ответить на этот вопрос, если буду конкретизировать о ком идет речь. Мужу я не прощу предательства в любой форме: измены, интрижки. Другу я не смогу простить очевидного двойного формата, когда и вашим, и нашим. Я в этом смысле и к себе достаточно требовательно отношусь. Раньше мне казалось, что тупость непростительна. Сейчас проявление этого недуга иногда я нахожу очаровательным. Иногда я с удовольствием слушаю нестройный щебет чудной тупенькой девочки-переростка. И пытаюсь разгадать загадку этой вечной юности.

Ахматова: Вам никогда не хотелось, как минимум, такой прикинуться?

Ертаева: А у меня не получится. Для этого нужно иметь особые обертоны в голосе. Может, и хотела бы – не смогу.

Ахматова: Наверняка эта формация девочек тоже достаточно успешна благодаря именно вот этой очаровательности?

Ертаева: Они определенно пользуются особым успехом у сильной половины, ведь они дают им ощущение того, что они большие и сильные. Было время - меня эти девочки раздражали. Я не только преодолела это раздражение, я стала получать удовольствие от созерцания их незамутненных разумом мордашек.

Ахматова: А это не снобизм ли?

Ертаева: Снобизм. Назовем его интеллектуальным.

Ахматова: Вы хотя бы в этом признаетесь! Вот ваш супруг отрицает.

Ертаева: И муж у меня тоже… ладно, назовем это покраше. Все же «сноб» это как мещанин во дворянстве. Пусть это будет «высокомерие», звучит более благозвучно - высокая мера.

Ромашкина: Вы часто находитесь в так называемой тусовке, бомонде. Вы чувствуете там себя своим человеком или это чуждая для вас среда?

Ертаева: Своим человеком я не ощущаю себя. Чуть-чуть инородным телом чувствую. Хотя мне многие импонируют в этой, как вы назвали, "тусовке". Раньше я часто позволяла себе, так потихоньку, про себя, какую-нибудь морду состряпать, глаза закатить или вздохнуть. Внутренне. Это была моя реакция на неблаговидную выходку или жест. Сейчас добрее стала.

Ахматова: Вы знаете что, несмотря на эту доброту, вас побаиваются?

Ертаева: Правда?

Ахматова: Да, в вашей этой самой тусовке. Есть такие настроения.

Ертаева: А почему, интересно?

Ахматова: Вот я не зря спросила про требовательность. Возможно, вы не молчите там, где можно смолчать, вы прямолинейны?

Ертаева: Я не помню, чтобы я где-то в чужом, постороннем обществе, если меня не спросили, высказывала бы ни с того, ни с сего свое мнение. Мне казалось, что я милашка.

Ахматова: Вы не кокетничаете?

Ертаева: Я серьезно так думаю, не кокетничаю.

Ахматова: Вы не чувствовали, что когда подходите, кто-то замолкает, кто-то приосанился? Это же ощущается. Мне кажется, вы достаточно эмпатичны, чтобы это считать. Или вас устраивает это амплуа?

Ертаева: Девочки, дайте я примерю, вспомню хоть одну ситуацию.... Я реагирую, когда ударение не туда ставят. Я могу поправить. Но мне хочется верить, что я делаю это аккуратно.

Ахматова: Аккуратно – это как? «Сам ты звОнит»?

Ертаева: Достаточно прямолинейно. (Улыбается)

Ахматова: Как вы при всем при этом прощаете Жомарту Жадыгеровичу любовь к ТНТ?

Ромашкина: И к Дому-2.

Ахматова: Мы просто думали, как это все сочетается? Вечерком в 7 - ТНТ, в 8 – Бродский?

Ертаева: Я поняла, о чем вы. Вы знаете, он всегда после работы смотрит всю эту телевизионную чернуху: смотрит новости, лежит на диване и пролистывает какие-то жуткие сериалы с бегающими ментами.

Ромашкина: Мне кажется, ему не хватает Facebook.

Ертаева: Я вам объясню: это просто, как жвачка. Когда в течение дня человек встречается с разными людьми, это же колоссальная затрата энергии, а телевизор помогает отключиться от вседневных забот. Просто картинка, которая двигается, это картинка умалишенная, там нет никакого посыла, просто что-то меняется.

Ахматова: Релаксация своего рода?

Ертаева: Да, думаю, это релаксация. Любая сложная литература, сложное кино, заставляет думать. У организма есть предел, думаю, с этим все связано. Я не могу это смотреть, я реагирую на все это, потому что у меня менее насыщенная эмоциональная и интеллектуальная жизнь по сравнению с моим мужем.

Ахматова: У вас это не было камнем преткновения, каким был Сталин и Талейран?

Ертаева: Было, но в шуточной форме. Мы просто нашли компромисс: я просто выхожу из комнаты. Он говорит: «Я включаю». Это проговаривается.

Ахматова: «Я включаю. Пять, четыре, три…»

Ертаева: И я выхожу. Или когда я подхожу, он говорит: «Ты сейчас будешь нервничать, можно я просто поваляюсь?» Я просто выхожу из комнаты.

Ахматова: Просто он нас убеждал в том, что ТНТ - это хорошо, помнишь, Света?

Ертаева: Значит, он действительно в этом убежден. Мне в ТНТ нравится Comedy Club, я иногда смотрю его, когда он «Ментов» не смотрит. Мне нравятся все эти остроумные сценки из бабьей жизни, и мне нравится один сериал, дай Бог вспомнить его название. «Интерны», там интересные диалоги, забавные ситуации. Вообще я люблю всего один сериал – экранизация по Вудхаусу – «Дживс и Вустер». Это моя панацея от скуки.

Ахматова: У меня сложилось такое впечатление, что вы уже очень хорошо знаете друг друга с мужем, и при этом не перестаете друг друга удивлять. Но по каким-то основным пунктам вы договорились?

Ертаева: У нас даже есть шорт-лист договоренностей. Выключать везде свет – это моя маленькая бытовая победа. У меня рефлексы выработаны, приучили свет выключать в той комнате, где ты не находишься.

Ромашкина: У меня дедушка такое выработал, я в гостях всегда это делаю.

Ертаева: Я ходила за ним, везде выключала, он ходил - включал. Недавно я поняла, что он сам выключает свет. Конечно, находишь компромисс. Как с тем же телевизором. Не нравится передача, ради Бога, я вышла. Раньше я пыталась внушить, думала, что неправильно смотреть такого рода передачи, они агрессию вырабатывают. Поняла, что ерунду какую-то несла. Просто хотела подчинить себе. Но это ни к чему хорошему не приводит.

Ахматова: Вы по сути своей декабристка?

Ертаева: Я не знаю. Мне нравится весь это ореол вокруг декабристов и декабристок. Это романтично. В юности я примеряла на себя Трубецкую, мне казалось, что я органична в этой романтике.

Ахматова: В чем это в наше суровое время проявляется?

Ертаева: Возможно, по тому, какие слова являются любимые можно понять человек романтик или циник. У вас есть в лексиконе любимые слова?

Ахматова: Я не задумывалась. Есть нелюбимые слова.

Ертаева: Какие?

Ахматова: Новояз этот: «вкусняшки, няшки».

Ертаева: «По ходу» – отвратительное выражение.

Ахматова: Откуда оно? Странное сочетание, когда его неправильно употребляют. Я не люблю слова, логику которых я не понимаю.

Ромашкина: Мне кажется, что это слова-заменители. Они не несут в себе смысл.

Ертаева: Наверняка они несут какой-то смысл. «Няшка» – симпатичная.

Ромашкина: По ходу?

Ертаева: Я задумывалась над этим, у меня старшие дети весьма образованные и культурные ребята, но дочь стала использовать это слово – «по ходу». Я пыталась с этим как-то бороться, а потом подумала, что язык - это живой организм, он меняется. У каждой эпохи свое понимание эстетики. К примеру, наши бестелесные стандарты красоты в эпоху Рубенса невыигрышно смотрелись бы на фоне пышнотелых красавиц. Так и язык, он живой. Я хорошо помню, как мой отец реагировал на слово «классно». А кажется, на сегодняшний день чуть ли не классика. Никому же слух не режет? Видимо, рано или поздно «по ходу» приживется и войдет в словарь. Нравится нам это или не нравится. У нас точно не спросят.

Я ПОЦЕЛОВАНА ВСЕВЫШНИМ

Ахматова: Какими проектами вы собираетесь заниматься в будущем, возможно, уже идут обсуждения?

Ертаева: У меня в голове есть один проект. Это культурный центр. В идеале, было бы здорово, если бы само здание этого центра имело определенную культурную ценность, достойный архитектурный объект. Где помимо постоянного выставочного зала, было бы место, для проведения лекций и встреч с интересными людьми. Простите, клуб интеллектуалов. Вот такие желания. Я с Колей Усковым говорила на эту тему. Коля готов приехать. Он очень интересный человек.

Ахматова: Что-то вроде «Открытой библиотеки» в Питере?

Ертаева: Пионерские чтения, Открытая библиотека, да. Мне очень интересна писатель – Жанар Кусаинова. Она пишет трогательные, добрые рассказы. Такие короткие набеги в свои воспоминания, есть жизнь в ее повествовании, и язык хороший.

Ромашкина: Вы хотите помочь ей?

Ертаева: Нет. Не помочь. Я с ней не знакома. Просто недавно открыла для себя писателя из Питера. И полюбила ее. В течение дня несколько раз перечитываю. Еду в машине, сама себе хихикаю под нос, радуюсь. Я имею в виду, что таких людей хотелось бы приглашать для встречи со слушателями. Проводить какие-то музыкальные вечера. Выработать систему, как план, которые школьные учителя разрабатывают. Вот такое желание, стремление. Не знаю, когда это реализуется, и как это реализуется, надеюсь замысел осуществится.

Ахматова: Откуда у вас такие московские связи?

Ертаева: Знаете, я наверно поцелована Всевышним. Мне Бог всегда дает, приводит всегда за руку к хорошим, разным людям. Ну, как-то вот так сложилось. У меня есть друзья разных возрастных категорий с разными интересами.

Ахматова: Вы в самом начале нашей беседы, еще до диктофона, сказали, что далеки от политики, тем не менее, я слышала несколько имен московских, в частности. И все эти люди диссиденты духа, на самом деле. Судя по всему, вы общаетесь с людьми, которым ближе либеральные убеждения. Ну, по Ускову я бы поспорила.

Ертаева: Коля Усков - либерал, мыслящий человек. С вполне определенными внутренними фильтрами. У него есть табу. Он - конформист, но он не продажный. Если он не согласен, он четко выражает свою позицию и стоит на ней. Он историк по образованию, он думающий, он интеллигентный. И он совсем не политик.

Ахматова: Я к тому, что все эти люди, вами перечисленные, они все же не государственники, больше либералы. Это как-то совпало?

Ертаева: Это не совпадение это выбор. Вот у вас есть друзья, Зарина? Это же ваш осознанный выбор. Это вы соседей не можете выбирать, вы родню выбрать не можете. А друзей вы выбираете. Когда мы друзей выбираем, мы чем-то же руководствуемся.

Ахматова: Вот я об этом.

Ертаева: Все руководствуются интересами. Если интересно тебе с человеком, ты общаешься, неинтересно – не общаешься. Одномастные, наверное. Если ты музыкант, сфера твоих интересов ограничена только музыкой, то автоматически рядом будут находиться люди, с которыми ты на одном языке говоришь. Пресловутый культурный код.

Ахматова: Вам комфортно в этой стране?

Ертаева: Вы знаете, у меня другой страны нет. Это моя страна. Это моя Родина. Мне здесь комфортно, я родилась здесь. В идеале, конечно, я бы хотела жить в Плезантвиле. Но мы же понимаем что это утопия. Какой дурак сказал, что где-то лучше? В каждой стране - свои болячки. Вот чем мне мешает власть? Давайте не заламывая рук, поговорим что может заставить бежать из страны? Чем так нестерпимо мешает власть? Ничем не мешает. Жизнь идет своим чередом. Хожу в чем хочу, ем что хочу, читаю что хочу, общаюсь с кем хочу, езжу, куда могу себе позволить. У меня претензий нет, другое дело, что социальное расслоение мощное, так оно по всему миру. И это не повод для бегства из собственной страны.

Ахматова: Я не хотела эту тему затрагивать, но вы сейчас сказали, а я всегда хочу прояснить до конца. У вас не было нареканий к власти, даже когда ваш супруг находился под следствием?

Ертаева: Были. Вопросы внутренние были. Но я к этому по-другому потом отнеслась. И в этом мне помог Жомарт. У меня была внутренняя обида не только на власть, у меня к Всевышнему была претензия. Я, конечно, не ходила куда-то в храм или в мечеть, не разговаривала с Богом. Это был внутренний диалог, молчаливая претензия. Но все, что касается взаимоотношения Жомарта с …

Ромашкина: Уголовным кодексом?

Ертаева: Нет, не с Уголовным кодексом, я не считаю, что мой муж нарушал Уголовный кодекс, по-моему, это очевидно.

Ахматова: Системой?

Ертаева: С системой, да. Там другой диалог. Создатель он вроде прост, но в тоже время изощрен, то есть, кажется, что он сделал больно, а фактически он подставил плечо. Мы до того, как Жомарта посадили, были в разводе, мы с ним год не разговаривали. У нас были трения, по сути, мы были в нехороших, нездоровых отношениях, и если бы его не посадили в тюрьму, я бы с ним не заговорила. А на сегодняшний день, если бы не эта история с тюрьмой, я бы с ним не жила, не родила бы нашу прекрасную девочку. Жомарт меня убедил в том, что его Всевышний любит. Что если бы его Всевышний не любил, он бы его не посадил в тюрьму, у него свой разговор с Богом, понимаете. У каждого из нас свой разговор с Богом. А если сейчас циклиться на том, что это власть, так система это не Всевышний. У Творца свой замысел. Другое дело, как это воспринимать. А если обижаться, жить обидами и постоянно трепанировать эту ситуацию, которая прошла, рефлексировать по этому поводу, так это же плохо для будущего. Для меня очевидно, для чего это было дано - для переоценки ситуации, для переоценки самого себя. Потом это очень символично было - он 9 месяцев там провел. Перерождение. Находясь в тюрьме, он познакомился со стоиками, он познакомился со своим близким другом. Люди доживают до ста лет и друзей не приобретают. Конечно, это не самое легкое время было. Физически было сложно, психологически быть несвободным, особенно активному человеку.

Ахматова: План создателя на вас - вас пока устраивает?

Ертаева: Устраивает. (Смеется) У меня дети, за которых я никогда не краснею. Муж, которого я люблю, который любит меня. И мои прекрасные друзья. Мои родные здоровые и счастливые. Вполне устраивает.

Журналист, шеф-редактор Интернет-журнала Vласть

Главный редактор Власти

Еще по теме:
Свежее из этой рубрики
Просматриваемые