На Московском кинофестивале Еркебулан Дайыров, сыгравший главную роль в картине, получил приз как «Лучший актер». Был обласкан критиками фильм и на прошедшей недавно «Евразии». 8 октября «Шлагбаум» выходит в широкий прокат в Казахстане. Мы встретились с Аскаром Узабаевым и поговорили о том, как снять ленту за 15 тысяч долларов, когда выйдет в прокат «Боксер» и почему коммерчески успешный режиссер хочет уехать жить в Лондон.

---

— «Шлагбаум» был снят в рамках «партизанского кино», где предполагается минимум бюджета. Сколько денег было потрачено на создание фильма?

— 15 тысяч долларов. Бюджет нам нужен был на транспорт и на еду. Мы снимали около 18 дней, актеры, звукорежиссер, оператор, другие специалисты – все работали бесплатно.

— После такого опыта, как вы думаете, можно ли снимать бесплатно качественное кино?

— Да, при условии того, что люди заражаются идеей фильма и хотят действительно снять что-то стоящее. Это самое главное условие. Ну и нужно создать самые минимальные условия для работы: хороший транспорт, чтобы группу привозили и увозили, и чтобы на площадке была еда.

— Сложно найти людей, которые готовы работать бесплатно?

— Дело в том, что моя команда, с которой я работаю, уже наработана годами. И когда я ребятам сказал: «Мы каждый раз говорим о том, что нам надоело снимать жанровое кино, всю эту попсятину, теперь у нас есть возможность поработать на авторском проекте, приобщиться к высокому искусству». И все согласились.

— А актеры как это восприняли?

— В отношениях с актерами большую роль сыграла личная дружба нашего режиссера Жасулана Пошанова с актерами. Он кого-то снимал уже, кто-то у него хотел сниматься. Он просто сел с ними и сказал: «Ребята, у меня есть вот такая история, почитайте сценарий, у меня нет денег. Если вы не согласитесь, я вас пойму».

— У вас как у продюсера была зарплата?

— Нет, я как продюсер сделал самое лучшее, что я мог сделать для режиссера: я появился всего лишь один раз – когда мы разбивали тарелку, и сказал: «Ну, все, Жасулан, дальше ты сам».

— Ваша работа как продюсера в чем заключалась?

— В поиске денег, съемочной группы и создании условий для работы режиссера.

— Как вы искали деньги?

— Я сделал один звонок, и деньги нашлись (улыбается). У меня много друзей, которые могут и 200 и 300 тысяч, и до миллиона выделить на кино, но я к ним не обращаюсь в силу того, что пока не вижу надобности. Есть один очень хороший человек – женщина-продюсер, когда я ей позвонил, она сказала – хорошо, не вопрос, я поддержу. Я объяснил, что это авторское кино, что у нас будут только фестивали. Когда мы показали картину «Меломану», они сказали: «Ребята, вы что, делайте прокат, у вас отличный фильм, отличная история, покажите ее народу».

— Ну, на Московском фестивале у вас все хорошо сложилось.

— Мы надеялись на ФИПРЕССИ – награду международной федерации кинопрессы, потому что приходило много иностранных журналистов, и мы со всеми ними очень много общались, и когда нам за день до завершения фестиваля сказали, что ФИПРЕССИ уже вручили, мы с ребятами сказали друг другу: «Ну, давайте, просто сходим». И удачно сходили. И сейчас на «Звездах Шакена» получили приз за лучшую актерскую игру и ФИПРЕССИ на «Евразии». Все же этот приз до нас дошел!

— Как иностранные журналисты реагировали на историю, рассказанную в «Шлагбауме»? Это же дикость для них?

— Нет, это история, которая стара как мир, потому что всегда были богатые и бедные, всегда богатым было позволено больше чем бедным. И история абсолютно прозрачная и понятная для всех. Это не ментальный фильм о том, что происходит только в Казахстане, это происходит в каждом городе, в каждом дворе СНГ.

— Что происходит с вашей картиной «Боксер», которая уже несколько лет лежит на «Казахфильме»?

— Когда пришло время проката, мне на студии сказали, что нет денег на прокат, и фильм положили на полку. Сейчас мне звонили и сообщили, что он скоро будет показываться, правда, без премьеры. Начинали снимать фильм с коммерческим настроем, а потом половина денег у нас урезалась, я вложил 8 миллионов тенге в этот фильм, но с условием, что сделаю все так, как я хочу. «Боксер»— фильм о том, что у человека забрали его мечту. И там, наверное, есть я, потому что я хотел снимать, и меня обломали, сказали нет, потом все это тянулось, я вкладывал деньги, и все такое. И только снимая этот фильм, я понял, что я делаю по жизни. «Боксеру» я очень благодарен, там я понял, что такое кино на самом деле. До этого, конечно, снимал кино – коммерческое, но «Боксер» стал психологически не очень легким проектом.

— Раз вы вложили свои деньги, вы можете контролировать и прокат фильма?

— «Казахфильм» обещал восполнить мои затраты. Уже прошло года три-четыре с той истории. Тогда я понял, что если хочешь что-то сделать, делай это сам. Я начал снимать сериалы, зарабатывать деньги и вкладывать их в технику.

— Вы уже не пойдете в проекты «Казахфильма»?

— Ну не то чтобы я не пойду, во-первых, не зовут, во-вторых, не вижу смысла. Все говорят, что молодым везде у нас дорога, что нужно поддерживать свое кино, но как мы поняли, мы можем сами снимать, сами ездить на фестивали и еще там выигрывать. Не кому-то что-то доказывать, а показывать, что у нас есть куча молодых талантливых ребят, которые хотят делать кино.

— Мы записывали интервью со многими режиссерами, например, с Эмиром Байгазиным, и они все в такой ситуации: с «Казахфильмом» работать сложно, а искать частного инвестора тяжело, особенно сейчас.

— У Эмира хорошая фестивальная история, наверное, ему нужно найти мецената, который будет ценить его кино, собственно, что и делает Ермек Турсунов. Кажется, все, что он снимает, он снимает на частные деньги, и это хорошо.

— Получается, что каждый художник должен найти себе мецената?

— Да, я об этом думал, и понял только одну вещь, даже по «Шлагбауму» — если ты хочешь создавать настоящее кино, ты возьми художника, того же режиссера, дай ему денег и пусть он снимет как он хочет. А не так как у нас: дай денег, а потом исправляй его монтаж, лезь в его историю. Когда мы ходим к зубному врачу, мы же не говорим ему как надо зубы лечить, у нас же все начинают вмешиваться. Если ты прогибаешься, значит, ты им угоден, они берут тебя в свои проекты, и ты снимаешь для них кино, которое не имеет ни прокатного успеха, никакого другого.

— В этом году Казахфильм сократил производство более 10 проектов, оставив только два. В таких условиях и такой «Казахфильм» нужен?

— В любом случае должна быть какая-то государственная структура кино. Но у нас ни законов о кино нет, ни поддержки. Условно говоря, если бы не облагали нас налогами, то и фильмов снималось бы больше, прокат становился бы лучше, кинематографистов было бы больше. Я думаю, что «Казахфильм» нужен, но там, как мне кажется, нет хорошего управленца, который мог бы распоряжаться большими деньгами во благо. Это должен быть человек с чутьем. Нужно уметь вложить 200 тысяч долларов, а заработать 2 миллиона. Когда я начал заниматься кино и начал работать с разными людьми, я понял, что у нас хороших специалистов нет, а те, кто может что-то делать, уже уехали. У нас все, начиная от образования в сфере кино и заканчивая «Казахфильмом» — одна большая проблема.

— У нас мало людей, маленький рынок.

— Можно на это ссылаться, можно так говорить. Но когда Нуртас Адамбай снимает «Келинку Сабину» и собирает полные залы, когда Баян Есентаева за 200 тысяч снимает фильм, а зарабатывает под 2 миллиона, это как? При этом это же не просто развлекательное кино. Я посмотрел «Сабину», там есть идея, есть возвращение к истокам, ведь в финале эта блондинка поняла, что она казашка, как бы она не пыталась убежать от этого.

— Вы первый в Казахстане человек, снявший коммерчески успешную картину «Коктейль для звезды», и в этом есть что-то странное, что теперь вы ушли в «Партизанское кино».

— Когда я захотел стать режиссером, я сказал, что буду снимать то кино, которое волнует меня. Коммерческое кино – оно хорошее, его можно придумать, сделать, но оно не так сильно меня волнует, как авторское. Вот там я могу самовыражаться. На коммерческое кино я могу найти деньги по звонку, на авторское — нет. Поэтому пришлось уходить в такое поле. А государство такое кино не поддерживает.

Когда я показал «Боксера» в первом варианте, меня обматерили с ног до головы, в тот момент я понял, что я сделал что-то стоящее.

Значит, тронуло людей. Там так один человек матерился, а мне почему-то было приятно. Я понял, что такое кино нужно снимать. И идея «Партизанского кино» живет. Здесь самое главное для меня – чтобы талантливые ребята не разбрелись, чтобы они собрались в одном месте и поняли, что мы тоже имеем свое мнение.

— Уже прошло больше года с провозглашения манифеста «Партизанского кино», уже можно делать какие-то выводы.

— Когда мы только заикнулись об этом, я сказал: теперь самое главное снять, потому что все думали, что мы просто поболтали, покричали, что мы такие неудачники и нам никто не дает снимать, и я был очень настроен на то, что надо быстрее снимать, надо делать. Вроде бы сделали, вроде бы ребят становится больше.

— А дальше?

— Мы с Адильханом Ержановым написали одну мелодраму. Я хотел начать снимать этой осенью, но пришлось зарабатывать деньги на свой проект: отснял сериал для «31 канала», сейчас буду делать для «Казахстан-1», зимой для «Хабара», и следующей весной думаю снимать эту нашу с Адильханом историю.

— Как в вас это совмещается: творчество и коммерческая жилка? Вы не чувствуете дискомфорт, когда снимаете для «Хабара»?

— Опять же, возвращаясь к истории сериалов: я сделал один из успешных сериалов, который побил все рейтинги – «Любовь тракториста». Все, что я делаю в сериалах, народу нравится, они дают смотрибельность каналу, и когда я прихожу с идеей очередного сериала, она в той или иной степени мне самому нравится. У каналов есть какой-то госзаказ. Например, вот им надо снять про образование в ауле, я это заворачиваю в историю, подаю ее, мне говорят: все хорошо, снимай. На сериалах я не особо дискомфортно себя чувствую, но каждый сериал пытаюсь снять как маленькое кино, пусть с хронометражом в 25 минут. Угнетенным себя на сериалах я не чувствую.

— Вы раньше снимали клипы. Я читала в вашем интервью о том, что вы это делаете для того, чтобы заработать деньги и снимать настоящее кино. Это реально?

— Да, самое главное, что за все это время я наработал хорошую съемочную команду и хорошие отношения, потому что вот так просто попросить поснимать за еду, это дорогого стоит. Вот здесь и проявилась продюсерская жилка — когда люди согласились работать на «Шлагбауме». Правда, они не могли понять, почему не я режиссер. Но я снимал сериал, а Жасулан Пошанов был свободен. Тогда Жасулан, кстати, находился не в самом лучшем состоянии. Психическом, физиологическом. У него настолько опустились руки, что он сказал: все, я куплю баранов и уеду в аул. «Казахфильм» вот-вот должен был запустить его фильм и ему все обломали. До этого он работал полгода над сценарием для «Казахфильма», студии все нравилось, было вроде все хорошо, он отказывался от других проектов, а потом сказали: извини, нам надо другое делать. Мы сидели с Жасуланом вдвоем, разбитые, у театра Ауэзова, и думали: ну что мы все ходим-клянчим, и я говорю ему: «Ты готов сейчас снимать?» Он: «Да». И я позвонил: «Дайте денег».

— Вы будете дальше снимать коммерческое кино?

— У меня валом лежит коммерческого кино, идеи, синопсисы. Сейчас я работаю над сценарием «Гламур для дур», я хотел начать снимать в Шымкенте, но из-за того, что телеканал утвердил проект, мне пришлось срочно выезжать в Алматы. Сейчас есть три сценария, которые лежат, и их надо делать. И даже есть люди, которые готовы вкладывать деньги.

— У нас сейчас появилось целое поколение режиссеров из КВН: Нуртас Адамбай, Аскар Бисембин. Это КВН вам дал старт?

— Я в 9 классе снял свой первый рекламный ролик на «31 канале» – против наркомании. В 9-10 классе понял, что ужасно хочу стать режиссером, и начал идти к своей цели, смотреть много фильмов. Мы с Нуртасом Адамбаем из Тараза, я в школе играл в КВН, он, будучи чуть постарше, играл в институте. Мы на этой теме с ним и познакомились. Потом, когда он переехал в Алматы, он очень хотел играть в КВН, и я ему помогал, а потом так получилось, что у него в команде не хватало людей, и мне пришлось играть здесь. Прошло 4 года, и я, окончив академию искусств, сказал: ребята, теперь буду заниматься кино! КВН очень хорошая вещь в плане того, что мы увидели ситуационный юмор, текстовые шутки, постановки, и это помогает в работе над комедиями. А еще свободомыслие очень хорошо развивается в человеке, который играет в КВН.

— Меня удивило, что Баян Есентаева предложила вам стать режиссером ее фильма, при этом у вас не было опыта.

— Она меня знала как клипмейкера. Она была продюсером Айгуль Иманбаевой, и сказала: «Хочу клип – маленькое кино, чтобы все порыдали». Я сделал, она посмотрела, и предложила снять кино. Я согласился — накануне сходил на «Казахфильм» и они мне в очередной раз сказали «нет», а надо было что-то делать. «Казахфильм» сам из нас сделал партизан и коммерчески успешных режиссеров.

— Если бы «Казахфильм» давал деньги, вы бы не росли?

— Не то что бы не росли. То, что мы сейчас имеем за своими плечами, это хорошо. Если была бы их поддержка в то время, когда это нужно было нам, то мы бы сейчас имели еще больше. И индустрия начала бы развиваться, и «Казахфильм» сейчас бы набирал обороты. Ту же «Келинку Сабину» сделал бы «Казахфильм».

— Оптимальный бюджет для казахстанского кино сейчас?

— 200-300 тысяч долларов. Больше вкладывать нет смысла. А вот 200-300 можно вытащить с проката. Конечно, хорошо для кино, когда вкладываются большие деньги: ты можешь себе позволить то количество света, которое ты хочешь, технику, людей, актеров, и получится шикарный фильм. Окупится ли он – другой разговор.

— На кого из режиссеров вы хотели бы быть похожим? На кого вы ориентируетесь?

— Я очень сильно хотел бы быть похожим, прямо один в один на Аскара Узабаева. У меня очень много кумиров-режиссеров. Это в институте я очень хотел быть похожим на Яна Кунена, на Ларса фон Триера, а с возрастом понимаю, что мы должны их смотреть, но не должны быть на них похожими. Сейчас я смотрю разное кино. Утром просыпаюсь, иду в офис, там никого нет часа два, и я смотрю кино, потом работаю, делаю дела, иду домой и еще смотрю кино. В день смотрю по два фильма, это мало, конечно. Потому что я знаю сумасшедших людей, которые смотрят по 5-6 фильмов.

— Была интересная история, когда вы занялись продюсированием певца Ерболата, чтобы показать шоу-бизнесу, что можно делать что-то интересное, шокирующее, сняли с ним два нашумевших клипа: «Жiгiттер», «Мен қазақпын». Чем сейчас занимается Ерболат?

— Я не знаю. Судя по его творчеству, по-моему, ничем. Возвращаясь к теме шоу-бизнеса, и почему я взялся за продюсирование: мне давали по 5-6 песен, они все одинаковые, про любовь, и мне говорили: вот выбери на какую песню нужно снимать клип. Я говорил: ну вы же продюсер, вы же должны быть подготовлены.

— Странно, когда режиссеру клипа предлагают выбрать песню…

— Вот именно. В один момент я услышал пение Ерболата и сказал: слушай, по-моему, я знаю, что нужно делать. Мы записали альбом, который свет не увидел, но он весь был такой патриотичный.

— Почему не увидел свет?

— Самый сложный период жизни любого творческого человека – это период звездной болезни.

— У него всего же две песни выстрелили, и этого хватило?

— Хватило. Я ему всегда говорил: вот ты видел айсберги? Вверху — чуть-чуть, а внизу много всего, вот мы сейчас сделали чуть-чуть, а можем сделать еще больше. Есть люди, которым в жизни достаточно насладиться маленьким успехом. С таким человеком будущего не построишь.

— К вам еще обращались певцы/певицы, которые хотели бы, чтобы вы их продюсировали?

— Да, до сих пор обращаются. Я сказал «нет» музыке вообще. Я меломан, но последнее, что меня цепляло, это Молданазар. Я предлагал ему бесплатно снять клип, есть идея.

— А Сайлаубек?

— Общество настолько деградировало, что можно слушать всякий бред. Я видел интервью, где молодые ребята пытаются запомнить слова его песни, его поют в караоке. И для таких людей надо снимать кино! Хотя сейчас я в сериал тоже поставил его песню. Там не очень умные ребята едут в машине и слушают Сайлаубека. Хотел показать, в каком времени мы живем.

— Вы показали на примере Ерболата, что шоу-бизнес может быть интересным, но в итоге он остался одинаковым.

— Никто не хочет делать что-то такое «вау!». Так везде. Я недавно сидел, мне один шал забраковал сценарий, я посмотрел на него и сказал: «А вы знаете, у меня очень большое желание свалить из этой страны и делать что-то в другом месте. Вы не представляете, как вы меня все раздражаете». Встал и ушел.

— Вы реально это рассматриваете?

— У меня сейчас сестра живет в Лондоне, и я ей сказал: давай приеду, посмотрю, что там у вас интересного. Хочу начать учить язык. Если я здесь не нужен, то смысл?

— Но смотрите, телеканалы с удовольствием снимают с вами сериалы, у вас друзья, которые дают вам деньги на кино, этого же в Лондоне не будет, вы же понимаете?

— Но там будет что-то другое.

— Может быть не Лондон, Голливуд?

— Возможно. Голливуд всегда нуждался и нуждается в идеях и специалистах. Иногда я смотрю, выходят фильмы, и вижу в них идеи, о которых я тоже думал. Мне становится не обидно, а приятно: классно же, я на одной волне с этими ребятами. Я сейчас открыт для этого всего, я не знаю, как этот год пройдет, как следующий год пройдет. Может все же найдутся разумные люди, которые поверят в молодых ребят.

— Когда вышел «Коктейль для звезды», было ощущение, что в стране есть только один продюсер, который понимает, что нужно людям. Это Баян Есентаева. С тех пор что-то изменилось?

— Нет. За что я люблю Баян — она приходит и говорит: «Какое кино будем снимать? Я: «Давай вот такое». «Ты отвечаешь, что оно стрельнет?» «Отвечаю».

— Фильм «Осторожно, корова!» был не так успешен.

— Да, потому что мы немножко сглупили: пытались сделать пятисерийный сериал и снять полный метр, из-за этого получился бардак.

— Кроме Баян Есентаевой, есть продюсеры, с которыми вы пошли бы работать?

— Я бы с любым продюсером пошел, если бы он меня понял. Кроме Баян, сейчас нет продюсеров. По крайней мере, в моей жизни. Я думаю, что это может быть к лучшему, потому что сейчас, зарабатывая на сериалах, я сам продюсирую свое кино. Собираю свои гонорары со съемок сериалов, и трачу их на проекты.

— Какой своей работой вы больше всего гордитесь?

— Пока никакой.

— А «Шлагбаум»?

— Мы приехали в Москву на кинофестиваль. Я посмотрел на красную дорожку, и сказал Жасулану: «Всю жизнь хотел побывать на каком-нибудь кинофестивале, но как режиссер, а не как продюсер». Мы поржали и пошли по красной дорожке. «Шлагбаум» – да, наверное, это хорошо. Я вот делаю фильм, на монтаже он мне нравится, а потом доходит до тошноты, блин, и понимаю, надо было все по-другому делать. Когда проходят премьеры, я всегда выхожу и зала, я не смотрю картину. Настолько пресыщаюсь материалом. А потом проходит год-два-три, включаю «Тракториста», сижу и смотрю: ну да, весело же было. Сейчас прямо живу этой нашей с Адильханом мелодрамой, очень хочу ее снять. Я думаю, что я буду счастлив, снимая эту историю «Весёлый космонавт» (действие происходит в баре на ул. Космонавтов). Она будет больше фестивальная, нежели прокатная. На прокат я тоже надеюсь, есть там один момент, чем мы можем зацепить: вся история сделана в молодежной культуре, в барах, с алкоголем, наркотиками, проституцией. Мы покажем такой пятничный город. Я очень сильно люблю Алматы, я езжу на велосипеде постоянно, у меня есть много интересных закоулков – локаций, где мне хотелось бы снимать.

— Мне кажется, для Алматы нужна love story?

— Не столько love story, сколько «не мы такие, жизнь такая». Там никто не умирает в конце. Это история двух людей, которые просто встретились, и в силу многих обстоятельств они не могут быть вместе. Это самое страшное, что может быть: когда есть два живых человека, и они проживают какую-то жизнь, но уже не могут быть вместе, а любовь осталась.

— Мне кажется, что сейчас наше общество становится ханжеским. Из того же кино пропали поцелуи, нормальные любовные сцены. Мне кто-то из режиссеров говорил, что у нас просто не умеют снимать чувственно, но мне кажется, дело в другом. Нам диктуют новые нравственные представления?

— Сейчас пытаются научить наше общество жить так, как оно уже давно не живет. Если хотите нас воспитывать посредством кино, тогда уберите все голливудское, западное кино. Людям будет нечего делать, и они лет шесть будут смотреть идеологически выверенное кино, и, в конце концов, поверят – да, мир такой. Но когда у нас есть интернет и мы смотрим европейские фильмы, где люди переживают, любят, целуют друг друга, тогда… Иногда я наши фильмы смотрю и думаю, что зрители – как маленькие дети. Вот совсем маленькие и тупые, они ничего не понимают, вот сюда иди, сюда сядь, вот здесь игрушки, играй. А не так, чтобы сесть и по-взрослому с ним поговорить, сказать: слушай, тебе уже 20 лет, ты должен делать то-то и то-то.

«Шлагбаум» - это попытка поговорить со зрителем как со взрослым человеком.

— У нас вокруг происходит много кинематографичных историй, но их почему-то не замечают режиссеры.

— Они их видят, но мы опять возвращаемся к проблеме финансирования. Я вот уверен: приду со своим сценарием «Весёлого космонавта», и мне скажут: ребята, все супер, но давайте концовку и середину поменяем, тогда все будет интересно.

— Голливуд интересен тем, что он быстро реагирует на происходящее. Появился Фейсбук, и фильм о нем сняли. Вот история с погранзаставой очень кинематографична – можно снять боевик, фильм ужасов, драму.

— Это та тема, которую нельзя трогать. Но есть история с Усеновым, «Живи Алиби». У нас да, не держат руку на пульсе. У Ильи Ильина очень кинематографичная история: он уходил из спорта, у него была звездная болезнь, его порезали, он вернулся в спорт, отказался от тренера, поставил кучу мировых рекордов, стал жить в гармонии с самим собой, очень крутая история. Я об этом писал, говорил: давайте, но только нужна правда. Думаю, не я один об этом думал. Может, нужно, чтобы прошло какое-то время?

— Обязательно ли получать образование в Академии искусств, чтобы быть режиссером?

— Я думаю, что, безусловно, в кино нужно быть образованным человеком. Желательно начитанным. Академия может дать только ощущение того, что ты с творческими людьми общаешься, а так со временем я понял, что кино — это не просто общий крупный, средний план, поставить правильно камеру, хорошее кино намного глубже. Я считаю, что любой образованный человек сможет снять кино о волнующих его темах. Понимание ремесла – это то, что прививается в Академии искусств им. Жургенова. И это и плохо, это я только с возрастом понял. После академии я поступил в школу Юрия Грымова в Москве, но за месяц до отъезда нам сообщили, что сам он преподавать не может, потому что снимает фильм. Я отказался. Сейчас не столько хотел бы поучиться, а больше путешествовать, больше читать книг, вот чего не хватает.