Режиссер Галина Пьянова, художник Антон Болкунов и актерская группа работают над спектаклем с августа прошлого года, это один из самых длинный постановочных периодов в театре. Уже в это воскресенье - финал этого марафона. После вечерней репетиции, закончившейся в 22:30, управляющий директор и актриса театра Анастасия Тарасова поговорила с создателями спектакля.
Настя Тарасова: Галя, поймала вас с Антоном буквально за рукав после репетиции. Очень много вопросов есть у меня, у зрителей, которые звонят узнать о премьере, но пока мало информации от театра. Я понимаю, что спектакль еще в процессе, он рождается, но все-таки очень важно поговорить перед премьерой о том, что сейчас происходит.
Галя Пьянова: Основной конфликт – это конфликт со смертью. Когда человек живет вне поколения, вне современности, человек не современный.
Настя: Старый, пожилой?
Антон Болкунов: Нет, так нельзя сказать. По сути, он застрявший во времени.
Галя: Ну да, человек, который потерял ощущение реальности. История того, как человек бежит сам от себя, борется с унынием и меняет мир, свой мир. Пытается жить, пытается создать какую-то иллюзию жизни. И опять же, это история разочарования. Мощного. Есть конкретная жизнь, а есть иллюзия жизни. И всегда они сталкиваются.
Настя: Почему этот материал? Я знаю, что идея поставить его не отпускает вас уже давно, около четырех лет.
Галя: Кто больше всех занят иллюзией жизни? Это люди театральные. Кто больше всего создает иллюзию, сам для себя, для какого-то количества людей? Это история большого фантазера, безумного фантазера, который все время театрализует жизнь, а в итоге мощно разочаровывается. Все помнят ветренные мельницы, что есть некая Дульсинея, и все помнят, что это какой-то романтик, идеалист. А сейчас же время не идеалистов, поэтому это произведение уже само по себе - донкихотство.
Мне кажется главное в Дон Кихоте это финал, который, по моему ощущению, мало кто знает и помнит. Главное не то, что он боролся с ветряными мельницами, а то, что он оставил мощное завещание - не пропускать реальной жизни, видеть ее, не изображать, что ты такой няшный милашка, а существовать в реальности и принимать жизнь такой, какая она есть.
Вот такая история. Странная, запутанная, масштабная, она поднимает очень много вопросов уровня религии, человека. Где Человек? Где Бог? И, мне кажется, контекст времени тот же самый. Когда писал Сервантес, шла религиозная война, происходила смена – одна религия вымещала другую. Только тогда это были христиане. Христианство агрессивно себя навязывало. Сейчас другая религия ведет себя таким образом, а христианство выглядит пассивно и мне это интересно. По сути, ничего не меняется за огромное количество веков. Люди все время копаются в чем-то, пропуская какие-то значимые вещи: дружбу, любовь. Дон Кихот - не обрел любовь, не было этой женщины - Дульсинеи, у него не было семьи, он потерял друзей, которые очень любили его и оставались с ним до последнего, он искал, пытался найти какой-то дом, лучше, чем свой. Крутая история для жизни и для театра.
Настя: Почему такой длинный репетиционный процесс?
Галя: Потому что тяжелый материал, масштабный. Дон Кихот – это дорога. Как сделать в театре дорогу? Просто невозможно. Человек идет, идет, идет, он все время идет. А театр условный, мы не можем сделать дорогу буквально и дорога, как метафора тоже неинтересна. Мне кажется, он бежит от смерти, просто тупо бежит от смерти. Она к нему приходит, он говорит «не дождетесь» и начинает бежать. В спектакле сейчас такая линия вырисовывается, что мы по сути не просто Дон Кихота, как персонаж пытаемся создать, а мы пытаемся вернуть Дон Кихота как книгу. Роман. Вернуть в контексте нашего города, в контексте нашего времени
Настя: То есть как это?
Галя: Слово вернуть. Ведь это очень тяжело читать, это невозможно читать. Но ведь признан роман лучшим произведением в истории мировой литературы, на первом месте. Лучшее произведение в мире. Не Шекспир, а Сервантес, который случайно это написал, очень случайно. Ничего он не задумывал, не планировал, спонтанно написанная книга.
Сервантес написал много боли про себя, про войну, про ситуацию с Богом, про какие-то важные вещи – о том, что надо быть добрым, честным, спасать униженных, бороться с несправедливостью, при этом понимая, что это вообще невозможно, это не реально. Понимая, что у человечества нет такой возможности - только если ты переодеваешься и выглядишь, как сумасшедший.
Дон Кихот это уже религия, это уже библия. Сегодня мы буквально ходим по сцене с книгой, как с библией, слова говорим, занудно, долго учим эти тексты, потому что это сложно говорить, сложно понимать, хотя там очень простые вещи заложены.
Настя: В разговоре между репетициями вы сказали, что этот спектакль не понравится зрителям. Сгоряча?
Галя: У Сервантеса в книге есть такое обращение, а это 17-й век, когда он начинает: Читатель, ты мне прости мою сумбурность, но я так хочу тебе понравится, я так боюсь тебе не нравится, я так переживаю. Вот здесь я умненьких слов накидал, вот здесь, чтобы тебе смешно было, вот здесь немного про любовь, здесь я процитировал Платона, здесь стишков для разнообразия и песенок, но это все не потому, что я такой коллажный, потому что я так пытаюсь тебе понравится. Дон Кихот - очень коллажное произведение, там нет линейной структуры практически, это очень большой коллаж, сам так Сервантес пишет. Сейчас, когда мы еще репетируем, у нас между сценами рождаются стендапы. Это делает Чингиз Капин, который играет осла Санчо Пансы и ведет историю для зрителя. Очень жестко и цинично, по всем законам жанра. Евангилие от Осла.
Настя: Что касается жанра. Как можно его обозначить?
Галя: Не хочется же говорить так - прочтите Дон Кихота, тогда вам все будет понятно. Не хочется в такой диалог идти со зрителем. Это условный театр, где много и авторских текстов, и театра художника.
Антон: Зрителям, которые звонят в театр, это, конечно, не просто объяснить. Что такое жанр в данном случае, для кого он? Точнее, если это слоган, как в кино. Знаешь, когда у каждого фильма есть свой. Помнишь, Галя, ты предлагала такую формулировку - «История одного дауншифтинга». Вот в этом заложена какая-то интересная история, слоган формулирует жанр.
Галя: У спектакля два разных акта, на два вкуса, два разных жанра. Это важно. Это нужно проговаривать, как условие со зрителем. Это как «вчера» и «сегодня». Как когда Дон Кихота никто не признает, и Дон Кихот в моде. Это абсолютно стилевой разрыв, как между театром Шекспира и спектаклями Роберта Уилсона. Созидание и разрушение. Сейчас финальный процесс репетиций и многое встанет на свои места только перед премьерой.
Настя: Мне кажется, этот спектакль напоминает термоядерную бомбу, в нем столько энергии закручивается.
Антон: Если честно, мы делаем этот спектакль, сценографию, свет по принципу какого-то драйва, по первому импульсу. Нет такой попытки проанализировать спектакль, все на каком-то движке создается. Попытка не думать – вот что происходит. Ассоциативно. Придумали, например, что должен быть колокол, взяли казан, потому что казан наша фактура, азиатская, тут же Иисус есть католический, Испания, не Испания, и так далее. Просто хулиганство сплошное. Рок энд ролл.
Фото Марины Константиновой и Дианы Балаян, предоставлены театром ARTиШОК