Vласть поговорила с музееведом и этнографом музея-заповедника Галией Файзуллиной о том, в каком направлении развиваются музеи Казахстана и как важно сделать из них места семейного досуга.
Утром музей-заповедник «Иссык», расположенный в 50 километрах от Алматы, непривычно тих и пуст. Мы приехали в будний день сразу же после его открытия - в 10 утра, уже к 11 часам большой межгородний автобус привез две группы школьников из Алматы – 5 «А» и 5 «Б».
Две группы тут же заполняют экспозиционные залы музея, следуя каждый за своим экскурсоводом.
В музее нас встречает ученый секретарь Галия Файзуллина. Историк по образованию, после выпуска из Томского государственного университета им. В. Куйбышева и распределения на крайний север, решила посвятить себя работе в музее:
— Сейчас даже странно об этом думать, но тогда у всех было жесткое распределение и девушка могла не поехать по распределению только в том случае, если она вышла замуж и принесла справку. Вышла замуж, у мужа было распределение на Север – в Ямало-ненецкий автономный округ, город Ноябрьск. Вернее в Сургут, но потом мы перебрались в Ноябрьск, где дали обещанную комнату в общежитии. У нас с мужем трое детей, все они родились в этом северном городе, – вспоминает Галия Файзуллина.
В Ноябрьске Галия Шаукетовна вместе с семьей прожила 11 лет:
— Меня всегда приводит в недоумение вопрос: «Откуда вы?». Я не могу однозначно ответить на вопрос, потому что моя историческая родина Татарстан – когда-то в 19 веке мои предки переселились в Казахстан; родина моих родителей – Китай (Синьцзянь-Уйгурский автономный район), они родились там; я родилась в Казахстане; мои дети родились в России. А где родятся внуки – еще под вопросом. Поэтому однозначно сказать откуда я родом нельзя… наверное, это планета Земля, – улыбаясь, объясняет она.
Несмотря на суровые условия, о Севере Галия Файзуллина рассказывает с теплотой и благодарностью – жизнь на Севере позволила ей и ее супругу остаться в любимой профессии:
— Вся штука в том, что 90-ые годы у всех ассоциируются как «тяжелые, суровые». Для меня они суровые, конечно, потому что и мы в очереди стояли за мясом, сахаром и прочим (у меня до сих пор хранятся талоны); но с другой стороны это были хорошие годы – Север дал нам возможность работать по профессии. Все мои ровесники, ровесники мужа ушли в коммерцию, стройку и так далее. У мужа была редкая по тем временам профессия – программист, и у меня – историк, этнограф. Поскольку это Север, были надбавки, и мы могли себе позволить работать по специальности, – поясняет она.
В Ноябрьске встал вопрос с трудоустройством. В местном краеведческом музее городского уровня была открытая вакансия, на которую претендовали двое, среди них и Галия Файзуллина:
— Я пришла в краеведческий музей, из которого мы позднее сделали детский музей. Людмила Михайловна Савченко (директор краеведческого музея в Ноябрьске – V) выбрала другого человека, а мне предложила пойти работать в Музей искусств Ноябрьска или подождать полгода, пока появится новая должность ученого секретаря в её музее. Я подождала. В 94-ом году мы с Людмилой Михайловной были на курсах повышения квалификации в Москве и она сказала: «Давай сделаем детский музей в Ноябрьске». Идея была Людмилы Михайловны, она давно работала в музее и она поняла, что детский музей – это как раз то, что надо маленькому городку. Знаете, многие тогда говорили, что это понижение статуса, – вспоминает Галия Шаукетовна, – Но на самом деле краеведческий музей имел четвертую категорию по заработной оплате, а когда мы стали детским музеем, то перешли в первую категорию, потому что мы были единственным таким музеем в России. Нам пришлось доказывать, подтверждать статус, профиль музея, и мы добились того, что он получил такой уровень. Когда он был краеведческим, я звонила в Ханты-Мансийск, хотела попасть на Финно-угорский конгресс и говорила: «Возьмите меня, я из Ноябрьска», и мне отвечали отказом. А когда мы стали Детским музеем, уже в 1995 году поехали на конференцию детских музеев Америки в составе европейской делегации детских музеев. Мы были первыми из учреждений культуры города, кто выехали за границу, потому что нам пришло приглашение, и мэрия профинансировала поездку, – вспоминает музеевед.
Концепцию первого в России детского музея разрабатывали лучшие специалисты лаборатории музейного проектирования из Москвы на основе договора с мэрией города Ноябрьска:
— Концепция детского музея в том, что приоритетной аудиторией музея стали дети. Детский музей – адресный музей, то есть ты всегда знаешь для какой аудитории ты работаешь. Самый простой пример – дети разного роста, у нас во всех музеях экспозиционный пояс развешивания картин, например, на уровне среднестатистического взрослого человека – 165 сантиметров. А есть дети младших классов, средних классов, старших классов; есть возрастные различия восприятия материала и так далее. Такой музей еще, прежде всего, рассчитан на семейную аудиторию. И в нем нет безусловного приоритета подлинника, то есть в детском музее может быть один подлинник и куча сделанных предметов, чтобы ребенок мог взять его и понять, как работает подлинник. В традиционных музеях это чаще всего витрины, за которыми расположены оригиналы, но в нашей ситуации это ещё и копии. Я всегда думала: «Ну это же копии, почему их нельзя трогать?». В Казахстане даже распечатанные фотографии кладут в витрины, смысл? Детский музей – это место, где дети главные и все для них делается, – поясняет Галия Файзуллина.
Как пояснила Галия Шаукетовна, детские музеи отличаются от краеведческих и многих других интерактивностью – взаимодействием предметов экспозиции с аудиторией:
— У нас был большой экспозиционный проект – «Воспоминания о бабушке» из трех частей: «В гостях у бабушки Лукерьи» (русская деревенская бабушка), «Колыбельная Олэм» (хантыйская бабушка) и часть, рассказывающая о молодости городских бабушек (60-ые годы). Например, у «Лукерьи» стояли банки со специями, и дети должны были понюхать их содержимое и определить, какую специю бабушка кладет в пирог. У «хантыйской бабушки» были сундучки, в которых лежали игры, в которые играют хантыйские и ненецкие дети. Еще была панель, на которой нарисованы животные и прикреплены фрагменты шкур, чтобы можно было подойти и пощупать. Или отверстия в виде дупла и берлоги, ребенок просовывал руку вовнутрь и определял, кто там живет. Естественно, в них лежали мягкие игрушки. Ну и многое другое, – вспоминает она.
В таких музеях всегда есть образовательная программа, то есть необязательно менять выставки, можно на одной выставке делать разные мероприятия и творческие занятия.
Главным достижением детского музея в Ноябрьске Галия Файзуллина считает то, что он стал местом проведения семейного досуга – со временем посетителей в выходные становилось больше:
— Мы стали проводить творческие программы в субботу, и со временем людей, приходящих в музей на выходных стало больше, чем в будние дни. То есть Детский музей стал местом проведения семейного досуга. Авторы концепции, москвичи, написали, что достоинство коллектива сотрудников музея в том, что большинство из них не знали, что такое музей, т.е. мы делали его в соответствии со своей интуицией. У нас у всех были дети, нам было до тридцати лет и мы хотели сделать что-то для своих детей. Мы делали так, как понимали. Я выросла из этого музея. Когда уходила из него (мы собирались переезжать в Алматы), он был одним из лучших в стране. Этот музей вошел во все российские учебники по музейной педагогике. В 2001 году в музее случился пожар, он сгорел. Тогда появилась большая акция по сбору помощи, которая объединила детские музеи России. Мы всегда говорили, что в музее главное не предметы, а люди. Коллектив остался, и работа детского музея была возобновлена, – рассказывает музеевед.
Вообще, в маленьких районах должны быть не краеведческие музеи, а детские. Почему? Потому что краеведческий музей ограничен краем. А детский музей ничем не ограничен, это возможность формировать планетарное мышление.
Спустя 11 лет семья приняла решение о переезде. Из нескольких вариантов, выбрали Семиречье:
— 11 лет на Севере… Я же родилась и выросла здесь, в Семиречье. Все едут на Север в надежде когда-нибудь вернуться обратно на Юг. У нас был выбор: мы могли переехать или в Казань, или в Тюмень, или сюда. В итоге, моя позиция перетянула. Здесь у меня были родители, родственники. Мы купили здесь квартиру и переехали сюда.
Я приехала и подумала, что нужно делать детский музей здесь. Хотелось сделать его, не привязываясь к месту, а в проектах. Вернувшись сюда, я была вся такая… во всех учебниках музейных наш музей цитировали, а мне говорят: «Кто ты такая?».
Несмотря на это, Галия Шаукетовна продолжила двигаться к цели – созданию проектов для детей:
— Потом мы объединились – Детский музей «Шанырак» и Музей миниатюрных скульптур «Ғасырлар бесігі» («Колыбель веков»), сделали общий проект, экспозиция базировалась во Дворце школьников. Руководили им Жаннур Алибмаев и Пернегуль Омарова – дети поэта Музафара Алимбаева, а Музафар Алимбаев – это имя в Казахстане. Он написал письмо с просьбой помочь найти помещение, концепция была, мы могли создать образовательный центр. Это письмо 4 раза обошло акимат и в итоге в большом городе помещения не нашлось. Подумала: «Сдаюсь на милость победителю» и пошла в Центральный государственный музей Республики Казахстан. Там мне сказали, что без кандидатской диссертации я никто. Знаете, я-то приехала, в учебниках цитировалась, а тут раз… (смеется). Пришлось защититься. Это была первая в Казахстане диссертация по специальности «музееведение», – вспоминает она.
На вопрос: «Не возникало ли сожалений о возвращении в Казахстан, где нужна была кандидатская диссертация», она уверенно отвечает «Нет»:
— Никогда не жалела о переезде сюда. Это дети мои старшие еще могли переживать, потому что у нас в семье после переезда финансовое положение было разным, а я – никогда, потому что я вернулась на родину – к родителям, к маме. Дочка уже здесь выросла. Алматы – лучший город на свете, уж пока я жила на Севере, училась в Сибири, объехала много городов, точно это знаю. Муж кстати сибиряк, я ему говорю: «Давай в Астану переберемся», а он такой: «В холод что ли?», то есть он настолько привык, стал уже алматинским, – улыбаясь признается Галия Файзуллина.
— Поскольку создать детский музей не удалось, стала делать проекты, которые в основе своей имеют интерактивную составляющую. В Центральном государственном музее в 2003 году была выставка «На крыльях тулпара», это первая интерактивная выставка в Казахстане, для нее были созданы специальные конструкции. Также были путеводители, знакомясь с экспонатами, выполняя задания, посетитель как бы проходил процесс инициации, становился «настоящим кочевником». Следующая выставка была «Табактас» («Сотрапезники») в 2006 году, она была необычна тем, что в ней был сюжет, экскурсия в виде сказки. И… документация по этой выставке «разошлась» по Казахстану в виде образцовой при подготовке выставок. Когда я только пришла в Центральный музей, меня с иронией называли «мисс Интерактивность», прошло пять лет и руководитель экспозиционного отдела съездил в Питер и уже на совещаниях говорил: «Где у нас интерактивная составляющая на выставках?», – вспоминает Галия Шаукетовна и продолжает, –Помню, осенью 2002 году принесла директору проект-предложение о проведении акции «Ночь в музее» в декабре. Но проект реализован не был. В 2007 году из этнографического центра меня переводят почти «насильно» руководителем центра культурно-образовательной работы – одного из подразделений Центрального музея. Я поставила условие – проведение «Ночи в музее». Мне разрешили, и мы в мае провели ее. Это была даже не ночь, а поздний вечер, все так сопротивлялись, никто не понимал для чего это. Весь мир уже проводит, а мы как всегда… Прошло 8 лет и в 2015 году нам пришлось очень долго «высиживать» в приемной и кабинете руководителя управления культуры города, чтобы он согласился и был подтвержден бюджет на проведение «Ночи музеев» уже в 10 музеях города. В этом, 2016 году, «Ночь в музее» прошла в рамках Объединения музеев города (подведомственные городскому управлению культуры) и отдельно два республиканских музея провели, а с 2017 года эта акция станет республиканской – все музеи Казахстана к ней присоединятся. Ровно 15 лет ушло на то, чтобы наше государство созрело, осознало, что молодежь нужно привлекать к таким акциям.
Вместе с тем, музеевед отмечает, что в Казахстане есть хорошие музеи, которые используют новые подходы:
— Я объехала почти весь Казахстан, кроме северных областей. У нас есть два очень хороших музея: Лисаковский музей, который с начала 2000-ых проводит детские проекты – изучают андроновскую культуру, шьют андроновские костюмы, проводят обряды, лепят горшки и др.; и Темиртауский городской музей, они тоже делают очень интересные детские проекты. Я бы не сказала, что у нас есть детские музеи с экспозицией, но музеи постепенно движутся в этом направлении. Всегда говорю – «Это не я придумала (детские музеи – V)», это не моя идея, это – объективный процесс. Если весь мир к этому идет, мы не можем остаться в стороне от мировой тенденции, – поясняет Галия Шаукетовна.
— Хочу сказать, что дети не обязательно должны запоминать информацию, которую они получили в музее; они должны помнить ощущение того, что они пришел в музей с родителями и родители оказали им внимание. Считаю, что на сегодняшний день музей – это то место, где дети могут поговорить с детьми, с родителями. Дети должны запоминать эмоции и ощущения. Тогда понятие музейной культуры будет естественным. Когда ребенок вырастит, он придет в музей и сам увидит эти вещи. Мое глубокое убеждение – в музей должны ходить не экскурсионными группами из школы, не автобусами, а родители вместе с детьми. Задача музея – создать условия для таких посещений.
На сегодня от 90-95% предметов в музее-заповеднике «Иссык» – оригиналы:
— Главное из предметов в музее – это подлинник. Хотя бы один, но подлинный предмет должен быть. В Актюбинске, в музее Алии Молдагуловой всего один подлинный мемориальный предмет – наградной лист о звании Героя Советского Союза. Все остальное – это предметы, имеющие косвенное отношение к Алие. Но этот музей активно работает, и ты понимаешь, что достаточно одного подлинного экспоната, чтобы сделать бренд территории из имени Героя Советского Союза.
На данный момент для меня главной профессиональной задачей является менять не управление культуры или акимат, а стереотипы самих музейщиков. К таким стереотипам относятся и копии, помещенные за витрину, и запрет на фотосъемку. Заповедник-музей «Иссык», кстати, единственный, кто разрешает посетителям снимать всё и везде в экспозиции. Какой бы ни была фотография, она все равно не заменит общение с подлинником. Совсем другие ощущения. В совместном творчестве люди начинают понимать, развиваться и двигаться вперед. Я вижу модернизацию в этом. Для меня в музее всегда главными были люди, только потом предметы, – признается музеевед.
— В своё время я ушла из Центрального музея, потому что сделала там все, что могла. В 2010 году был создан этот музей, директор Мухтарова Гульмира Раиловна пригласила меня. Очень многие бывшие сотрудники Центрального музея работают здесь, потому что в этом музее возможна реализация, то есть если ты выдвигаешь идею и способы ее реализации, то ее вполне возможно её осуществить. Это всегда коллективный процесс. Что бы я не делала, в каком музее бы не работала, никогда не было лично моего, что «это сделала я». Всегда есть руководитель, который понимает о чем речь, всегда коллеги, с которыми мы делаем проект. На сегодняшний день обстановка для творчества в «Иссыке» наиболее подходящая.
Показывая нам музей, Галия Файзуллина останавливается у входа в небольшой кабинет. Здесь работал известный казахстанский археолог Бекмуханбет Нурмуханбетов. В 1970 году он в составе археологической экспедиции под руководством археолога Кемаля Акишева обнаружил «Золотого человека» в Иссыкском кургане. 12 июня 2016 года на 82-ом году жизни Бекен-ага, как к нему обращались в музее, ушел из жизни:
— Бекен-ага готовился к раскопкам, собрал рюкзак... Нам его не хватает, – говорит Галия Шаукетовна.