В разговоре с редактором одного из изданий звучит фраза: «Настя, да сейчас построить театр, это так же, как в 90-х построить мечеть. Агашкам нужно же куда-то деньги вкладывать… Я так и вижу - лежит на диване и думает, чтобы такого сделать, на каких скрижалях имя свое увековечить…».
На другой день я спускаюсь в наш подвал. Наш. Мы счастливые обладатели маленького помещения в центре Алматы на уровне ground zero. Это одна из основных причин, что театр, в котором я работаю, существует уже 15 лет.
В эти июльские раскаленные дни я прихожу сюда уже неделю, после короткого отдыха. Со мной еще несколько человек – моих коллег. Отпуск еще не закончился, но мы улыбаемся и признаемся друг другу, что не можем сидеть дома, когда здесь так много дел.
Театр - наш дом. Мы не говорим об этом вслух. На это невыносимо злятся наши родные. Практически каждый из нас, закрывая за собой дверь квартиры, чувствует обиду, непонимание, гнев - детей, родителей, любимых. Но мы поступаем так, потому, что это - решение.
Решение работать в театре у каждого свое. Это как прийти в религию. Веские, внутренние, осознанные причины. Те, о которых ты не расскажешь ни в одном интервью. Разве только, что в Алматы приедет корреспондент американского Rolling Stone… но он ведь никогда сюда не приедет.
Каждый сезон мы начинаем, нет, не с премьеры – с ремонта. Зрительный зал, фойе, бар – все это хочется обновить, надраить, улучшить для того, чтобы зрителям было просто хорошо. Мы любим наших зрителей, а они нас. Это такая невиданная вещь – отношения с незнакомыми людьми, которые рады тебе, а ты рад им. Они любят это странное тесное пространство, полное разных, будоражащих душу, энергий. Нырнули – вынырнули: «Вот это кайф!» - потом пишут тебе комментарий на странице фейсбука.
А мы как рыбки, продолжаем плавать в этом «аквариуме», который состоит из реплик и пауз, музыки и тишины, из странных жизней и ярких смертей наших героев. В аквариуме ниже уровня земли, но выше уровня моря.
За два месяца до открытия мы готовим театр к новому сезону. Залезаем в каждый угол, инспектируем каждый стеллаж. Список дел бесконечен: выкинуть, покрасить, залить, убрать, приварить… У нас мало места и мне важно, чтобы лишние предметы не накапливали пыль, не сжирали воздух, который так ценен в подвале. Мы переделываем освящение в зрительном зале, делаем перестановку в гримерке, сортируем костюмы и реквизит, решаем, как бороться с конденсатом, который вечно капает с труб. Еще день - и мы думаем, что делать с кондиционерами и вентиляцией. У нас под боком мусоропровод и подъезд, полный соседей. Живем ровно посередине и не нравимся председателю КСК, который так и грозился закрасить наш скромный указатель на торце дома, но не закрасил. Перерыв. Ребята курят и мы привычно слушаем, как вода бежит вниз по трубам и кажется, что в Алматы наконец-то дождь. Но это не так.
Вчера заходил зритель – спрашивал, когда мы откроемся. Мы выплыли к нему из облака строительной пыли и сообщили, что скоро. Маленькое, ни разу не созданное под театр помещение, доказало, что может быть таковым, если вкладывать в него что-то больше, чем душу.
Я не перестаю удивляться сама себе – вот у меня в руке пила и монтировка. Сегодня я вскрывала ветхие полы в гардеробе, крушила старую обшивку стен, а под конец дня уничтожила дверной косяк. В колонках на весь театр звучит Авторадио, мы включаем новогоднюю гирлянду (ремонт – это ведь праздник) и под какой то итальянский ретро хит хохочем над тем, как у меня отвалилось полстены, когда я выбивала дверь.
Ночью дома лежу, засыпаю и думаю - если и есть какой-то агашка, который захочет построить нам театр, то ради бога, пусть там будет что доделывать. Иначе я не найду себе места.