«Дождь за стеной» появился в репертуаре единственного в Узбекистане независимого театра весной прошлого года. Спектакль поставил московский режиссер, худрук студии SounDrama Владимир Панков, под началом которого в «Ильхоме» уже ставились «Семь лун» по Алишеру Навои. В основу нового музыкального спектакля легла пьеса Юрия Клавдиева, представителя русской «новой драмы», любимого сценариста Валерии Гай Германики. Основные персонажи «Дождя» - два трусливых мента (именно так, это не полиция, не милиция, просто менты), два наркомана и сумасшедшая девчонка. В качестве побочных героев режиссер вывел на сцену педофила, ребенка со сломленной психикой, десяток полуголых бомжей, Юрия Гагарина и Шерлока Холмса.
Деклассированные персонажи Клавдиева, попадая в жанр «саундрамы» Панкова, приобретают тончайшую поэтичность. Режиссер, помимо драматических артистов, задействовал в постановке музыкантов ансамбля «Omnibus» и рок-группы «All tomorrow parties», которые практически нивелировали беспросветную черноту текста драматурга. И хотя понимание происходящего на сцене маргинального кошмара никуда не уходит, метафоричность спектакля разбавляет скребущий сердце ужас восхищением режиссерскими ходами.
Но смотреть «Дождь за стеной» - это вовсе не развлечение. Художественный руководитель «Ильхома» Борис Гафуров за день до премьеры в Алматы, на репетиции, признается, что не любит, когда в театре зрителю комфортно и уютно. Современный театр должен заставлять мозг работать. За день же до показа «Дождя» разговариваю и с Сейдуллой Молдахановым, артистом «Ильхома» (и любимым узбекским актером российских, да и казахстанских кинорежиссеров), который в постановке играет сразу несколько ролей: сантехника, насильника, космонавта. «Я люблю эти эксперименты», - говорит. На таких экспериментах «Ильхом» и живет уже тридцать девять лет, не получая государственной поддержки, впрочем, радуясь просто тому, что правительство хотя бы не мешает.
И Гафуров, и Молдаханов рассказывают, что понятия не имеют, что творится в академических театрах Ташкента: не интересно. Алматинские же академические приезд «Ильхома» однозначно заинтересовал, и на следующий день после «Дождя» в соцсетях начались споры. «Ильхом» не имеет никакого отношения к театру», - отзывается театральная актриса, добавляя, что привезенный спектакль – «отрыжка европейской культуры». Еще одна впечатлительная зрительница сетует, что выбежала из зала через несколько минут после начала и вытошнила первые впечатления прямо у фасада театра Лермонтова, на сцене которого играл «Ильхом». «Бесовщиной», «раздражением», «поносом» клеймили постановку Панкова, а часть тех особо чувствительных зрителей, которые поначалу жаловались на обсценную лексику в «Дожде», сами не выдержали и черкнули в своих отзывах на спектакль слова на «б» и «п». «Если вам скучно живется, можете сходить в группу жертв изнасилования», - резюмировали обсуждение.
И тут я увидела: все получилось ровно так, как любит Борис Гафуров. Полуторачасовой спектакль «Ильхома» посеял такой дискомфорт в умах и сердцах алматинского зрителя (а что еще важнее – артистов, режиссеров и других служителей театров), что все моментально включились в сложную работу над собой. «Дождь за стеной» прервал замкнутый круг блуждания между Островским и Куни, между Мольером и Разумовской, между Усмановым и Молчановым, показав Алматы, во-первых, актуальную драматургию, во-вторых, альтернативную режиссуру. Театр встрепенулся – а это уже ценно. Начался известный путь: отрицание, гнев, торг, депрессия. Пятой ступенью будет принятие.