Фотографии Жанары Каримовой
Пантомима, как и другие театральные жанры, родилась из языческих ритуалов. Возможно, это древнейший жанр: он, в конце концов, бессловесный, а древние говорили с богами именно через движения – танцы и хороводы. Это искусство было известно и древним римлянам, а особенное развитие этот жанр, согласно историческим свидетельствам, получил в эпоху первого императора – Цезаря Августа. Итальянская земля, меж тем, веками оставалась верна пантомиме. Именно здесь в 16-18 веках родились основные типы героев, в которых мимы перевоплощаются и по сей день – Арлекин, Пьеро, Коломбина и проч. Но эти, апеннинские Арлекин, Пьеро и Коломбина, были весьма словоохотливы. Затем итальянские бродячие артисты – гистрионы и скоморохи – познакомили со своим искусством французскую публику, которая, однако, не понимала вполне итальянцев, что вернуло жанр к истокам. Если не в плане религиозного содержания номеров, то в плане отказа от слова. Французы переняли у своих южных соседей пальму первенства. Франция дала миру большинство знаменитых мимов, среди которых, пожалуй, самый известный – Марсель Марсо. Именно у него, кстати, Майкл Джексон подсмотрел кое-какие движения, которые и вдохновили певца на создание «лунной походки», что, если подумать, – есть торжество жанра, его победный марш.
В Казахстан же, еще советский, пантомима пришла не сразу. Сначала – всего на 20 минут. Ровно столько по телевизору показывали номер Леонида Енгибарова (возможно, главного грустного клоуна той страны), когда его впервые увидел Сергей, будучи еще ребенком.
«Я тогда подумал: хоть бы это никогда не кончалось», - говорит Червяков, вспоминая спустя годы, тот день перед скупым на зрелища советским телевизором.
Реальность, впрочем, не была намного более щедрой. Учиться было негде. Первая труппа, которая начала давать какие-то уличные выступления, появилась в Алматы только в 1983 году, и Червяков был ее участником; то есть, по сути, со-основателем казахстанской пантомимы.
«В 1983 году образовалась студия «Круг». Пожалуй, первая такого рода студия в городе, которая начала давать уличные выступления, заниматься движением. Эта студия преобразовалась из театра «Парус». Старые жители города, в общем, помнят такой самодеятельный театр при АДК, который был одним из лучших в городе. Потом эта группа официально ушла из АДК, и появилась группа под названием «Круг». Именно там началось движение по изучению пластики, пантомимы. Сюда приехал из Москвы Сергей Щеглов, он когда-то работал у Гедрюса Москявичуса (основатель «Театра пластической драмы» - V). Хороший, профессиональный мим. И, вот, с него в принципе началось здесь профессиональное движение», - говорит Червяков (он только сошел со сцены, которая, кажется, подействовала на него как зарядка на смартфон: он стал более словоохотлив, энергичен, весел).
И время, о котором он вспоминает тоже, кажется, стремительнее. Во второй половине 80-х театральное движение в Алматы ожило: появилось много независимых труп, студий.
«Был взрыв театрального движения. И в 88 году мы организовали театр «На ладони». Это был уже профессиональный театр пантомимы, в котором работало 5 человек. Это был я, Андрей Мармонтов, Арнольд Сарожинский, Ирина Машнина и Болот Телебалдиев», - говорит он.
Но позже, в 90-е, «все разошлись». Театр со «странными» номерами стал не нужен обывателю, покупающему невиданные доселе кроссовки. На время, не оставляя все же занятий, Червяков отвлекся от дела своей жизни.
«Где я только не работал. Обклеивал автобусы, делал всевозможные художественные вещи, делал маски на заказ, например, для цирка. Маску для Курбана Додарходжаева из кинофильма «Маска», кстати, я сделал. Зеленная такая маска для его танцевально-акробатического номера. Подобных масок, такого качества, в Алматы не делал никто. Я ее сделал со слепка лица актера», - вспоминает Червяков.
После, в 90-е же, он стал художественным руководителем, режиссером труппы аниматоров при Парке Горького. «У нас была команда, ростовые куклы, которыми я руководил тогда. Делали представления на сцене. Спортивное представление, где все эти персонажи попадали в какие-то забавные ситуации. Эти же персонажи работали не только на сцене, но и по всему парку. То есть это были такие аниматорские, уличные представления. Вот там-то и появились живые статуи. Над чем, в общем-то, я работаю до сих пор», - говорит он. Червяков всерьез подошел к этому делу: ставил все номера, сам сшил костюмы, которые, по его словам, до сих пор хранятся где-то в парке.
Уже в другом парке – «Мир фантазий» – он стал худруком при аттракционе ужасов «Террор», ставшим очень популярным у алматинцев и гостей города. Этот же аттракцион Червяков открывал в Астане, где, между делом, успел «попугать» даже президента.
«Да, туда приходил президент на открытие. Сначала зашел, конечно, его охранник. Свет, говорит, включить, музыку выключить, всем стоять, не двигаться. Шаг вправо, шаг влево – провокация. У всех заряженные пистолеты. «Монстры» стоят в недоумении: а как работать? Никак. Сказали стоять – стой. Мы стоим. Президент заходит, осматривается и говорит: «Я туда не пойду. Там не страшно». Команда: свет выключить, музыку включить, все работают по полной программе. Я бегу по крышам, говорю, что работаем по полной программе, свет включается, выходит страшный человек, начинает пугать президента. Президент идет, за ним идет вся команда. Ну, большая команда. Вся семья, все приближенные».
Вскоре Червяков получил высшее образование, которого до этого у него не было. Тот курс в академии искусств имени Жургенова, по словам Червякова, был вдохновлен худруком «лермонтовки» Рубеном Андреасяном, чтобы опытные, но не имеющие формального образования актеры, наконец, «легализовались». Это, как объясняет Червяков, было нужно, чтобы получать соответствующую опыту и категории зарплату. Но, судя по всему, не сильно помогло: казахстанские театры, работающие с драматическим жанром, со словом, не сильно нуждались в пластических номерах. Тогда, в 1999-м, Червяков и вышел на «Арбат».
Вскоре у него появилось несколько учеников, но вскоре они все разошлись. Высокое, древнее искусство никого не прокормит. Для этого нужна сила, какая, видимо, есть только у Арлекина. Кстати, если и есть у Червякова какой-то, скажем так, сквозной образ, то это именно он, Арлекин: хозяин жизни, который сам устанавливает себе правила, с одной стороны, а с другой – «получает по голове».
«Он думает, что он крутой, но вся его крутость обламывается постоянно. Вот я такой вот Арлекин, которого постоянно били по голове. Грустный Арлекин. Вот, наверно, где вот в этой оболочке мой образ и находится», - говорит Червяков.
На себе сегодняшнем, а уж, тем более - вчерашнем, он зацикливаться он не хочет, его мысли – в будущем. Последний казахстанский мим не прочь сыграть в драматическом спектакле, например. Но – и это главное – от пантомимы он не откажется никогда. Кажется, все, о чем он жалеет - это отсутствие школы:
«В принципе-то у нас движением, пластикой занимаются крайне мало. Все занимаются словом. Драматическим искусством. Но театр все-таки начинается там, где заканчивается литература и начинаются картинки».