Я с грустью посмотрела на список подготовленных вопросов – бывший руководитель VOX POPULI и бессменный пиарщик Меги в последний месяц слишком часто индексировался в поисковиках. Список я убрала.  Все, что мы можем -  честно поговорить. О школьных оценках, об отношении к деньгам, бессонных ночах после ухода с сайта фоторепортажей и вечной борьбе с самим собой за собственную совесть. 

З.А: Алишер, иногда я в начале интервью спрашиваю: на какие вопросы ты не хочешь отвечать,  и почему тебе не стоит их задавать?

 А.Е.: Я готов говорить на любые темы, кроме личной жизни. И я не хотел бы акцентировать много внимания на событиях последнего месяца связанных со мной - уход  с Vox Populi и приход на Сhoocotravel. На эти темы уже слишком много сказано.   Я намеренно их не избегаю, но не хотелось бы, чтобы разговор строился исключительно вокруг этих тем.

З.А.: Хорошо, тогда начнем. Твои казнетовские биографы, так много про тебя рассказали, что остается лишь восполнять пробелы. Давай вернемся на много лет назад под Семипалатинск, где ты вырос, и поймем, как становятся Еликбаевым. Ты в школе хорошо учился? 

 А.Е.: В деревне, где я рос до 13 лет, я был в тройке лидеров в школе, учился очень хорошо - может быть, уровень образования был не так высок, а может, свою роль сыграло то, что я был сыном учителя рисования и черчения. Но в 9 классе я приехал в Алматы и по итогам года, меня отчислили за неуспеваемость из школы-гимназии, где, по правилам, нельзя было иметь больше двух «троек» в табеле, а у меня их было четыре: алгебра, геометрия, физика, химия. Я ходил к директору - это Светлана Мырхазметовна Назарбаева - мама Кайрата Сатыбалды, и говорил, что я хочу остаться, что не хочу переходить в другую школу.  Она пошла мне навстречу.  Родители некоторых учеников возмущались, что я мешаю учебному процессу, порчу общую успеваемость, что меня надо отчислить, а другие меня защищали.  Уже в 10-м классе я играл в КВН и выступал за школу, улучшил показатели по учебе, в 11-м публиковался в «Караване», и о моем отчислении уже речь не шла. 

 З.А.: Плохая успеваемость – это  влияние большого города?

 А.Е.: В селе конкуренция невысокая и требования к ученикам ниже - в большом городе ты никому не интересен. В деревне все друг друга знают, если где-то проблемы, то учителя встречаются с твоими родителями - разговаривают.  И еще такой момент. Время тогда было сложное - когда я учился в школе, в стране было плохо. Реально было плохо всем. Люди были заняты выживанием, моя мама торговала хлебом, папа искал работу, им было явно не до моих оценок. Гимназия стоила 200 тенге в месяц и даже их мы почти всегда платили с задержкой.

З.А.: У тебя было ощущение того, что облекают в словосочетание «комплекс провинциала»?

А.Е.: Когда мы приехали в Алматы, я уговаривал родителей уехать обратно - я просил их разрешить мне закончиться школу в селе. Меня очень тянуло назад, в аул, там все было понятно, все друг друга знали, учителя видели, как я рос и чем болел, там было много родственников.  Рад, что родители не поддались на мои уговоры и к моменту поступления в вуз, я уже ничем не страдал и, как говорится, стал коренным  алматинцем. Нурлан Смагулов спросил меня однажды, что находилось на таком-то перекрестке в начале девяностых. Я ответил, что не знаю, потому что в те годы жил еще в деревне. Он искренне возмутился: "А чего ты тогда под алматинца косишь?", хотя я своего происхождения никогда не скрывал. 

 З.А.: А ощущение того, что ты делаешь успехи, ты свой, ты не аутсайдер, оно когда пришло?

 А.Е.: Это хороший вопрос… Был период, когда я самоутверждался, наверное, действительно хотел доказать, что не хуже остальных тут, что могу себе позволить все то, что позволяют другие жители города. И тогда решил, пусть у меня нет супер-обеспеченных родителей, но я буду постепенно идти к своей цели.  Я каждое свое право  отстаивал. Сначала добирался в университет полтора часа на двух троллейбусах. Цель была, заработать столько денег, чтобы позволить себе маршрутку и путь мой до вуза сократился до сорока минут. Следующей ступенью стало такси, и вот уже дорога из моего поселка Кирова до КазГУ стала занимать полчаса.  Затем задался целью завести машину. Но появилась она только в 23 года - убитая Toyota Camry цвета «баклажан», мне ее подарил старший брат. Я очень долго на ней ездил, даже в «Мегу» устраивался, приезжая на ней. Потом я вернул ее брату, он отдал ее отцу, потом мы ее продали по генеральной доверенности. Это, кстати, очень забавная история. Покупатель ездил по доверенности три года, но так на себя машину не переоформил, когда я уже забыл, что у меня такая машина была и  преспокойно катался на новом BMW X5, объявились эти ребята и попросили продлить доверенность.  И  вот мы пошли к нотариусу – их пятеро человек и я. Они – простые ребята, строители, кавказцы с характерным акцентом, выглядят внушительно и я – интеллигент в очках.  Нотариус смотрит на них внимательно, их просит выйти за дверь. Потом шепотом говорит: «Вас шантажируют? Вас принуждают к сделке?» Я говорю: «Нет, что вы, я машину три года назад еще продал». Она посмотрела недоверчиво, уточнила: «Сделку по своей воле совершаете? Милицию вызывать не надо?»

Чай для Абденова

З.А: Любовь,  если это можно назвать любовью, к статусным вещам у тебя тогда появилась?

 А.Е.: К каким, например?

 З.А.: Машины, аксессуары…

 А.Е.: У меня нет сейчас машины.

 З.А.: … и деньги ты занимаешь у водителя в конце месяца.

 А.Е.: Нет, денег не занимаю. Но была история, когда мы поехали на интервью с бывшим министром Сериком Абденовым, а я договорился, что мы будем разговаривать в ресторане Villa dei fiori, и вот в машине я понял, что у меня с собой денег почти нет.  Я спрашиваю фотографа Дамира Отегена: «У тебя есть деньги?», он говорит, что нет.  Тогда я обратился к помощнику, который за рулем, он говорит – да, у меня есть 10 тысяч. Я говорю: «Слушай, займи, я хотя бы за чай там расплачусь». В общем, сделали интервью, расплатились за этот чай. И на следующий день начались обвинения - Абденов купил Алишера, Еликбаеву заплатили за PR. Был ужасно расстроен из-за того, что люди, которых я знаю, стали меня обвинять в том, что я заделался эдаким. адвокатом дьявола.  Говорю помощнику: «Ну, когда-нибудь ты же расскажешь людям правду, кто в действительности тогда заплатил за чай Абденова?» А что касается денег, я всегда стремился зарабатывать много, но мой принцип – тратить с умом. 

 З.А: Наверное, со стороны многое видится иначе. 

 А.Е.: То, что видят люди, во многом – необходимость, которая повышает сумму на твоем ценнике. Лекции по продвижению в социальных сетях в нашей стране читают несколько десятков человек. Но ту сумму, которую запрашиваю я, не просит никто, таких капризов, которые у меня есть, нет ни у кого, никаких райдеров, никаких бизнес-классов. А я летаю только бизнес-классом из-за роста, требую большой гонорар –предоплатой, я не вылечу никуда, пока не увижу на счету денег. 

 З.А.: А почему ты решил, что ты стоишь дороже остальных?

 А.Е.: Это не я решил. Я часто говорю клиентам, что есть другие тренеры, и они лучше. Я даже стараюсь их рекомендовать. Средний ценник на рынке – примерно в 5 раз меньше, чем я прошу за лекции, и в 2 раза меньше, чем просит высококлассный специалист, которых я привлекаю в соведущие. Но на закрытые лекции к «топам» все равно зовут меня, им важно, чтобы это был Еликбаев. 

З.А.: Ну, послушай, это все равно, что Верника позвать вести вечер.  Ты на любви к понтам зарабатываешь.

А.Е.: Не один я.  Все честно, я им говорю - скорее всего, другой специалист прочитает вам то же самое, но дешевле.  Но зовут меня.  А я потом даже в соцсетях выложить фото  не могу с «топами» – таковы условия договора.  Я давно понял, как хорошо мне дома.  Обожаю просто сидеть с женой и дочкой дома в трико, читать книги и смотреть фильмы. Для меня любой выход на улицу - стресс. Я очень люблю свою семью, своих родителей, друзей. Я любой светской тусовке предпочту встречу с ними. И если вы хотите меня из этого комфортного мира вытащить, придется раскошелиться. Я ведь все равно остался не светским человеком, я не люблю всю эту мишуру, у меня даже костюма нет. Недавно вел вечеринку для журнала SNС, взял костюм у старшего брата. 

 З.А.: У Еликбаева есть список нерукопожатных персон?

 А.Е.: Конечно. Человека 3-4.  

З.А.: И как туда попадают?

 А.Е.:  Клевета.  Когда люди распространяют сведения, которые не являются правдой, они попадают в разряд тех, с кем я не буду на одном  мероприятии, в одной тусовке или одном самолете.  Поэтому я часто согласовываю списки гостей вечеринок, на которые меня зовут, всех поездок за границу в составе группы. Часто под меня меняют состав приглашенных. Капризный я.

«Мы не блокировали скандал с субсидиями»

З.А.: Долгое время у  меня о тебе было странное впечатление – мне казалось, что это нездоровое явление – ты со всеми дружил, всем улыбался и легко переходил на «ты».  Это тот самый случай, когда хороший парень - профессия? Твой ближний круг с годами сужается?

 А.Е.: Я живу по правилу, который прописан в моем профайле Твиттера, это принцип Исландии: каждый друг, пока не докажет обратного. Близких друзей, к сожалению, становится все меньше - я стараюсь постепенно расчищать вокруг себя пространство - оставляю только тех, с которыми действительно хорошо. Показатель близости – это те люди, рядом с которыми я могу быть пьяным.  Я слежу за тем, чтобы не показываться в стельку пьяным перед теми, кому я не доверяю.  А  хороший парень - это не профессия, я просто стараюсь им быть. Сейчас много разных тестов: «Какой ты алматинец?»,  «Какой ты овощ?», если бы был тест «Какой ты парень – хороший или не очень?», мне кажется, я бы его прошел.

В общем, я неплохой человек, и стараюсь гордо нести это знамя. Благодаря этому жизнь сводит меня с большим количеством хороших людей.  В этом мире много тех, кто берет часть тебя,  вырывает вместе с частью сердца, и оставляет взамен чернь и пустоту, а есть люди, которые обратно достраивают часть твоей души, и ты снова неплохо так выглядишь.

 З.А.: Но ведь это и в работе помогает? Ты как-то сказал, что хороший пиарщик, не тот,  у которого большие бюджеты, а тот, у кого много связей. 

 А.Е.: Еще ни разу не было так,  чтобы я сказал в интервью знакомому журналисту: «Это – не для печати», и оно вышло.  Люди понимают, что я с ними честен, и поэтому же круг людей, которым я даю интервью, ограничен. Кризисы, которые проходят у ТРЦ, проистекают достаточно мягко - именно благодаря тому, что я с людьми порядочен - когда я говорю о работе, сразу перехожу к делу и объясняю: есть атака, есть заказ, есть вполне конкретная претензия, на которую мы реагируем. И не надо журналистов считать за идиотов, как делает большое количество моих коллег.  Тебя берут на работу,чтобы ты коммуникации выстраивал, а не самоутверждался за счёт своих бывших коллег, потому что пиарщики чаще всего - бывшие журналисты. 

 З.А.:  Просить приходиться?

А.Е.: Конечно.

 З.А.: Для тебя это трудно?

 А.Е.: Я не вижу в этом проблемы, потому что я благодарный человек, и вопрос не в деньгах, а в моем отношении.

 З.А.: И ни разу не отказывали?

 А.Е.: Могу вспомнить один случай, это ситуация с журналистом, которого я считал другом, и когда у нас случился кризис, я позвонил и попросил публикацию не давать. Он сказал: «Ты не имеешь права мне звонить с такими просьбами» и бросил трубку, сообщив перед этим, что материал выйдет.

 Мы  встретились через полгода, и он рассказал, что в этот день напился и не смог выдать этот материал – внутри у него шла борьба - между тем, чтобы опубликовать и тем, чтобы не подводить меня.  Он решил, что если бы это было принципиально для общества, он бы выдал.

 З.А: Какая-то, прости, половинчатая гражданская позиция.

 А.Е.: Согласен, неоднозначная, но публикация не вышла. И здесь нужно понимать про меня, что я никогда не буду просить, если журналист внутри меня понимает, что это важно и должно выйти. В случае со скандалом с субсидиями, я руководству говорил - никого не надо затыкать - пусть публикуют, мы же не скрывали никогда своего участия в этой программе.

Поддержка бизнеса, как стипендия «Болашак»,  даже если ты сын богатых родителей - ты имеешь право на нее претендовать. И в этом я не вижу ничего плохого. 

Честному пиарщику – трудно врать

З.А.: Ты помнишь свою первую поездку за границу? Ведь вне зависимости от количества звезд в отеле, эти впечатления навсегда.

 А.Е.: У меня сразу было много звезд, мне было 19, и это было приглашение Фонда Сороса, я ездил в Эстонию.  Меня настолько поразило все, что до сих пор в моих мечтах о старости вижу хутор, лес, Балтийское море, и мы играем с внуками.  Эта поездка показала, как можно жить, как можно уважать себя в городском пространстве, как можно относиться к себе. Ведь почему я за западную модель развития общества? Я вижу, что получается из нормальных стран с нормальными свободами и правами для человека. Я люблю возвращаться в Казахстан, но также понимаю, как мы могли бы жить. 

 

 

 З.А.: Ты часто повторяешь, что ты вне политики, но тем менее, отрицать того, что ты существуешь в этом околополитическом информационном потоке, нельзя. Открещиваешься из соображений безопасности?

 А.Е.: Заниматься политикой честно в этой стране фактически невозможно. Ну, как это? Объявить, что у тебя пенсионных сбережений 5 миллионов тенге, зарплата – 600 тысяч, а потом думать, как объяснять, откуда у тебя машина, на которую бы ты при такой зарплате копил бы еще много лет. И какие у тебя талантливые дети – владельцы заводов, пароходов, это же откровенное вранье. Человеку честному, даже если он пиарщик, трудно врать.  Я хочу, не краснея рассказывать,   почему я летаю бизнес-классом и живу в приличном доме. 

 З.А.: Но в какие-то принципиальные моменты ты все же включаешься и высказываешься…

А.Е.: … как гражданин страны, и также переживаю, и меня также пугает мракобесие, и многие вещи, и я не могу про них молчать. Я понимаю, что для развития общества нужна хорошая добротная протестность, но у нас ней  все плохо. Часто общаюсь с молодыми людьми на Левом берегу, когда читаю там лекции, и понимаю, что самоцензура довела их того, что на определенные темы они уже не могут говорить. Я же всегда был очень свободным внутри.

 З.А.: А есть формула красивой протестности?

 А.Е.: Не оголтелой она должна быть. «У всех отобрать, раздать все бедным, поделить нацфонд на каждого гражданина, простить ипотечные кредиты»  - это популизм. 

 З.А.: Еще несколько лет назад я была с тобой согласна, меня раздражала вся эта клоунада, и мне казалось, что они дискредитируют неблагородностью оппозицию. Но мне возражали, что перегной необходим, чтобы выросло что-то красивое.  Прошло три-четыре года, я оглядываюсь,  и уже совсем ничего не растет. 

 А.Е.: Ты ставишь телегу впереди лошади.  Всеми этими своими нелепыми действиями, митингами и флешмобами, население настроили против оппозиции. Оппозиционная  деятельность, которая была в 90-х, качественно другая, ее всю выжгли напалмом, оппозиция превратилась в психбольницу.

 З.А.: А в свободных странах, про которые ты говоришь,  фрики на площадях кричат, о чем болит.

 А.Е.: Ну, нам-то этих клоунов оставили, нам почти не оставили адекватных людей в оппозиции. Почему я против выдачи Аблязова Казахстану? Он позволял развиваться критической мысли в Казахстане. Для протестности - Алматы – идеальный город, уровень образования достаточно высокий, хотя вот в Астане не понимают, как так – самый богатый город страны и чем-то еще не доволен?

 З.А.: Я тут вспомнила про сериал «Фарго», на создание которого авторов вдохновил одноименный фильм братьев Коэнов.  Когда серому забитому клерку, которого даже жена презирает, говорят: «Твоя беда в том, что ты думаешь, что существуют правила, и ты пытаешься по ним жить». А в это время люди, для которых нет правил, бьют его по лицу и имеют его жену. Но беда в том, что все эти истории про маленького человека, который внезапно осознает, что правила не работают, плохо заканчиваются.

 А.Е.: А я наоборот, считаю, что у нас большая часть людей правила не соблюдают, особенно если эти правила, осложняют им жизнь.  Когда человеку дарована свобода – зарабатывать, путешествовать, он – и таких большинство – всем доволен и большего не хочет.  Другое дело, когда человек хорошо зарабатывает, при этом уровень его интеллекта довольно высок, он по возвращении в Казахстан, понимает, что вокруг ни разу не Сингапур и начинает задавать вопросы. А власть недоумевает: «Ты охренел, что ли? У тебя все есть, что тебе еще нужно?»

 И ты понимаешь, что правда, она с обеих сторон – с одной стороны есть маргиналы и иждивенцы, а с другой - люди, которые считают, что в Казахстане можно состояться. У меня есть знакомые, которые заработали условный миллион, сами, без взяток, агашек и толкачей. И в Казахстане действительно можно достичь планки в пару миллионов, если просто быть профессионалом своего дела. Это действительно так, я не понимаю, когда говорят, что тут не дают развиваться. 

 З.А.:  Ты заранее знал, что случится девальвация?

 А.Е.: Нет. Ни про предыдущую, ни про последнюю не знал. В этом году, я к тому же потратил все свои деньги в Таиланде, и поэтому не сильно переживал. А как иначе? Если сегодня предупредить людей, что завтра доллар станет дороже, представь, что тут начнется?  Объяснения я этому нахожу, не будучи экономистом. Неадекватное количество денег на рынке не могло не повлечь за собой девальвации.  Я понимал, что когда-то это должно произойти.

«Номер  Смагулова узнал не так давно»

З.А.: Ты к своему шефу – Нурлану Смагулову, судя по всему, хорошо относишься. Расскажи историю ваших взаимоотношений.

 А.Е.: В 2006 году я пришел к нему на собеседование в «Мегу». Это был последний, 5-й уровень. Но общаться более тесно мы стали только в последние годы. Надо понимать, что у нас в компании есть Смагулов и остальные - молчаливое профессиональное большинство. Эти люди всю публичность отдают шефу. А я действовал параллельно. Высказывался и давал интервью. И шефу стали говорить: «Мы читаем вашего парня, все новости «Меги» от него узнаем», я думаю, тогда он меня и заметил.  Я всегда соблюдал субординацию, не стремился к нему за стол – совещаться или узнать его номер мобильного. 

 З.А.: А ты не знаешь? 

 А.Е.: Узнал относительно недавно. В определенный момент он, как бизнесмен, понял,  что от моей публичности есть толк. Но я всегда помню, что я не должен навредить его бизнесу. И если я хочу той самой оголтелой политической активности, то надо прийти к Смагулову, пожать ему руку и уволиться. Кстати, я намеренно его вычеркиваю из всех постов – если я буду говорить о нем хорошо, сложится впечатление, что я подлизываюсь, если плохо – что не соблюдаю дистанцию. 

 З.А.: Поскольку Нурлан Эркебуланович уже год, как обещает Vласти интервью, спрошу у тебя – как назовут ТРЦ в Астане? Нур-Плаза?

 А.Е.: Еще обсуждаем. Обещаю, как только будет ясность, вам первым сообщу. 

«После ухода людей с VOX POPULI не мог спать»

З.А.: Зная тебя, могу предположить, ты переживал за людей, которые ушли вслед за тобой с Вокса.

А.Е.: Об этом надо спросить у моей супруги. Я действительно не мог спать все это время. Я жутко переживал и чувствовал свою ответственность. Пил коньяк и только так засыпал. Но потом я увидел, что они все пользуются бешеной популярностью.  Рынок их буквально разрывал на куски. И самое главное – они все почувствовали вкус внутренней свободы и драйв от него. Они сейчас на собеседования через раз соглашаются. Может быть не все трудоустроены, но все востребованы. 

З.А: Скучаешь?

А.Е.: По Воксу – да, по людям – нет. Я с ними в этот месяц увиделся больше раз, чем за 9 предыдущих. Мы встречаемся, обедаем, обсуждаем, делимся новостями. Скучаю по репортерству, думаю, как мы могли бы отреагировать на те или иные информационные поводы. Даже по моему Фейсбуку видно – я стал больше писать, а раньше мне  этого не нужно было, мы создавали альтернативную повестку дня, и Vox был нашей альтернативной картиной мира. 

З.А.: Меня реинкарнация сайта волнует больше с профессиональной точки зрения. Для меня стало меньше одним хорошим ресурсом на нашем, без того зачищенном, медиа-поле. Ты вернешься в журналистику? 

 А.Е.: Есть люди, которые готовы вложиться в любой мой проект, есть сотрудники, которые придут, стоит только позвать,  есть рекламодатели, которые в меня верят и готовы поддержать.

И есть только одна проблема – я ничего еще не придумал. Правда. Нет самого главного - идеи. Никого в этом не могу винить, кроме себя. Я веду, как правило, немного клиентов, и сейчас мог бы еще кого-то взять и заработать еще больше. Но это место – для четвертой работы, я всегда оставлял для творческого проекта.

 

Фото из личного архива А.Еликбаева. Фотограф - Д. Отеген

Алишер Еликбаев в проекте  Vласти "100 будущих лидеров".