Месяц назад в «Редакции Елены Шубиной» вышла третья книга писательницы Гузель Яхиной. В основе сюжета – эвакуация поезда из голодающего Поволжья в хлебный Самарканд с пятьюстами сиротами в 1923 году, что делает «Эшелон» частью триптиха о раннесоветском периоде, который при этом сюжетно не является продолжением предыдущих книг. Главные герои романа — назначенный начальником эшелона ветеран Гражданской войны Деев и детский комиссар Белая.
И если не пересказывать весь сюжет, а сразу начать с несомненных плюсов книги, то, конечно, нельзя не упомянуть её язык. Писательница уже показывала, как близко дружит со словом, и слово всегда отвечает ей взаимностью: кинематографичный текст читать приятно, легко, при этом радует богатый словарный запас и видно, какая большая работа проделана для того, чтобы максимально точно передать речь разных слоев населения того времени. Так, например, прозвища и клички детей были «подсмотрены» в архивных документах и мемуарных книгах, выцеплены из русских народных говоров, татарского, узбекского, киргизского языков, а также из просторечной и блатной лексики. Кроме того, если потенциальный читатель уже слышал об истории с обвинением Яхиной в плагиате, а потому относится к книге с заведомым предубеждением, – напрасно. В конце книги приводится довольно длинный список источников, к которым обращалась автор в процессе подготовки к написанию романа.
Есть в книге и символизм, который начинается буквально с фамилий главных героев, – деятельный Деев, которому предстоит пройти кэмпбелловское «путешествие героя», и грубая, «мужиковатая» Белая, у которой, тем не менее, оказывается светлая душа. Символична и вся ситуация, в которой оказываются герои: тут и эшелон-ковчег, и Самарканд как обетованная земля, и Адам и Ева, которые властью вынуждены в бога не верить, – Деев и Белая. Конечно, довольно банально драма Белой – которую сама она драмой не считает, но мы это всё равно считываем, – заключена в её бесплодии. И именно неспособность иметь своих детей стоит во главе мотивации её персонажа, ставшего детским комиссаром и мечтающего спасти голодных, беспризорных детей всего Союза. К концу книги Белая отходит всё дальше на второй план, чтобы не препятствовать развитию Деева, и мы наблюдаем уже в основном только его взлеты и небольшие падения – и то, аргументированные его благими намерениями. Рост героя от несколько истеричного, слабовольного, но амбициозного юноши до смелого мужчины, познавшего горести лишения, женскую любовь и преодоление границ своих возможностей, проходит под аккомпанемент колыбельной, которую Деев слышит каждую ночь. Фатима, архетипичная мать-Земля, которая не стареет, не устает, не злится и грустит, только когда приходится прощаться со ставшими ей родными детьми, каждую ночь поет младенцу-подкидышу, названному ей Искандером в честь своего мертвого сына: «...спи и просыпайся, просыпайся мужчиной». И конечно, однажды Деев им просыпается.
А вот некоторые дети день ото дня уже не просыпаются. И этими маленькими трагедиями автор удерживает текст от совсем уж неправдоподобной легкости, которая создается на фоне Деевских подвигов, каждый из которых оканчивается успехом. На это нельзя не обратить внимания: ради детей, пускай грязных, больных, курящих, ругающихся матом, продающих свои тела, но всё ещё детей – а значит, безгрешных, внезапно человечными становятся и чекисты, и кровожадные басмачи Буре-бека, и атаман Яблочник со своими бандитами. С такими «союзниками» не сильно страшными читателю покажутся теперь и периоды голода, когда кончается провизия, и эпидемия холеры, и даже смерти детей, которых Деев клянется довезти до Самарканда, чего бы ему это ни стоило. Впрочем, несмотря на умерших, он и довозит – ровно в заявленном количестве 500 голов, пускай и в несколько обновленном составе: на место умерших ребят Деев по доброте душевной набирает новых беспризорников, встречающихся им по пути.
Например, сюжет о Сене-чувашине и преследующей его Вши или воспоминания Белой об экспедиции в Чувашию, которые основаны на материале мемуарной книги А.Д. Калининой «Десять лет работы по борьбе с детской беспризорностью» (1928). В последнем – обезумевший от голода учитель, преподающий бессознательным, почти насмерть замерзшим детям в деревне, которая давно обезлюдела, в надежде, что, если продолжать вести уроки, в школе откроют столовую, напоминает о Кафке – ледяной деревне в «Замке» в атмосфере бесконечного ночного кошмара. К слову, именно Кафка говорил, что читать следует только те книги, которые нас кусают и жалят, становясь топором, способным вырубить замерзшее озеро внутри нас. «Эшелон» же не жалит, а жалеет своего читателя, оставляя после себя ощущение светлой печали, хэппи-энда на легкой минорной ноте – из-за расставания героев, ставших за недели в дороге друг другу настоящей семьей. Но здесь пускай уже каждый читатель сам для себя решит, считает ли он мягкий пересказ об ужасных событиях в художественной литературе уместным, а как минимум поэтому, чтобы составить собственное мнение, книги Гузель Яхиной – и вообще – стоит читать.
Поддержите журналистику, которой доверяют.
