22065
15 декабря 2020
Оксана Акулова, фото Данияр Мусирова

«Принимать все на форму…»

Как пандемия изменила работу в авиации

«Принимать все на форму…»

Когда мы планируем встречу, объясняю, что будем говорить о работе, карантине, коронавирусе. Согласовываем время. Приезжаем в назначенное место. Знакомимся. Дарья Булавкина - старший бортпроводник. 14 лет в профессии. Гулим Маханова – бортпроводник бизнес-класса. 10 лет в профессии. Вы думаете, все так официально? Ничего подобного. Начинаем вообще не с того, что обсуждали заранее. Я знаю только их имена, и первое, на что обращаю внимание – чемоданы, с которыми мы обычно видим бортпроводниц «Эйр Астаны». Но девушки сейчас в отпуске, лететь никуда не собираются.

- Почему мы пришли на встречу с чемоданами? – смеются. – Мы же в форме авиакомпании, а чемодан – ее часть. И если мы надеваем форменную юбку, рубаху и жилет, то не можем выйти с распущенными волосами, в кроссовках и чемодан нужно брать с собой обязательно. Образ должен быть законченным. Это дресс-код авикомпании.

- Слышала, что с этим у вас серьезно – и ногти определенной длины…

- Да, не больше трех миллиметров – это требование саннорм, мы же с питанием работаем…

- И макияж…

- Есть определенные стандарты. Палитра теней, которые можно использовать. Ресницы наращивать можно, но небольшой длины. На курсах нас учат делать визаж. Когда устраиваешься на работу, проходишь тренинг однодневный. Потом сама красишься, и тебе говорят: «Вот здесь переборщила. Это можно было бы по-другому сделать».

- Да-а-а, хорошая у вас профессия, - мечты свои детские вспоминаю. – Но в этом году у нас у всех дресс-код поменялся: маски, перчатки.

- И у нас все было по-другому…

«… Они нам отдавали честь»

- Давайте весну вспомним, - все-таки возвращаемся к тому, ради чего собрались. – Страны одна за другой закрывали границы. Нужно было успеть вывезти оттуда своих граждан. И страшно: мы тогда толком не понимали, что происходит. Что дальше будет. И вот в этой ситуации нужно куда-то лететь. Когда был ваш репатриационный рейс?

- 13 марта. Рейс № 1373 Алматы - Лондон, Лондон - Петропавловск, Петропавловск – Нур-Султан, Нур-Султан – Алматы, - на автомате выдает Гулим Маханова.

- Маршрут ведь не всегда такой сложный?

- Ой, рейс не в марте был, в апреле. Да, 13 апреля. Почему был такой маршрут? Тогда же всех прибывающих из-за границы закрывали на двухнедельный карантин, а в больницах Алматы уже не было столько мест, чтобы всех разместить. Из Лондона мы вывозили наших студентов и дипломатов. Прилетели в Петропавловск, где они и остались на карантин. Потом мы пригнали борт на санобработку в столицу, а оттуда улетели на базу в Алматы.

- Апрель. Далеко не первый репатриационный рейс. Вы наверняка с коллегами общались. Знали, что и как это. Не сомневались: лететь - не лететь. Или вам просто сказали: «Гулим, надо!»

- Нет, летали только волонтеры. Никто никого не заставлял. Почему я отозвалась? Переживала за компанию, за страну, за своих соотечественников. Кто-то же должен был их забрать. Понимала, что это опасно, но в такие моменты нужно проявить ответственность. И вот если про дресс-код говорить, с которого мы начали. Нам выдавали костюмы, маску-щит, которая лицо закрывает. Волосы должны быть закрыты – это требования санслужбы. Естественно, маска и перчатки. Мы снимали эту экипировку перед выходом из самолета, складывали в спецпакет и передавали службе уборки для утилизации.

- Непривычно было?

- Да. Очень дискомфортно. Воздух разряжен. В небе ты и так испытываешь гипоксию, а здесь ты еще и в маске, щит на лице, костюм. И без того трудные условия усложняются. И ты мечтаешь об одном: снять все это - и в душ. Я понимаю, когда о наших врачах говорят, как о героях. Им ведь все время приходится работать в защитных костюмах.

- Как тогда себя вели пассажиры?

- Тогда всем было страшно. Никто не понимал, что это за болезнь. Кто-то верил, кто-то нет. И атмосфера была напряженная. Люди боялись лишний раз касаться каких-либо предметов, не ели и не пили в течение всего полета. До сих пор есть пассажиры, не позволяют даже разговаривать с ними: «Мне ничего не надо. У меня все хорошо. Мне лишь бы долететь». Понимаем, каждый оберегает себя так, как может. Все по-максимуму ограждали себя от окружающих. Да и потом со стороны руководства было указание поменьше контактировать. Честно, чувствовала себя солдатом на фронте - ты не видишь своего врага, не знаешь, где он на тебя нападет. Когда мы вернулись из Лондона в Казахстан, нас, как всегда встречали сотрудники пограничной службы – и они нам отдавали честь. Это было очень приятно…

- В полете были другие ощущения?

- Это был кардинально другой рейс. Огромный стресс. Ты все шесть часов в этом состоянии. Страх. Но при этом ответственность, о которой я говорила.

- Хочешь, не хочешь, а мысли о «короне» в подкорке, несмотря на то, что ты переключаешься на работу?

- Так и было. В обычной жизни у нас все процедуры, которые мы должны во время рейса выполнить, отработаны до автоматизма. Тогда же все менялось по несколько раз за день. Каждая страна предъявляла свои правила. Все нужно было держать под контролем, много читать, изучать, запоминать.

«Спасибо, родные, что нас забрали!»

- Я летала в командировки в Амстердам. Но это был не стандартный рейс из Атырау в Амстердам, а, наоборот, из Амстердама в Атырау и обратно. 7-8 полетов таких было, – рассказывает Дарья Булавкина. - Мы увозили туда иностранцев, которые работали в Казахстане, а обратно забирали наших граждан, которые тогда всеми правдами и неправдами пытался выбраться, в основном, из США. На таких рейсах, конечно, было больше эмоций. Люди заходили и с ходу: «Как там в Казахстане?». Пытались обниматься. Некоторые кланялись нам. Все время спрашивали: «Не боитесь?». Настолько все по-доброму: «Спасибо родные, что нас забрали, не оставили». Столько тепла от людей исходило. Нам это силы придавало.

Когда командировки закончилась, мы пробыли 14 дней на карантине, и в мае начали выполнять регулярные рейсы внутри страны. Конечно, я сдавала ПЦР-тесты, все было под контролем, но, получается, что работала без перерывов – с апреля по июль, когда, казалось бы, все было закрыто. А в середине августа ушла в отпуск.

- Как менялось поведение людей на борту?

- Сначала все собранные. Потом, когда карантин сняли, народ расслабился: раз полеты начались – значит все хорошо. Приходилось просить: наденьте, пожалуйста, маску. Это же наша общая ответственность. Пока я летала эти полгода, не позволяла себе ходить в гости, понимая, что могу заразиться.

- В ноябре будет год, как я не видела своих родителей, - добавляет Гулим. – Не позволяю себе съездить к ним, потому что они в группе риска.

- Был такой момент, когда вы внутренне успокоились, или до сих пор всегда на страже?

- Нет, я, наверное, успокоилась, - признается Дарья. – Первые пару месяцев было волнительно, а потом отпустило. Видели: одна бригада прилетела, другая. Экипаж сдает тест на коронавирус – результат отрицательный. Понимали, что все будет нормально, если соблюдать все правила...

- А вы, Гулим?

- Я успокоилась после того, как сама переболела пневмонией. Это был момент пика, высокая смертность - конец июня - начало июля. И здесь наша компания позаботилась обо мне – я сразу же прошла все обследования. Тест на COVID был отрицательным. Я никогда раньше не болела пневмонией, а перенесла ее легко. Думаю, потому что все бортпроводники такой народ, который постоянно заботится о себе – витамины, спорт, сбалансированное питание. Пришла к врачу. Он легкие прослушивает: «Когда лежите на спине, хрипов нет?». «Нет», - отвечаю. А он: «Надо же, какой у вас настрой!». Некогда болеть - надо летать. Я дважды сдавала тест, чтобы после выписки получить допуск к работе. Каждая ситуация нас чему-то учит. Усвоила этот урок и еще больше стала заботиться о своем здоровье. Понимаю: нужна здесь, должна выполнить этот рейс.

- Без полетов вообще не можете?

- Не могу. Это моя жизнь. Мама и папа переживали: «Ты с ума сошла? Каждый день летать! Все болеют. А ты такая худенькая. Много на себя берешь!». Это я внешне хрупкая, а внутри другая совсем. Но родителей понимаю. Многие мои родственники переболели. К сожалению, мы потеряли деверя. Он был доктором. Главным врачом. У него было поражено 99 процентов легких. Все произошло очень быстро: сестра позвонила и просила передать для него лекарства. Я все сделала, а через день мне сообщили, что человека больше нет.

- Кто-то из ваших коллег болел?

- Болели, конечно, но из тех, с кем близко общаюсь – никто, - отвечает Дарья.

- Был один рейс командировочный – в начале июля мы отвозили наших пилотов на тренинги в Амстердам. Мы там оставались на какое-то время, вышли на завтрак и прочитали в новостях, что умер один из пилотов. Тяжело было это осознавать. Несколько дней мы молчали...

«Это любовь. Любовь к небу»

- Сейчас я вас о совсем несерьезных вещах буду спрашивать, но узнать очень хочется. Вы говорите, что пассажиры более скованы. И маски опять же. А как же флирт со стюардессами? Комплименты? В этом смысле что-то изменилось?

- Ничего не изменилось. Все, как всегда, - улыбается Даша.

- Мы, кстати, с коллегой задавались этим вопросом: «Почему флиртуют? Мы же в масках!?», - пожимает плечами Гулим. - Мне один пассажир недавно сказал: «Вы так красиво улыбаетесь глазами». Оказывается, и так можно. Видимо, мужчинам маски абсолютно не мешают.

- Глаза стали ярче красить?

- Может быть, чуть-чуть. Если раньше ты акцент на губы делала, то сейчас на глаза. Но это всех девушек касается…

Это точно.

- Вы давно в отпуске? – спрашиваю своих героинь.

- Две недели.

- Уже хотите в небо?

- Я на днях как пассажир летала к родителям в Актобе. И почувствовала, как сильно хочется в самолет. Скорей бы! – признается Дарья.

- Когда ты пассажир, это совсем другие ощущения?

- Конечно! Это ощущение взлета, - отвечает Гулим. - Я не могу это объяснить. Это любовь. Любовь к небу. А вкус бортового кофе? Он другой - ни в одном ресторане тебе такой не сварят. Ты прилетаешь в пункт назначения, у тебя есть час стоянки, и ты можешь себе позволить налить этот кофе и постоять на трапе, подышать свежим воздухом. Хотя это не свежий воздух, а запах керосина. Но пространство открытое, ветер, турбины работают, по рации кто-то беспрерывно переговаривается. Есть в этом что-то такое. Для меня взлет – это момент счастья. Поэтому я очень хочу научиться летать.

- Стать пилотом?

- Возможно. Даже если не стану пилотом в нашей компании, то хочу хотя бы раз управлять самолетом самостоятельно. Пусть маленьким, но самолетом.

- И атмосфера на борту особенная, - добавляет Дарья. - Один рейс никогда не похож на другой, хотя, казалось бы, все процедуры стандартизированы. Наверное, вот это отличие и держит нас.

- Эта любовь к небу - она приходящая или была с вами всегда?

- Со мной всегда – мой папа пилот, - отвечает Дарья. - Дедушка тоже летал. Генетически передалось.

- А у меня семья была портовская. Родственники работали в аэропорту. Когда в школе училась, для нас экскурсии устраивали – самолеты показывали, трапы. Моя сестра – она старше меня на три года - тоже была стюардессой, сейчас тренер по сервису. И я и она всегда были стройненькими. Так вот сестра летом не разрешала мне выходить на улицу. Говорила: «Загоришь, станешь черной и некрасивой». Заставляла стоять у стены и носить энциклопедии на голове, чтоб осанка была хорошая. Я училась в третьем классе, мне это все не нужно было. А сестра будто знала что-то: «Мы вырастим и станем моделями или стюардессами».

- Запрограммировала. И это всегда удивление: «Ты кем работаешь?». «Я стюардесса!». «Стюардесса!». Не представляю другой реакции.

- Да, это вызывает восхищение, - соглашается Дарья.

- В жизни этот флер романтический вокруг профессии помогает? В отношениях?

– Я стараюсь до последнего скрывать то, что я стюардесса, - неожиданно признается Гулим. - Потому что есть такие мужчины, которые хотят билет со скидкой. Нам же положены сервисные билеты, которые предоставляются родственникам. Некоторые на это рассчитывают.

- Боже, есть и такие?

- Есть!

- Работая здесь, мы столько тренингов проходим. Ты знаешь, как к пассажиру подход найти, как конфликт уладить – и все это перетекает в обычную жизнь, - рассуждает Дарья. - Есть такое правило, нас учат четко его соблюдать: принимать все на форму. Произошла стрессовая ситуация – не бери в душу, прими на форму. Рейс закончился, каким бы он ни был, домой приехала, постирала форму - и все забыла.

- У каждого человека своя атмосфера, - соглашается с коллегой Гулим. - Представьте, на борту 200 человек - 200 разных атмосфер. А за день иногда и 600. А ты внутри этого. Поэтому на тренингах нам советуют: после рейса (не важно, хороший он или плохой) примите ванну с солью, душ контрастный. Это уже наша профессиональная привычка. Приехала, переоделась, стаканчик кефира выпила от радиации и отпустила все. Мелочи ведь очень важны. Мы недавно к прежнему сервису вернулись. В карантин посуда одноразовая была - никаких обычных стаканов, ложек-вилок. И люди радуются. А как нас это успокаивает! Понимаем: один опасный рубеж прошли. Дай бог, вернуться в обычную колею…

Цикл материалов о людях, которые продолжают делать важную работу, несмотря на пандемию и связанные с ней ограничения Vласть выпускает при поддержке компании «Шеврон».