Уже несколько десятилетий художник-монументалист Владимир Твердохдебов трудится в своей небольшой мастерской, полностью заставленной картинами и гобеленами. В этом доме находятся мастерские других живописцев, которые с упадком Союза художников были приватизированы и переделаны в квартиры и офисы. Дальше всех пошел художник Амандос Аканаев, приделавший к фасаду полукруглого дома гротескную пристройку, стилизованную под Средневековье.
— Мы ничего поделать не смогли – они приватизировали эту территорию. Его жена – известный искусствовед, работала в акимате при Храпунове. Такое время было – кто первый схватит, – объясняет появление пристройки Твердохлебов.
![](/media/upload/images/2c2a393c3f92708cd5d5124c69fa0ac3.jpg)
— В отношении монументального искусства, мозаики у нас, в Алматы, все заглохло, Союз художников превратился в общественную организацию, и специалистов не осталось, – говорит Владимир Сергеевич, приглашая нас присесть, и немного отвлекается от темы. – По моим эскизам скульптур «Восточного зодиака» Нацбанк сейчас выпускает монеты. Они подарили мне четыре монеты, на этом все и закончилось, еще две монеты я купил сам. В этом году они обещают выпустить монету к моему юбилею с мозаикой, которой выложено дно фонтана. Она будет больше этой в полтора раза. На сегодня Нацбанк выпустил семь монет в золоте и серебре. Нацбанк продает их, зарабатывает на этом деньги.
— А вы как автор?
— Просто они меня в какой-то газете отметили. В принципе, я не против. Если бы мы на западе жили, я бы получил от них какой-то процент, а у нас в Казахстане это невозможно.
— Вы с юристами консультировались?
— В Нацбанке мне сказали, что отсудить что-то у них нереально, потому что это государство, и доход от монет к фасаду полукруглого дома направляют в детские дома, на пенсии. Я же не буду ковыряться в этом деле.
![](/media/upload/images/0267d5006f8b89cd63848352f7ef5c0d.jpg)
— Давайте поговорим о мозаике. Сколько в Алматы насчитывалось мозаик?
— Трудно сказать сколько. Их было много, но часть мозаик потихоньку уничтожается, какие-то сохранились. Например, в Нархозе есть хорошая работа, ее автор – Себастьян Киракозов, мы учились вместе в Мухинском училище, он на год раньше приехал сюда. Я изучил все материалы по мозаике, ездил специально в Турцию, посмотрел музей мозаики. Вы, наверное, видели дракона на Достык-Курмангазы, я делал его в 2002 году и, на удивление, он в хорошем состоянии. Рельеф и мозаика во Дворце АХБК тоже должна быть жива. А единственная флорентийская мозаика в Казахстане находится в Доме ученых – на ней изображен Ленин.
— Она еще жива?
— Жива, но закрыта. Они ее не открывают, потому что все советское сейчас стараются спрятать. Это конференц-зал на втором этаже. Там же, на первом этаже, шесть моих мозаик сохранились. Их срок жизни исчисляется тысячелетиями – по 2-5 тысяч лет. Все зависит от того, как мозаика сделана и как ее сохраняют люди. Это ведь камень, смальта тоже долговечный материал. Естественно, они требуют ухода. Если что-то повредилось, то нужно пригласить автора, чтобы он осмотрел и поправил.
![](/media/upload/images/7f758638e8e8b1d138b6bc89bc121e2c.jpg)
— Вас как автора приглашают?
— Нет, когда реконструкцию делали, я сам напрашивался. Я даже за это деньги не просил, но сегодня совсем другие времена. Не знаешь, куда обращаться, с кем разговаривать.
— Вы долгое время работали здесь, как, по-вашему, сложилась ли мозаичная школа в Казахстане?
— Она сложилась, но у нас в Союзе художников была тенденция – отношение к монументальному искусству всегда было негативным, считалось, что это – не искусство. Все живописцы, графики и скульпторы думали, что это просто, а когда они пытались создать что-то подобное, у них не получалось. Они все время вели с нами какую-то борьбу. А когда началась перестройка, то они просто уничтожили секцию монументальной живописи, не стали продолжать ее традицию. На сегодня в Академии искусств им. Жургенова нет отделения монументальной живописи или мозаики. Хотя в Средней Азии мозаичное искусство было всегда; цвета, майолика присутствуют во всех храмах. И искусствоведы наши тоже были подвержены этой болезни – считали, что это не искусство. Это очень печально.
— Где сейчас ваши ученики?
— У меня были ученики-школьники, они сейчас учатся в Европе. У одной из моих учениц есть свой каталог с работами. Это были талантливые дети, но они и их родители понимали, что искусство – это сложный процесс и трудно создать что-то новое. В искусстве трудно проявиться.
— У вас нет сейчас подмастерья, которые бы интересовались монументальной живописью?
— Нет, никого нет, да и никто не хочет заниматься. Это еще и очень сложный процесс. Во-первых, сейчас легче заказать, чем у себя делать. Есть ребята, но они все сами по себе.
![](/media/upload/images/6e30cc5d93bb9d68acd52dc9137c46c0.jpg)
— Эта мозаика очень хорошая, она была установлена в Таразе на молочном комбинате, – показывает картонный разворот Твердохлебов. – Я создал ее в 70-ые годы. Сейчас там новые хозяева и предназначение здания уже изменилось, но говорят, что мозаику сохранили. Это приятно, но никто не популяризирует мозаику. Недавно, перед новым годом я поехал в КИЗ – институт земледелия в пригороде Алматы, там был маленький научный центр, где занимались селекцией, это поселок городского типа. Руководство центра когда-то заказало мне мозаику, я выполнил две в начале 80-ых, и они тоже до сих пор живы, очень красивые. Народ не дал новому хозяину, приватизировавшему это здание разрушить мозаику, как он изначально хотел. Это злободневная тема.
![](/media/upload/images/17dfbd2d27043f99112fda016d3e4613.jpg)
Эскиз мозаики «Шелковый путь» на фасаде гостиницы «Алматы»
— Насколько затратно создание мозаики сейчас?
— Сейчас не так затратно, как это было раньше. В Казахстане это искусство вполне могло развиваться и процветать, оно долговечно.
В алматинском метро мозаика выполнена из китайской мелкой плитки. Я считаю, что этот материал не очень долговечный, он быстро разрушится из-за сильной вибрации. Говорят, уже некоторые элементы потрескались.
Мозаика – хороший материал, который вполне мог украшать и интерьеры, и экстерьеры, скульптуры, городские фасады. Художники иногда позволяют себе цинично разговаривать на ее тему. Советское искусство очень ценится на западе – выпускники советских художественных вузов в Москве, Санкт-Петербурге, Львове, востребованы сейчас везде. То, что сейчас делают многие художники – это массовая культура, как жвачка, бабочка-однодневка. У нас не было информации никакой, интернета не было, все западное было для нас закрыто, мы варились в собственном соку, поэтому весь материал, созданный тогда – очень ценен. Когда работы превращаются в бизнес и массовую культуры, убивается основа искусства.
— Почему при всех возможностях, мозаика утратила свою популярность?
— Все люди, сидевшие в руководстве Союза художников, старались унизить этот вид искусства, и искусствоведы тоже. Последнюю точку в уничтожении монументальной живописи поставил Мергенов (казахстанский художник Еркин Мергенов – V), который 20 лет руководил Союзом. Он был моим другом, но он себя так вел. Ему казалось, что все те, кто приехал в Казахстан после окончания институтов, не такие серьезные художники, как Мергенов или Мамбеев. Со временем этот вид искусства вытеснили.
![](/media/upload/images/fc1e0b21d1b34d0fa4f09369443b5cf4.jpg)
— Это эскиз работы для Джамбульского молкомбината. Эти работы я делал, но их не смонтировали – отправили, но не собрали – начались гонения на директора комбината, он побоялся установить мозаику. Она наверняка где-то у них валяется. Моя дочь показывала эти работы искусствоведам в Англии, там ими восторгаются. Что здесь такого плохого?
— К какому направлению относятся эти эскизы?
— Как вам сказать? Я об этом не задумывался. Я разрабатывал тему, согласовывал ее с заказчиком. Темы эти общечеловечные и простые. Мозаика – эта та же живопись, только в камне. Смотрите, фреска, для которой нужен особый температурный режим и условия, в итальянских храмах, со временем разрушается. Сейчас практически все работы переводятся в мозаику, ей не нужен никакой температурный режим.
— Мозаика – это ведь не труд одного человека и эскизом работа не ограничивается, нужны люди, которые будут ее собирать. Какой уровень нужен, чтобы качественно собрать мозаику?
— Квалификация должна быть высокой, эти люди должны любить свою профессию, не только деньги. Например, многие исполнители, которые собирали с нами мозаику, работали десятилетиями, и они художника чувствовали, могли передать его задумку. Когда делали мозаику в метро, то позвали людей, занимающихся гобеленом, заставили механически переводить изображение. Мастеров, которые собирали мозаику, раньше готовили при художественных вузах, что важно. Например, при институте в Ленинграде была школа мастеров, в которой учились четыре года. В этой школе готовили мастеров по мозаике, керамике, ткачеству, дереву. Сегодня это упразднили, а в Алматы этого вообще нет – выпускают только художников. А у узбеков, например, это ремесло потомственное — от отца к сыну. Меня приглашали работать в академию Жургенова, но тогда я не мог – были ученики, заказы. Я отказался: мастеров уже нет, а нужно было на постоянной основе работать в практической мастерской со студентами. Я не могу быть одновременно педагогом и мастером.
— Если бы вас пригласили сейчас преподавать?
— Сейчас мне и возраст, и здоровье не позволят. Все нужно будет создавать с нуля, а это очень сложно. Я бы с удовольствием согласился, но поздно. Я предлагал в свое время. Здесь (в мастерской – V) был очень влиятельный человек, которого я не буду называть по имени. Я предлагал им свои услуги, чтобы выучить молодежь, но никакого ответа не последовало. Этот известный человек и сегодня занимает высокий пост. Была тенденция «сами сделаем». Пожалуйста, пусть создают.