Тогжан Касенова, политолог-международник: «Для развития атомной энергетики нужно повысить уровень общественного доверия»

О начале академического пути

Когда я поступала в университет в Алматы, это было очень тяжелое и смутное время — середина 90-ых. Для меня тогда было не так много вариантов, но я понимала, что, если пойду на международные отношения, то это откроет несколько возможностей — можно будет стать политологом-международником, переводчиком, преподавателем.

После окончания учебы в Алматы, я год изучала китайский язык на Тайване. Затем сразу же стала учиться в магистратуре в Англии, где изучала политику и экономику евразийского региона. Во время учебы в магистратуре я поняла, что меня интересует международная безопасность и что для докторантуры надо выбирать очень узкое направление. Мне был всего 21 год, но, несмотря на юный возраст, я четко понимала, что хочу заниматься вопросами ядерной политики. На мой выбор повлияли два фактора. Первая причина личная — мой отец занимался вопросами ядерной политики, так как в начале 90-ых для Казахстана это был очень острый вопрос. Мне хотелось продолжить дело отца. (Умирсерик Касенов был известным казахстанским ученым-международником и первым директором Казахстанского института стратегических исследований — прим. авт). Вторая причина — это то, что я родилась в Казахстане. Начиная с 1940-х годов и по наши дни, ядерный вопрос проходит через всю историю современного Казахстана — это ядерные испытания, антиядерное движение на заре независимости, отказ от советского ядерного оружия, современное развитие атомных технологий для мирных целей. Это существенная часть нашего прошлого, настоящего и будущего, и для меня было важно стать экспертом именно по ядерным вопросам.

Противодействие финансированию распространения оружия массового уничтожения

В нашей повседневной жизни мы окружены товарами и технологиями двойного назначения. Даже сейчас, вот мы с вами проводим это интервью с помощью компьютера, в котором есть полупроводники. Полупроводники — один из множества материалов, которые могут быть использованы как в мирных целях, так и в военных программах, например, в компьютерных системах военного оборудования. И поэтому невозможно полностью запретить их производство или экспорт. Поэтому цель системы международной безопасности в том, чтобы данные товары и технологии могли продаваться для использования в мирных целях, но не применялись в незаконных программах вооружения.

Раньше внимание международного сообщества было сконцентрировано на самих товарах, материалах и технологиях двойного назначения. Акцент был на экспортном контроле, чтобы не допустить их использование в нелегальных целях. Но со временем стало понятно, что финансирование — это тоже очень важный компонент. Если у групп или государств, которые пытаются разрабатывать незаконные программы вооружения, не будет доступа к мировым финансовым системам, то у них не будет возможности легко закупать товары, материалы и технологии двойного назначения на международном коммерческом рынке. Это сильно усложнит им жизнь.

И именно это направление меня заинтересовало несколько лет назад. Контроль над финансированием и доступом к глобальной финансовой системе — это достаточно новая область, как в сфере нераспространения оружия массового уничтожения, так и в сфере предотвращения финансовых преступлений.

Я проработала 20 лет в сфере ядерной политики и нераспространения оружия массового уничтожения, и мне захотелось углубить свою экспертизу. Я поступила в магистратуру в области предотвращения финансовых преступлений и начала заниматься этой очень узкой темой, связывающей нераспространение оружия массового поражения и предотвращение финансовых преступлений.

В данный момент я провожу исследовательскую работу, публикую статьи, которые идут в помощь правительствам различных стран и финансовым институтам. Так как это направление достаточно новое, то для многих стран пока еще очень тяжело понять, как эффективно выполнять контроль за тем, чтобы финансовые институты не использовались в целях распространения оружия массового уничтожения.

Помимо исследовательской работы, я участвую в проведении тренингов для представителей государственных структур и частного финансового сектора в различных странах. Цель подобных тренингов — помочь странам в борьбе с финансированием незаконных программ вооружения. В зале обычно присутствуют представители МИДов, торговых ведомств, правоохранительных органов, финансовых регуляторов, представители финансовых структур. Например, мы рассказываем про нелегальные методы финансирования, которые использует Северная Корея для последующей покупки товаров и материалов для своей ядерной и ракетной программы. Мы советуем, что должно быть включено в местное законодательство, какие права и обязанности надо закрепить за государственными органами и финансовым сектором, чтобы предотвратить нелегальное финансирование незаконных программ. Эта тема тесно связана с выполнением резолюций Совета Безопасности ООН. Все страны, которые входят в ООН, обязаны выполнять резолюции ООН, и часть из них касается ограничения доступа к глобальным финансовым системам. Например, у Северной Кореи не должно быть доступа к глобальным финансовым институтам в соответствии с наложенными на нее санкциями ООН, но северокорейский режим все равно умудряется использовать международные банки как для отмывания денег, так и для закупки товаров двойного назначения на международном коммерческом рынке.

Об эффективности вводимых санкций

Если использовать санкции правильно, точечно, они могут быть работающим инструментом внешней политики, но это в идеальном мире. В реальной жизни все намного сложнее. Возьмем тот же пример Северной Кореи. Несмотря на все международные запреты, эта страна продолжает развивать свою ядерную программу, у нее уже есть порядка 20-30 ядерных боеголовок. Также эта страна совершенствует ракеты, которые могут быть использованы для доставки ядерных боеголовок до цели. ООН ввела очень обширный круг санкций против Северной Кореи, пытаясь повлиять на режим.

Сначала ограничения вводились на товары и материалы, которые могли бы быть использованы в создании оружия, но постепенно охват санкций расширялся, и сейчас санкционный режим против Северной Кореи очень обширный.

Оказывается, продажа статуй являлась для Пхеньяна довольно эффективным методом зарабатывания денег за рубежом, и часть их шла как на содержание северокорейского режима, так и на военную программу.

Санкции нужны. Но то, что Северная Корея продолжает развивать свою ядерную программу, показывает, что санкции не работают так, как хотелось бы. Проблема в том, что иногда страны не хотят, а чаще всего, просто не в состоянии выполнять все существующие санкции. Банкам, например, очень тяжело отслеживать на какие цели и куда идут финансовые потоки. Северная Корея очень хорошо приспособилась и использует разные махинации, чтобы обходить санкции. Например, действует через брокеров, подставные компании, заказывает товары через третьи страны.

Но, с другой стороны, есть и перегибы с выполнением санкций. Санкции не распространяются на благотворительность — помощь северокорейскому народу, который так в ней нуждается. Но часто бывает, что финансовые институты, видя, что платеж связан с Северной Кореей, не хотят особо разбираться, что это гуманитарная помощь, им проще просто отказаться оказывать финансовые услуги. И получается, что НПО, которые пытаются помочь народу Северной Кореи, зачастую просто не могут этого сделать. В этом и есть негативная сторона санкций против определенной страны — очень сложно отделить зерна от плевел.

О ядерной политике

Ядерные риски сейчас возросли. Есть несколько регионов, вызывающих тревогу. На первом месте наши соседи — Южная Азия. У Индии и Пакистана есть ядерное оружие, и обе страны находятся в состоянии перманентного конфликта. Незначительный конфликт с использованием обычных вооружений может перерасти в ядерный. Второй регион — Корейский полуостров. У КНДР есть не только ядерное оружие, но и ракеты. Третий регион — Ближний Восток, где у Израиля есть ядерное оружие, а ядерная программа Ирана вызывает напряжение у международного сообщества.

Договор хорошо фиксировал то, как Иран может развивать мирную атомную энергетику, при этом не создавая рисков перехода в военную ядерную программу. Однако США, во время правления администрации Трампа, вышли из этого договора. Сейчас все внимание сфокусировано на администрации Байдена и ее шагах в этом вопросе. Ядерное экспертное сообщество надеется, что США вернется в этот важный договор.

И, конечно, все следят за отношениями в ядерной сфере между США и Россией. Единственный двусторонний ядерный договор — Договор о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-III), ограничивающий число ядерных боеголовок у каждой страны — истекает в феврале 2021 года. Администрация Трампа отказывалась его продлевать. Сейчас все, затаив дыхание, ждут, успеет ли новая администрация президента США продлить этот договор с Россией. (3 февраля 2021 СНВ-III был продлен на 5 лет — прим. автора).

Страх за мировую безопасность

Ядерными вопросами я занимаюсь очень давно, и поверьте, в нашей сфере есть много того, о чем нужно беспокоиться. Но в первый раз я почувствовала страх в 2017 году, когда Трамп и Ким Чен Ын — лидеры стран, у которых есть ядерное оружие, начали публичную перепалку в Твиттере. Один другого подзадоривал, и это была игра с огнем. Было страшно. Это был тот момент, когда все могло пойти не так, и очень быстро. Последовавшие саммиты Трампа с северокорейским лидером разрядили ситуацию, хотя и не добились каких-то конкретных изменений в отношениях между двумя странами.

Ожидания от новой администрации президента США

У меня большая надежда на администрацию Байдена, и я уверена, что политика США по ядерным вопросам станет более стабильной, уравновешенной, и что она будет учитывать интересы коллективной международной безопасности. У Байдена огромный внешнеполитический опыт: помимо работы вице-президентом во время правления Обамы, во время своей сенаторской работы, он часто сталкивался с ядерными вопросами. Мне бы хотелось, чтобы внешняя политика США сначала немного утряслась и восстановилась после четырех хаотичных лет, вернулась хотя бы на пре-трамповский уровень, а потом, надеюсь, мы увидим прогресс, идущий за пределы статус-кво. Есть множество конкретных вопросов в ядерной сфере, которые требуют внимания со стороны администрации Байдена. Например, хотелось бы, чтобы США вернулись к ядерному договору с Ираном, ратифицировали договор о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний, уменьшили расходы на свое ядерное оружие.

Ядерный калейдоскоп Бразилии

Бразилия — очень интересная страна в ядерном вопросе. У нее нет ядерного оружия, но имеется очень обширная мирная ядерная программа. В Бразилии есть атомные энергостанции, исследовательские атомные реакторы, налажено производство медицинских радиоизотопов. Также Бразилия строит подводную лодку с ядерным реактором. Тут я поясню, что это не подводная лодка, которая несет ядерные боеголовки, а подводная лодка, которая работает от ядерного реактора. Зачем Бразилии понадобилась ядерная подводная лодка?

Если вы спросите официальных представителей Бразилии, они вам скажут, что ядерная подводная лодка, которая, в отличие от обычной подводной лодки, может дольше находиться под водой и быстрее передвигаться, необходима для защиты длинных морских границ и охраны природных ресурсов (нефти) вдоль бразильского побережья. Они также упомянут, что многие инновационные технологии, изначально разрабатываемые военными, позже с успехом применяются в гражданской среде. Это официальный ответ. Как аналитик, могу сказать, что тут еще играет фактор престижа, а также институциональных интересов. Это достаточно стабильный проект: он дает рабочие места военно-морскому флоту и надежное финансирование. Проект тянется с 70-ых годов, меняются президенты, правительства, но этот проект остается неизменным. Бразилия является единственной страной в мире, которая не имеет ядерного оружия, но при этом строит подводную лодку с ядерным реактором. Остальные страны, у которых есть ядерные подводные лодки, имеют и ядерное оружие. Так что, по многим параметрам, Бразилия — очень интересная страна, и я очень рада, что мне выпала уникальная возможность изучать эту страну в ракурсе ядерной политики.

Атомная энергостанция в Казахстане

Я не за и не против атомной энергетики. Но я считаю, что любая страна, которая принимает решение использовать атомную энергетику, должна гарантировать полную безопасность как для людей, так и для окружающей среды. Также очень важно, чтобы внедрение атомной энергетики имело экономический смысл. Я не энергетик и не могу дать экспертное мнение по этому вопросу, но насколько я понимаю, у нас в Казахстане проблема с энергоэффективностью — мы теряем очень много тепла. Прежде чем развивать новые источники энергии, нужно привести в порядок то, что мы имеем на сегодняшний день. В Казахстане есть технические эксперты по этому вопросу, серьезные специалисты, которые могут дать более профессиональное мнение, все «за» и «против». Однако, хотелось бы упомянуть компонент общественного мнения. Наше общество из-за трагедии Семипалатинского полигона и из-за неправильной работы государства с населением, имеет своего рода радиофобию.

Иногда у нас всё смешивается в кучу — и правда, и неправда. Например, в Казахстане на Ульбинском металлургическом комбинате открыли банк низкообогащенного ядерного топлива под эгидой МАГАТЭ. Некоторые СМИ и комментаторы в социальных медиа говорят о том, что это ядерные отходы. Хотя это совершенно не ядерные отходы, а топливо. Это то же самое топливо, что производит Ульбинский комбинат. Так что топливный банк МАГАТЭ не приносит какой-то дополнительной опасности, а наоборот, из-за него стандарты общей безопасности на комбинате были улучшены, чтобы соответствовать строгим стандартам МАГАТЭ. Плюс, с дипломатической точки зрения, это важный и позитивный проект для Казахстана. Суть международного топливного банка в том, чтобы страны не стремились развивать чувствительные технологии по производству ядерного топлива (это еще один пример технологии двойного назначения — топливо может производиться как для атомных станции, так и для бомб), а знали, что всегда могут купить топливо для своих станций на международном рынке.

В то же самое время, много-много лет назад, поднимался вопрос о ввозе иностранных радиоактивных отходов в Казахстан, чтобы за счет полученной выгоды решить проблемы и с нашими собственными радиоактивными отходами. К счастью, от этой идеи отказались.

Общий дискурс об атомной энергии в стране отражает отсутствие общественного доверия. Не проводится достаточно разъяснительной работы, население часто не верит тому, что говорит правительство. На этом фоне появляется неточная информация. На самом деле, вопрос общественного доверия очень важен, и не только по ядерным вопросам. Чем больше правительство информирует население по важным вопросам, чем больше дает пространства для настоящего общественного дискурса по тем или иным вопросам, тем лучше для всех — и для правительства, и для населения.

Жизнь в политической столице

Вашингтон — лучший город для аналитической работы. Организации, которые на английском называют think tanks («мозговые центры») и различные аналитические институты не работают в вакууме над абстрактными понятиями и теорией, они напрямую влияют на принятие решений на государственном уровне. Вашингтон притягивает людей, зачастую самых лучших в своих отраслях. Быть в такой среде всегда мотивирует и подтягивает. Идет постоянная интеллектуальная стимуляция. Здесь живут и работают люди из разных стран, из разных культур, они все чем-то одержимы, у них есть страсть к своему делу.

В Вашингтоне Казахстан хорошо знают. Будучи из Казахстана, я всегда чувствую, что должна быть лицом своей страны. Я очень горжусь своими корнями и постоянно всем рассказываю про нашу историю и культуру. Все в моем кругу уже лучше меня могут рассказывать о Казахстане, не говоря о том, что у них от зубов отлетает, что яблоки произошли из Казахстана.

Самые важные публикации

Из того, что уже напечатано, я очень горжусь своей книгой по бразильской ядерной политике. Ради нее я даже выучила португальский язык. Я начинала совершенно с нуля, когда занялась Бразилией. Я никого там не знала и меня никто не знал. Пока я проводила исследование для своей книги и особенно после того, как ее выпустила, прошло столько времени, что теперь меня в Бразилии принимают за свою (смеется). Мне важно было донести информацию о бразильской ядерной программе до внешней аудитории. И мне очень нравится название моей книги — «Ядерный Калейдоскоп Бразилии». Идея была в том, что в программе множество различных компонентов, которые и составляют калейдоскоп. Я очень горжусь этой работой.

Из того, что еще не напечатано, а только готовится, в этом году выйдет моя книга по ядерной истории Казахстана. Я работала над этим исследованием 15 лет. Думаю, важнее этой книги, в профессиональном плане, у меня ничего не будет. Я очень рада, что наконец смогу эту книгу представить общественности. Я ее писала, в первую очередь, для Казахстана и казахстанцев.

О менторах в научной жизни

У меня нет одного ментора, но было несколько людей, которые сыграли ключевую роль в моей судьбе, кто поверил в меня и дал мне шанс получить хорошее образование. Хотелось бы особенно отметить профессора Елену Калюжнову, нашу соотечественницу, живущую в Великобритании, и профессора Кристофа Блута. Благодаря им, я получила образование в Великобритании, что предопределило мою дальнейшую судьбу.

В США, начиная с моих первых поездок туда, на моем пути встречались состоявшиеся эксперты и ученые, которые помогали мне, верили в меня и это придавало мне сил. И теперь моя очередь, и я осознанно стараюсь помогать молодым.

Опыт работы на Родине

У меня был такой опыт работы в Казахстане, даже два. В конце 90-х я работала дипломатическим корреспондентом в «Деловой неделе», писала статьи и репортажи на международные темы. У нас был прекрасный коллектив, все было очень интересно, и я очень любила эту работу. Она мне дала больше для моего образования, чем обучение в казахстанском вузе.

И второй период — работа в КИМЭПе уже после докторантуры в 2000-х. Я преподавала курсы по политологии и международным отношениям для бакалавров, а также вела курс по терроризму и безопасности для магистрантов. Я очень люблю работать со студентами. Казахстанская молодежь дает мне надежду на будущее.

Если бы я выбирала работу сейчас в Казахстане, то искала бы место, где есть полная академическая свобода и где ты окружен новым поколением.

Казахстанская наука, пациент скорее жив или мертв?

Казахстанская политическая наука не мертва, но находится в не очень здоровом состоянии. Пространство для независимого политического анализа у нас очень ограничено, и сама культура независимой политической оценки не так сильно развита, хотя попытки есть. Пациент скорее жив, чем мертв, но для изменений в лучшую сторону нам необходима политическая свобода.