В начале мая постоянный автор Vласти Тимур Нусимбеков отправился в исследовательское путешествие по территории Казахстана. Значительная часть пути была проделана совместно с художником Пашей Касом. Помимо практического изучения страны, Паша реализовал экологическую стрит-арт работу в Павлодаре, о которой Vласть писала ранее. Кроме того, алматинский стрит-артист завершил художественную работу на территории Семипалатинского ядерного полигона. В третьей части репортажа были открыты подробности подготовительной работы на полигоне. В этой, новой части репортажа - текст и фотографии о завершении работы «Крик» Паши Каса на территории Семипалатинского ядерного полигона.
---
В окне плацкартного вагона проносятся редкие дома, редкие деревья, частые кресты ЛЭП, и равнины, равнины, равнины… За металлической спиной поезда растворяются тихое пост-апокалипсическое отчаяние этих маленьких казахстанских городов, станций, полустанков, и это сногсшибательное немое величие безбрежного степного пространства…
В дороге Паша Кас заболевает. В душный майский день наша группа наконец бросает рюкзаки, снаряжение и аппаратуру в убитой съемной квартире научно-военного городка Курчатов. Там Паша пару суток лежит на каремате с высокой температурой, обезвоженный и обездвиженный, под куртками и спальным мешком. Рядом с ним бутылка с водой, таблетки, блокнот с ручкой. Из динамиков лэптопа как обычно звучит группа «Кино». Играет цоевская «Безъядерная зона», а когда ты находишься в остановившемся сердце советская ядерной машины, то испытываешь странные и незнакомые ощущения.
Потом Паша собирает волю в кулак и тогда мы идем по сюрреалистичному полупризрачному Курчатову, чтобы купить лекарства, продукты и краску. Где-то вдалеке искрится серебряная лента Иртыша. Над всем этим бездонное небо и облака размером с Ватикан или Монако совершают неспешную откочевку с востока на запад.
За 70 километров от нашей хрущевки располагается цель. Цель на северной границе когда-то сверхсекретного «опытного поля» П-1, цель из железа и бетона. Это десятиметровый «гусак» (железобетонная конструкция, в которой размещалась измерительная аппаратура и подопытные животные для измерения ударной силы взрывов и их последствий в период ядерных испытаний), который был построен военными строителями Советской армии в конце 1940-х и который в 1949 году первым в мире увидел желто-красный гриб от взрыва первой ядерной бомбы Советского Союза. За тем первым взрывом, этому «гусаку» суждено было прочувствовать волны от взрывов еще нескольких сотен ядерных и водородных бомб Семипалатинского ядерного полигона.
Рассвет еще не обозначил свои права, но мы уже оставили позади Курчатов и десятки степных километров. Мы приближаемся к невидимой границе за которой начинается полигон. Машина подпрыгивает на ухабах и рвах проселочной дороги. Уже в салоне мы натягиваем на себя защитные спецкостюмы и резиновые сапоги. Когда мы доезжаем до «гусака», на востоке начинают пульсировать первые лучи рассвета. Выходя из машины, мы надеваем перчатки, защитные пластиковые очки и респираторы. За несколько минут мы раскладываем свое снаряжение у стены «гусака». Емкости и баллончики с краской, промальпинистское снаряжение, объективы, кисти, валики…
Паша Кас подгоняет пояса и лямки скалолазной обвязки, надевает каску, бросает в поясную сумку баллончики с краской, кисти. По альпинистским веревкам, переброшенным через «гусак» и зафиксированным на бетонном теле конструкции, Паша медленно поднимается на крышу. Ему еще далеко до выздоровления, температура и кашель еще не побеждены, поэтому его движения медленнее чем обычно. Когда он оказывается на крыше, то задерживается недолго - только для того чтобы оглядеться и начать спуск. Паша медленно спускается с крыши по тросу. Опустившись на пару метром он останавливает движение, достает первый баллончик и резкими отточенными движениями начинает наносить первые штрихи. Бетонная плоскость начинает медленно перерождаться в объект искусства, в манифест, в то, что он и другие будут теперь называть «Криком».
С земли я наблюдаю как фигурка в белом комбинезоне и желтой каске, повисшая на тросе, периодически резко смещается то вправо, то влево от порывов степного ветра. В такие моменты Паша вынужден останавливать работу, чтобы вцепиться в щербатую поверхность стены и сохранить равновесие. Уже до обеда небо затягивает тучами и начинается долгий ледяной дождь, а резкие порывы воздуха сменяются ураганным ветром. Невозможно держать фотокамеру, потому что ветер своей невидимой рукой как будто пытается ее вырвать и не дать поймать фокус, а частые капли дождя мгновенно покрывают линзу объектива. Я нахожу старую траншею, которую когда-то, несколько десятилетий назад, вырыл какой-то неизвестный красноармеец. В траншее ветер слабее, но я успеваю сделать не более 4-5 кадров и лишь нескольких секунд видео, так как в видоискатель камеры вижу, что Пашу качает из стороны в стороны, бьет об стену, а он безрезультатно пытается обеими руками вцепиться в бетонную кожу «гусака». Ветер настолько мощный, что художника, повисшего на тросе, мотает так словно он не тяжелее крошечного насекомого. Страховочными веревками и тросами нам удается стабилизировать Пашу. Ливень затрудняют работу. Краска под воздействием дождевых струй не держит контур и растекается по бетонной поверхности, поэтому Паше приходится в некоторых местах наносить несколько слоев краски и постоянно выравнивать расплывающийся контур. Когда краска в его поясной суме заканчивается, он спускает нам веревку к которой мы привязываем новую порцию емкостей, баллончиков и малярные кисти.
Чтобы спастись от дождя и пронизывающего холода, мы соединяем скотчем метровые отрезы полиэтиленовой пленки и закутываемся в эти «плащи». У Паши нет возможности воспользоваться этой защитой, и он не соглашается спуститься к нам, чтобы сделать перерыв, согреться или перекусить. В любую минуту нашу группу могут обнаружить люди, которые не разделяют нашу любовь к стрит-арту, и тогда работа не будет завершена. Поэтому Паша Кас не спускается, не делает передышки, а штрих за штрихом, мазок за мазком, час за часом продолжает «бомбить» стену, продолжает работать. После обеда ливень и ураган заканчиваются так же внезапно, как и начались. В траве начинают стрекотать насекомые, где-то над нами в пасмурной высоте начинают барражировать коршуны и беркуты.
С новой порцией краски мы бросаем в пакет бутерброд и тетрапакет с «биосом». Пару минут спустя Паша упираясь резиновыми сапогами в стену, закрепленный карабинами к веревке, зависнув над землей совершает поздний «завтрак» - держа в одной руке баллончик с краской, в другой - бутерброд.
Паша спускается только когда солнце исчезнет за линией горизонта. Он без отдыха и передышек провисел на тросе около 14 часов. К финалу этих сессий грязно-серая стена конструкции 7 на 10 метров трансформировались в манифест и образ, которые уже стали известны.
Когда мы возвращались через ночную степь в Курчатов, мы в предвкушении говорили о радостях горячей пищи и теплого помещения, защищенного от ураганов, дождей и комаров, и прямоугольник каремата с коконом спального мешка казался потрясающей роскошью и пределом мечтаний. Наша группа строила планы как ранним утром мы купим билеты и навсегда покинем Курчатов. Но ночью Паша, пересмотрев фотографии с арт-работой, сообщил нам, что работа не завершена должным образом и потребуется снова вернуться на полигон, чтобы откорректировать линии, улучшить глубину оттенков и нанести финальные штрихи.
На следующий день мы вернулись на полигон, но на этот раз нас ждали не ураганный ветер и стены дождя, а палящее солнце и нежный северо-восточный ветерок. К концу работы, когда Паша наконец отцеплял страховочные карабины и тросы, я заметил, что его пальцы подрагивали то ли от перенапряжения этих суток, то ли от недолеченной болезни.
Позже был длинный путь. Снова на север, потом на восток. За пару последующих суток мы преодолели полторы тысячи километров. Винтажные поезда и грязные автомобили с водителями-фаталистами. В дороге алматинский художник Паша Кас преимущественно отсыпался и пил лекарства. В одно утро нашу группу, спящую в купе очередного поезда разбудили казахские пограничники и немецкая овчарка. Они проверили наши документы, собака обнюхала наши пыльные штаны и ботинки с пятнами засохшей краски. После этого ритуала, пограничники пожелали нам хорошей дороги. Дальше дорога была действительно хорошей. Она шла в начале по зелено-желтым полям России, потом свернула на юго-восток, чтобы вновь вернуться в казахскую степь, а потом взбежать на пару тысяч метров к зелено-белоснежным хребтам и долинам Южного Алтая.
В одном из алтайских срубов на границе с Поднебесной Народной Республикой, художник Паша Кас финализировал черновой монтаж видео, отснятого на полигоне. Гуляя по лугам и диким садам Алтая, я думал о том удивительном пространстве и времени, в которых мы живем. В пространстве, где есть место не только для подлинно прекрасных ландшафтов Алтая, Джунгарского и Заилийского Алатау. Пространстве, где по-прежнему есть место и огромным равнинам - израненным, загаженным и изуродованными ядерными взрывами. Пространстве, где полигон соседствуют с руинами ГУЛАГа - лагерями и поселениями карлагов и степлагов. В пространстве, где на смену радиации от советских ядерных и водородных бомб приходит время систематических токсичных ударов от гептиловых «протонов». Там на Алтае я думал не только об этих парадоксах и оксюморонах нашего пространства, но и о том удивительном времени, в котором, по непонятным причинам, из рабочих окраин Алматы вдруг появляется юный художник, который один говорит о том, о чем предпочитают молчать или не думать 17 миллионов его сограждан. Этот художник возвращает в современное искусство и культуру Казахстана казалось бы давно утраченные ценности и понятия. Он презирает модную конъюнктуру и страх перед прогрессирующей репрессивностью. В каждой новой работе он вновь и вновь демонстрирует бесстрашие, бунтарский поэтизм, и как будто бы легко, мимоходом, рискует не только своим благополучием и достатком, но и собственным здоровьем и свободой. Я шел и думал: «Может он слишком много слушает все эти песни про звезду по имени Солнце? Эти песни про безъядерную зону и про место для шага вперед, про то что «эй, а кто будет петь, если все будут спать», и про перемены, которых требуют наши сердца?». Этим летом похожие вопросы будут задавать люди там, где Паша оставил штрихи и разноцветные мазки от своих баллончиков и кистей. В Темиртау, Алматы, Санкт-Петербурге, Павлодаре, Курчатове и, наверное, во многих других городах и населенных пунктах. Такие вот странные мысли могут посетить путника на извилистых горных тропах Алтая.