В киноиндустрии Казахстана проходит митинг за митингом, каждый из которых призван перераспределить ресурсы между титулованной творческой элитой, чиновниками и монополистами отрасли. Ее работа, полностью зависящая от государственного финансирования, парализована внеочередными проверками и постоянными переносами сроков. Кинематографисты выступают с заявлениями друг против друга, не находя ни коллегиальной, ни цеховой солидарности. Мы видим единственно возможным выходом из череды коррупционных скандалов уделить внимание непосредственно фильмам, производимым этой киноиндустрией, которые перманентно остаются невидимыми для казахстанского зрителя.
В серии статей режиссеры и продюсеры документального кино Кристина Михайлова, Дана Сабитова и Альмира Исмаилова исследуют казахстанские документальные фильмы с художественной, продюсерской, индустриальной, социальной точек зрения, а также обсуждают с режиссерами сами условия возможности существования их кино.
Кристина Михайлова: Мы выступаем как коллектив «Документалистки» и, будучи сами авторами документального кино, решили вместе порассуждать о работах коллег, вынести это в сферу публичной дискуссии. У нас в стране постоянно не хватает профессионалов, пишущих о кино, и тем более о документальном кино. Мы читаем краткие зрительские обзоры, околопрофессиональные личные размышления и впечатления, но лишь немногие авторы пытаются анализировать сами фильмы и их внутренний потенциал, а не исключительно финансовые потоки в креативной индустрии. За последние два-три года мы несколько раз включались в работу различных объединений документалистов, что дало точное понимание, что современное авторское документальное кино Казахстана существует в очень специфических условиях. И одна из задач этой серии статей − попытаться разобраться в этой сложности во всей полноте, не отвергая её, не пренебрегая ей. Зачем казахстанскому зрителю стоит прилагать определенные усилия, чтобы найти и посмотреть казахстанское документальное кино, которое вы никогда не увидите в кинотеатре?
Альмира Исмаилова: Еще несколько лет назад, когда во всем мире документальное кино становилось всё актуальнее и зрелищнее, когда креативная документалистика завоевывала гран-при фестивалей класса А («Honeyland» Sundance, 2019 и «On the Adamant» Berlinale, 2022), когда документальное кино проникало в игровое и получало Оскар («Nomadland» Chloé Zhao, 2020), казахстанское кино продолжало исторгать из себя шаблоны традиционного телевизионного формата. Однако 2022 год стал для казахстанской документалистики временем трансформации и появления в нем художников. Посмотрев последние вышедшие фильмы, мы увидели некоторые тенденции, на которые важно обратить внимание.
Кристина Михайлова: В фокусе нашего внимания четыре ключевых фильма: “Жел пайда болған жер” Джанибека Муртазина и “Голос ледника” Ядыкара Ибраимова, профинансированные Государственным Центром Поддержки Национального Кино, а также созданные независимыми авторами фильмы “Сладкая молочная кукуруза” Айжан Касымбек и “Алақан” Аиды Әділбек. Эти фильмы значительно выделяются в потоке нишевого документального кино, доступного казахстанскому зрителю на YouTube или по телевидению, и характеризуемого исключительно информативным стилем подачи материала, остросоциальной повесткой и “говорящими головами”. Тогда как документальное кино в мире − это международный язык, имеющий уникальные инструменты для осмысления реальности. Почему зритель доверяет документальному кино всё больше и больше? Потому что документальное кино приобретает форму откровения, становясь всё более интимным художественным высказыванием. И наконец мы можем говорить о том, что на документальной сцене Казахстана появились практически радикальные художники, которые не просто осваивают государственные или скудные грантовые средства, но вырабатывают свой самобытный стиль, вопрошают иерархии и революционизируют повседневность.
Альмира Исмаилова: Мы начнем с фильма “Сладкая молочная кукуруза” Айжан Касымбек. По жанру это — документальная остросоциальная драма. Главный герой, Кайрат – детдомовский парень, получивший в детстве травму головы. Он, словно Одиссей, путешествует по спальным районам Алматы и продает сладкую молочную кукурузу. Он мечтает обрести свой дом и верит в способность людей видеть в нем равного. Мы привыкли, что в игровом кино героя обуревают придуманные сценаристом конфликты. В документальном кино протагонист приходит к режиссеру уже с набором конфликтов. В зависимости от того, на какой теме фокусируется режиссер, вскрываются те или иные “нарывы”. Айжан, почему для тебя Кайрат — это герой документального кино?
Айжан Касымбек: В документальном кино, как мне кажется, самое главное — найти героя фильма. Кайрат всегда жил со мной по соседству. Я каждое лето слышала, как он ходит по двору и выкрикивает: «Сладкая молочная кукуруза». Я решила просто познакомиться. Когда я с ним поговорила, я увидела какую-то бесконечную доброту и теплоту от человека, у которого жизнь была обречена на страдания с самого рождения. Он находится в очень сложной ситуации. Помимо того, что он живет в бедности, он был брошен в детстве, у него инвалидность. Из-за травмы головы его поместили в психбольницу. Он там пролежал около 8 лет. Для меня было большим шоком и откровением стоять рядом с человеком, у которого настолько сложная жизнь. А он видит мир настолько добрым, и все еще имеет какие-то надежды, мечты. Он не хочет достичь чего-то огромного, каких-то высот. Нет, он просто хочет иметь бизнес, и этот бизнес построен на том, чтобы продавать кукурузу. Я поняла, что хочу снимать про него, потому что это уникальный человек.
Альмира Исмаилова: Работа Айжан — это яркий пример сharacter-driven documentary, а Кайрат — очень живой, активный, предприимчивый герой. Он деловито записывает в тетради свои доходы и расходы, строит планы как их потратить. Рядом мы видим властную, сильную женщину, его приемную мать. Она чистит кукурузу и величественно курит. Айжан режиссерски доводит её величественность до апофеоза. Мать говорит, что когда Кайрат получит квартиру от государства, они отпустят его жить одного. При этом Айжан предлагает зрителю мир, где не все однозначно. Мы понимаем, что отношения в семье сложные и запутанные, а вероятность получения квартиры стремится к нулю. Автор оставляет нас наедине с этими мыслями, недосказанность становится самим способом взаимодействия со зрителем. Эта недосказанность эмоционально заряжает рассказ.
Кристина Михайлова: Герой Айжан — это типичный герой социальной истории, но мы видим, что у автора очень нетипичное отношение к нему как к герою трагедии. Казахстанское документальное кино, как и документальное кино всего постсоветского пространства, всегда позиционирует себя негативно по отношению к трагичным событиям. Зритель сочувствует несчастным людям, потому что он обречен на сочувствие. Без всякой альтернативной оптики, без художественного осмысления. Это прозвучит жестко, но таким жестом авторы занимаются исторической фальсификацией, идеализацией страдающего трагического героя. Подобная фальсификация вызывает естественное эмоциональное отторжение, особенно в документальном кино, потому что мы, как зрители, ожидаем увидеть на экране практически документальную фотографию, а видим только ложную документальность. Мне кажется, таких документальных фильмов было настолько много, особенно по телевидению, что эмоционально преодолеть эту предвзятость очень сложно.
Но у Айжан получилось. Это удивительно, но в двух полнометражных фильмах Айжан, которые она успела снять за свои десять лет режиссерской карьеры, на экране предстают герои, с которыми я полностью себя идентифицирую. Я говорю о фильмах “От” и “Сладкая молочная кукуруза”, где главные герои — это мужчины средних лет, которые ежедневно борются за выживание на окраинах города. И я от них отличаюсь. Мы находимся на совершенно на разных позициях, но после каждого фильма я выхожу с чувством, что Айжан снова сняла фильм про меня, про моих соседей с окраин и центра Алматы, про моих коллег кинематографистов, которые вечно в кредитах и без минимальных социальных гарантий. В том числе поэтому мы вынесли в заголовок статьи фразу “Кино, в котором каждый узнает себя”. Айжан не идеализирует Кайрата. В одной из сцен его приемная мать говорит: ”Айқайлап ана күні, ауызынды жап деп айқайлап сөйлеген кезінде рас қорқамын. Енді жасы келген адам соғып жібере ма дейсің, еңгезердей жігіт, рас қой. Оған ештеңесі кетпейді, оның қағазы бар. (Иногда как крикнет: “Закрой рот!” В такие минуты боюсь его. Кайрат уже рослый детина, может и ударить. Ему ничего не будет, у него есть желтая карточка).
Руководствуясь типичной логикой создателей “чёрного” документального кино, этой сцены просто не должно быть в фильме. Но у Айжан эта сцена есть, и для меня она раскрывает оборотную сторону беспредельной доброты героя. Мы задумываемся о том, во что внутри Кайрата трансформировалось его покорное принятие собственной крайней угнетенности.
Альмира Исмаилова: Да, действительно, такой тип героя был невозможен десять лет назад. Достаточно сравнить Кайрата с героями фильмов Адильхана Ержанова “Строители” и “Хозяева”. Они не знают как выживать в мире капитализма, коррупции и беспредела, инфантильно занимаясь имитацией жизни вместо самой жизни. Кайрат смело смотрит в глаза своим страхам и взбудоражен самим желанием жить. В нем нет слепого поклонения року, он настолько силен и изобретателен, что способен “спекулировать” на роке. Кайрат еле сводит концы с концами, но настойчиво называет продажу кукурузы бизнесом, рассматривая свой скромный заработок как доход предпринимателя. Наверное, этот выбор обусловлен безысходностью, но Айжан представляет нам Кайрата как деятельного неунывающего человека с предпринимательской жилкой. Она чутко разглядывает в Кайрате героя нашего времени.
Айжан также ставит ребром вопрос об отношении к людям с инвалидностью в казахстанском обществе. Один из руководителей отговаривал ее забирать Кайрата. «Жынды болды дейді да» (Сказал, что он сошел с ума) – рассказывает приемная мать об одном из случаев помещения Кайрата в психиатрическую больницу. Женщина нутром понимает, как Кайрату необходима семья и свобода. В другой сцене, в сцене на подъемнике к Кок-Тобе, друг Кайрата рассказывает, как сражался в суде за то, чтобы ему вернули дееспособность. Мы видим, как вроде бы бережное и тиражируемое слово «особенный» обижает таких людей.
Камера Айжан фиксирует яркое матриархальное начало казахского общества. Мы буквально чувствуем, как дрожит натянутый канат взаимоотношений Кайрата с матерью, мы осознаем её значение для Кайрата. На протяжении фильма ими переживается целый спектр эмоций: нежность, страх, отчаяние. В финале на свадьбе они сидят вдвоем на лавочке во дворе, в одинаковых позах, и курят сигареты. Они спокойны и умиротворены. Они становятся равны друг другу.
Также примечателен кадр, в котором три апашки отправляются в дозор в шлепках и цветных платьях. Айжан сняла общие планы их движения вдоль домов, переходящих дорогу, вдоль палаток с овощами и небольших магазинчиков. В финале сцены апашки уходят в арку между домами. Эта сцена музыкально усилена, доведена до абсурда уровня Джима Джармуша, с которым Айжан сравнивали на страницах Variety. Этой сценой Айжан признается в любви иногда невзрачному и серому, но важному для нее Алматы. Она помещает героев в неидеальную, но такую родную и уютную атмосферу “микров”, где течет своя жизнь и люди едят сладкую молочную кукурузу.
Дана Сабитова: Говоря о бэкграунде авторки, Айжан зарекомендовала себя как режиссер игрового кино. Премьера ее дебютного полнометражного художественного фильма “От” (“Огонь”) состоялась на Пусанском международном кинофестивале в Южной Корее. “От” повествует о кедей жомарт — щедром бедняке Толепбергене, который олицетворяет собой упрямый, несчастный, неунывающий казахский народ. Этот фильм был профинансирован НАО “ГЦПНК” в 2020 году, с бюджетом в тридцать четыре миллиона тенге. Для полнометражного художественного фильма с 25 съемочными днями это — невыносимый минимум, при котором практически невозможно обеспечить рыночную оплату труда съемочной группе. Национальное финансирование предполагает огромную бюрократию и жесткие сроки, действующие, к сожалению, только в отношении кинематографистов. Сроки выплат траншей работникам кино со стороны ГЦПНК регулярно нарушаются и не регулируются никакими надзорными органами. Видимо поэтому, начав работать над своим документальным дебютом, Айжан не рассматривала возможности национального финансирования.
Айжан Касымбек: Мы начали съемки в 2018 году с очень маленькой суммой денег, которой хватало только на аренду камеры. Съемки продлились два года. Два года, когда у нас появлялась небольшая сумма денег, мы бежали снимать Кайрата. Я не стала ждать какой-то помощи от государства. Если честно, даже не знала куда обратиться с такой идеей, это был 2018 год. Да и сейчас я не знаю, куда можно обратиться. Да, можно в ГЦПНК, но это очень долгое ожидание, а история уходит. Для нас было очень важно запечатлеть какие-то ключевые моменты жизни героя.
Документальное кино работает по сложной системе. Ты сначала пишешь сценарий, заполняешь заявки, ищешь бюджет, обращаешься в локальные и международные фонды и только потом приступаешь к съемкам. Это все очень-очень долго. Вот тут-то и большая сложность, потому что у тебя уходит все: уходит натура, уходит герой, уходит ситуация. Признаться честно, я до сих пор не знаю, как вообще можно снимать документальное кино, когда ты знаешь обо всём этом.
Кристина Михайлова: Я несколько раз слышала от Айжан, что она уходит из кино. Но я рада, что это всегда оказывалось шуткой, исполненной отчаяния и печали. Конечно, я полностью разделяю недоумение по поводу того, почему режиссеры и продюсеры продолжают работать в этой системе, сконструированной будто специально для того, чтобы у авторов документального кино не осталось ни единого шанса произвести свои высказывания. Это выглядит вполне логично, ведь хорошее документальное кино — это широкая дискуссия о нашем обществе на международных кинофестивалях, на крупных стриминговых платформах. Если Айжан своим кино критикует несправедливость существующей в Казахстане социальной иерархии, задаёт неудобные вопросы и претендует на политизированное художественное событие, то государственные структуры, создающие и множащие официальные нарративы, создают условия невозможности существования для фильма Айжан.
Но это кино существует. Мы пишем о нём, мы ищем способы преодолеть эту ситуацию. Характерная особенность такого социального кино — это потенциальный импакт-фактор. Специальные международные фонды создают безопасное пространство для такого рода фильмов, предоставляют финансирование. Но вы можете представить насколько они конкурентные. И важный факт здесь, что история Айжан — исключительно локальная. Её должен увидеть казахстанский зритель, она создана для нашего общества. Я хочу особенно подчеркнуть, что относительно “черного” кино существовал стереотип о корыстной мотивации авторов. Мол, автор снимает про нашу депрессивную реальность, чтобы таким образом заручиться расположением международных институтов и фестивалей. Это не так, это миф! Такого рода кино — это не ходовой продукт на международном рынке. Именно казахстанский зритель должен поддержать следующий фильм Айжан, кооперируюсь, создавая альтернативные пути финансирования. Потому что Айжан, в свою очередь, создаёт для нашего общества зеркало размером с экран кинотеатра.
Дана Сабитова: Как продюсер, который напрямую работает со съёмочной группой и руководит производственными процессами, я не могу не сказать про съёмочную группу. Айжан создавала свой фильм в тесном тандеме с оператором Айгуль Нурбулатовой, работа которой в этом году была в конкурсной программе Каннского кинофестиваля. Это очень особенный и личный опыт, когда режиссер ведет героев по фильму, а оператор управляет третьим глазом, тенью следуя за ними. Именно через этот третий глаз оператора зрители могут увидеть фильм. Айгуль наполнила фильм особенным воздухом, когда мы можем полной грудью вдохнуть атмосферу барахолки или микрорайонов Алматы. Эта атмосфера практически не существует в пространстве казахстанских фильмов, как будто барахолки совсем нет в нашей реальности.
Возвращаясь к вопросу ограниченных возможностей финансирования, общий бюджет фильма не превышает одного миллиона тенге, включая в себя денежный приз от Internews в размере 1000 долларов на питчинге AÝT Central Asia в рамках фестиваля документального кино Qara Film Fest в 2021 году. Можно смело сказать, что это утопический бюджет. Только упрямое внимание режиссера к своему герою и жгучее желание позволили этому фильму появиться. Оператор и режиссер работали бесплатно.
В документальном кино невозможно единоразово получить полную сумму на производство фильма, как это, например, происходит в игровом кино или сериалах. Документальное кино создается постепенно по мере поступления денег на разные стадии производства. Да, это действительно очень долго, и невозможно получить финансирование в зарубежных фондах без каких-либо предварительных съемок, без визуального материала для будущего фильма. В европейской киноиндустрии эта проблема решается отдельными фондами, которые финансируют только первичную разработку проекта. На это отводится один-два года полноценной оплачиваемой работы. Казахстанская схема производства авторства ГЦПНК в большинстве случаев предлагает три месяца на полное производство фильма. То есть подготовительный период в один-два года должен быть проведен режиссером и продюсером бесплатно. Теоретически, возможно начать работу над фильмом, получив национальное финансирование только на подготовительный период. Но, во-первых, почему-то таких прецедентов не случалось. Во-вторых, в таком случае все 100% авторских прав на фильм передаются министерству культуры и спорта Казахстана. Впоследствии, не являясь владельцами прав, авторы фильма не могут подавать заявки на дальнейшее финансирование ни в один зарубежный фонд.
Это замкнутый круг. Вот и выходит, что пока сердце и душа горят за кино, авторы либо соглашаются на невыполнимые сроки, либо снимают независимо, практически без бюджета. Это сделала и Айжан. В обоих случаях это приводит к тому, что режиссеры и продюсеры очень быстро выгорают. У них не остается сил думать о том, как эти фильмы доберутся до зрителя, о дистрибьюции, продажах и кинофестивалях. Айжан также могла бы снять первые материалы собственными силами, а затем найти зарубежного ко-продюсера, участвовать в международных питчингах. Но такой вариант работает только если автор готов трудиться над фильмом в рискованных условиях минимум пять лет, первые три из которых — бесплатно.
Кристина Михайлова: Мы хотим говорить со зрителями об этом кино, потому что оно, хоть и обращается к распространенной остросоциальной теме — людей, живущих в тяжелых социальных условиях, — но трансформирует эту гнетущую реальность невыносимой легкостью своего стиля. Айжан Касымбек относится к своим героям с той степенью любви, когда сожаление и сочувствие выражаются через огромное уважение к чувству собственного достоинства другого человека, в противовес высокомерной фиксации чужого горя. Шаг от политической эксплуатации темы в сторону художественно-политического осмысления — это как раз то, почему каждый казахстанец узнает в “Сладкой молочной кукурузе” себя.
Поддержите журналистику, которой доверяют.
