Камшат Тусупова, гидролог: «Я хочу, чтобы люди в Казахстане пили чистую воду»

О приоритетах

Я работаю в Швеции, но большинство проектов связаны с Казахстаном. У меня было 14 докторантов в прошлом году, большинство из них — казахстанцы. Я хочу вырастить профессионалов для того, чтобы люди в Казахстане пили чистую воду. У казахстанцев отсутствует 100% доступ к некоторым базовым нуждам, таким как питьевая вода и санитария.

Наука в Казахстане должна способствовать и содействовать решению нужд и потребностей населения. Именно в этом, на мой взгляд, и заключается основной приоритет казахстанской науки. В частности, казахстанские магистры и докторанты в ряде случаев могут заниматься научными тематиками, не являющиеся приоритетами в Казахстане. Получается, что пока мы изучаем нанотехнологии, люди до сих пор остаются без доступа к питьевой воде и санитарии.

Стержень семьи

Я родом из Павлодара, детство провела в Экибастузе. Папа работал преподавателем в вузе. Мама всю жизнь проработала акушером-гинекологом. Меня воспитывала бабушка, она была дочкой имама. Она была очень мудрая, стержень нашей семьи. Отчасти благодаря ей, несмотря на то, что у нас очень патриархальная семья, моя мама могла успевать успешно строить карьеру. Я с первого класса занималась художественной гимнастикой — до пяти раз в неделю по три часа. А в 13 лет, когда у меня был первый юношеский разряд, я прекратила тренировки и решила пойти в музыкальную школу. В моем случае родители никогда не заставляли меня учиться или заниматься музыкой и спортом, даже наоборот, они были против таких нагрузок. Я думаю, что в семье я получила любовь и защиту, а это, по существу, самое главное.

О важности школы

В старших классах директор школы пригласила университетских преподавателей. Физику, химию и биологию нам преподавали кандидаты и доктора наук, практикующие ученые. Замечательно, когда в школе преподает профессионал своего дела, практик. И хотя я училась в гуманитарном классе, мы уже в школе проходили введение в матанализ. Я здесь, в Швеции, преподавала механику жидкости и понимала, что это гидростатика и гидродинамика, которую я проходила в школе.

Школа играет важную роль, это основа для формирования личности. В Швеции, к примеру, только треть взрослого населения имеет высшее образование. Все они прекрасно работают при средне-специальном образовании. У меня дочь в прошлом году в пятом классе сняла документальный фильм-ролик про солнечную систему — мне очень нравится их подход к обучению, он мотивирует ученика к действию.

Вообще, в Швеции сейчас стремятся к сокращению времени университетского образования: бакалавриат можно окончить за 2,5 года, магистратуру — за год. На докторантуру по некоторым направлениям, например, нанотехнологии, могут принимать только тех, кто окончил магистратуру не более трех лет назад, потому что четыре года назад были совсем другие технологии. В Казахстане же, наоборот, по некоторым направлениям тренд идет на увеличение продолжительности обучения.

От госуправления к водным ресурсам

На специальность «госуправление» ЕНУ (Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева) я попала случайно. После окончания школы, мы с мамой приехали в Астану узнавать о поступлении в музыкальную консерваторию, но необходимо было сначала окончить музыкальный колледж. Затем нам попалась брошюра ЕНУ, и так получилось, что я поступила на госуправление. Это была хорошая программа, которая сочетала в себе бакалавриат по экономике и юриспруденции — по сути, за пять лет мы прошли программу обучения по двум специальностям.

На третьем курсе я стала членом Казахстанской ассоциации молодых юристов, а позже её возглавила. Мы преподавали в школах Street Law. Это обучение, основанное на реальных приземленных кейсах. Также на каждом курсе у нас была практика в госорганах, я работала и помощником депутата, и помощником нотариуса, а на последнем курсе нас всех отправили на стажировку в Агентство госуправления.

Тема моей дипломной работы — оказание госуслуг по принципу одного окна, это было еще до появления ЦОНов. Я поняла, что экономика и юриспруденция — инструменты регулирования взаимодействия/отношений человека с окружающей средой и с другими людьми. Есть пять главных сфер жизни, которые должны регулироваться государством: образование, медицина, оборона, социальная сфера и экология. А значит, мои инструменты — знания экономики и юриспруденции — должны быть приложены к какой-то из этих сфер. На тот момент экология была мне ближе всего, поэтому после бакалавриата я поступила на магистратуру по экологии в ЕНУ совместно с Университетом Нью-Мексико. Я выбрала тему Государственного управления водными ресурсами в Казахстане.

Учеба в Венгрии

Так как тема доступа к питьевой воде неразрывно связана со здоровьем человека, параллельно я поступила в Национальную школу общественного здравоохранения Венгрии в университете Дебрецена по программе «Болашак». Это очень сильная школа, которая была создана в 90-х годах по американской системе и частично финансируемая займом Всемирного Банка. Её тогдашний руководитель Роза Адани сейчас работает заместителем председателя Европейского Консультативного комитета по исследованиям в области здравоохранения в ВОЗ. В целом, Казахстан и Венгрия очень схожи в менталитете и в государственном устройстве, связанным с коммунистическим прошлым. Но вузы там стали по-настоящему европейскими. Кстати, Швеция медиков-выпускников этого университета сразу берет на работу и даже бесплатно обучает шведскому языку.

Я была первой студенткой на этой программе, кто раньше не изучал анатомию и физиологию. Были определенные сложности в учебе, но в итоге я убедилась, что не всегда нужны глубокие знания медицины для того, чтобы работать в общественном здравоохранении. База — эпидемиология и биостатистика, а дальше приложения могут быть самые разные. Для продвижения ЗОЖ нужно изучать поведенческие теории, для здоровья в контексте окружающей среды (environmental health) нужны знания экологии. У человека есть два состояния — здоровье и болезнь. В Швеции больницы не были переполнены во время первой волны COVID-19. Здесь в больницы может лечь только тот человек, которому нужно быть в больнице. Его не положат, чтобы давать парацетамол. У нас же клали всех, и даже бессимптомных. Медицина лечит больных людей, она делает больных здоровыми. Общественное здравоохранение помогает людям сохранять здоровье. Это два абсолютно разных подхода.

Так как я уже разбиралась в теме водных ресурсов, в Венгрии я выбрала тему менеджмента питьевой воды и болезней, связанных с качеством воды. Сейчас я изучаю взаимоотношение человека и воды системно, с точки зрения здоровья, управления, законодательства, экономики, общественного здравоохранения и окружающей среды.

Век живи — век учись

Я училась на разных факультетах и специальностях, но карьерная (тематическая и научная) линия у меня достаточно понятная. Это похоже на сужающуюся воронку. В бакалавриате я начала с темы оказания госуслуг, одна из таких услуг — в сфере экологии (окружающей среды). Внутри нее есть раздел менеджмента водных ресурсов, сужаемся дальше и приходим к питьевой воде, тесно связанной со здоровьем населения.

Меня удивляет, когда люди не используют свои знания. Свои навыки юриста я не оставляю. Правило номер один в Швеции: если шведы начали что-то изучать, то они это не бросают, на этом строят дальнейшее развитие, даже если поменяют направление. Это постоянное наращивание компетенций, а также непрерывное обучение в течение всей жизни. Любой навык, которому ты обучился, должен приносить кусок хлеба или хотя бы удовольствие.

У любого направления есть такой тренд — развитие человеческого потенциала. Индекс счастья человека зависит от его восприятия. Потенциал — это не только наличие знания и навыков, это также способность воспринимать новый материал. В Швеции даже в 65 лет люди учат языки, и это норма.

Кому нужна трибуна?

В Швеции за КОВИД-стратегию отвечает главный эпидемиолог страны Андерс Тегнелл. Он не политический госслужащий, его должность — исследователь в агентстве общественного здравоохранения. У него индекс Хирша больше 20, и он всю жизнь занимается моделированием эпидемий гриппа. В его отделе работают около полусотни человек, как правило, они со степенью PhD и в основном из топовых вузов — математики-моделировщики, вирусологи, инфекционисты, эпидемиологи. И даже если премьер-министр страны хочет закрыть школы, это не в его функционале и компетенции, так как обоснованием могут служить, как правило, научно-обоснованные рекомендации Андерса Тегнелля. Но, с другой стороны, вся ответственность тоже на нем.

Меня тоже спрашивают: «Почему вы не выступаете на трибунах?» Я отвечаю, что это не мой функционал. Если бы каждый выполнял свою работу, то результат был бы намного лучше. О себе и своих проектах мы можем говорить и консультировать, но контролировать госпрограммы всё же должно государство, это его обязанность. Но другое дело в том, что говорить от имени государства должны реальные эксперты и, скорее всего, ученые-эксперты.

Доступ к воде и водоснабжение

Изначально в своей докторской диссертации я хотела провести оценку того, сколько люди готовы платить за водопроводную воду. Были выбраны 10 поселков с подведенным водопроводом и проведен небольшой первичный опрос. Но из 100 домохозяйств только 6 семей пользовались водопроводом.

Тогда я задалась вопросами: что такое водоснабжение и что такое доступ к воде? Как они измеряются? Почему люди в поселке до сих пор пьют воду из скважин, колодцев и даже открытых водоемов при том, что у них есть водопровод?

Индикатор доступа к воде — это не доступ к водопроводу, а здоровье населения. Неважно, откуда вода — водопроводная, из защищенной скважины, из защищенного колодца, из родника, результат — это здоровье.

В центре системы не человек, а то, что было сделано государством. Из-за этого сейчас не совсем фиксируется экологический цикл воды: куда текут сточные воды и как перерабатываются продукты жизнедеятельности.

Первая задача — качество данных

С 2011 по 2013 год мы опросили около 8500 жителей 28 поселков Павлодарского района. Представители акимата области пошли навстречу и сами были заинтересованы в получении достоверных данных, но даже при этом были проблемы с получением данных опросников. В некоторых поселках опросники были заполнены одной ручкой, и по ответам было очевидно, они неправдивы. Такие данные отсеялись при статистическом анализе.

По официальной статистике 88% сельчан используют водопроводную воду, однако на практике более половины использовали скважины, причем у большей части это частная скважина во дворе, а значит, они могут быть «невидимы» для СЭС и акиматов.

Иначе говоря, официальные данные могут не отражать реальный доступ к воде, в то время как водопроводные трубы проложены. Чем чреваты такие разногласия? Первое: качество воды никем не проверяется из-за отсутствия информации о скважинах, а значит, есть риск для здоровья и окружающей среды. И второе: нет контроля за тем, куда уходят отходы жизнедеятельности, то есть присутствует риск загрязнения воды. На практике мы видим, что если в поселке есть водопровод, а у сельчан пробурены скважины, то, скорее всего, там образуется риск загрязнения подземных вод. В другом селе, к примеру, в августе из скважин воду брать нельзя, так как уровень воды снижается и она становится желтого цвета. Хочу заметить, что я не люблю, когда голословно критикуют государство и требуют, чтобы срочно кого-то наказали или уволили. Мы — ученые, представители государства и само общество — должны научиться работать вместе. Именно поэтому вместе с органами статистики мы хотим определить методологию по доступу к воде, санитарии и гигиене. Также планируем организовать независимый сбор данных.

Не рыбу, а удочку

Итак, большинство сельчан пользуется скважинами. Сама по себе вода из скважин — не плохо. Но дело в том, что люди в большинстве своем не знают, как за ними ухаживать, как правильно пользоваться. Мы видели, что в отверстие скважины попадает грязь, снег. Бывает, что и дети туда что-то бросают. Сельчане закрывают отверстие шапочкой для мытья волос, и всё.

А кто в ответе? «Казнедро» бурит скважину, а СЭС иногда проверяет качество воды. Но СЭС не отвечает за подземные воды, за них отвечает курирующий госорган. В итоге, за качеством воды в скважинах и колодцах, а также за тем, как они используются, порой мало кто следит.

Эту проблему можно решить только обучением. Я участвовала в проекте по децентрализованным источникам воды (касается шведской государственной программы по питьевой воде) и могу привести следующий пример. В Швеции примерно 680 000 домов используют децентрализованные источники воды, в основном это вода из колодцев. Каждый вырытый колодец проверяется экологом, который, как правило, разрабатывает инструкцию, как правильно ухаживать за колодцем. Примерно каждый сезон инспектор проверяет и, главное, обучает жителей. Теперь вернемся в Павлодарскую область. В одном из сел возле Павлодара люди были благодарны, когда мы с профессором Ронни Берндтссон рассказали об эксплуатации скважин. К слову, этот профессор уже более 10 раз был в Казахстане и ездил со мной по Павлодарской области.

Также один из моих бывших студентов Виктор Линквист, который сейчас работает в отделе водоснабжения муниципалитета Готенберга, провел в Павлодарской области около двух месяцев и пришел к выводу, что население у нас хочет научиться содержать скважины и туалеты правильно. Туалет скопился, а им хотелось бы знать, как правильно утилизовать. Правильно закрывать скважину, правильно утилизовать уличный туалет — это небольшая наука, просто нужна инструкция. Население готово получать знания и навыки по эксплуатации и содержанию пунктов воды и санитарии. Аналогия — сортировка мусора, базовый навык, но в Казахстане она пока не налажена. Поэтому государство должно давать базовые знания.

Передав определенные знания, например, сельчанам, мы можем получить и рабочие места, и значительное повышение качества жизни. Для этого мы сотрудничаем с местным университетом и запускаем пилотный проект по обучению сельчан, в котором будет участвовать докторант с педагогическим бэкграундом.

Готовы ли сельчане платить за воду?

В нашем исследовании мы спросили у респондентов: «Готовы ли вы платить за воду, которую можно будет пить из-под крана и которая с хорошим напором будет доступна 24 часа в сутки?» Две трети ответили, что готовы пользоваться водопроводной водой и платить за нее. 7% согласны пользоваться благами цивилизации, но только бесплатно. В этой группе были в основном пожилые. Но самое интересное — 28% ответили, что им не нужен доступ к водопроводной воде. Это, как правило, обеспеченные жители, которые имеют частную скважину у себя во дворе, а также провели воду в дом и установили бойлеры для подогрева. Ведь даже в селах, где проложены трубы, вода могла быть доступна в определенное время суток. Таким жителям было очень интересно, как полностью перейти на «зеленое», устойчивое ведение домохозяйства. Они спрашивали моего шведского магистранта: «Как нам всё перерабатывать и сделать дом экологичным?»

Такой подход порой может быть дешевле, чем водопровод. Ведь есть трубы в поселках, а есть водопровод регионального значения, когда трубы тянут между поселками, а иногда это простирается на сотни километров. Кто за них отвечает? А ведь бывает, что даже могут их использовать на металлолом. Узбекистан, к примеру, поменял концепцию и сейчас учитывает все виды источников питьевой воды. У них этим занимаются, в том числе, и ученые, инженеры-водники.

Кроме того, 80% сельского населения из нашего исследования пользуется туалетом на улице. Ставить новые смывные туалеты или помочь людям правильно ухаживать за «экотуалетом»? Централизация стоит огромных денег, часто она неэкологична и даже опасна, если неверно выстроена система очистки фекалий. Сейчас скандинавские страны всячески поддерживают децентрализацию.

Ближайшие планы

Сейчас по международным стандартам нужен индивидуальный подход к каждому населенному пункту. В ближайшие пять лет мы — я и мои коллеги — планируем изучить по возможности каждый отдельный поселок Павлодарского района и оценить состояние водных ресурсов, отношение людей, насколько они готовы нести ответственность за воду из скважин и рассчитать оптимальный по ресурсам и выполнимости проект. Мы научим людей, как правильно ухаживать за скважиной и туалетом и быть автономными без компромисса для безопасности воды. Мы постараемся обучить десятки специалистов: среди них и гидрологи, и химики, и педагоги.

Болезни, связанные с водой

Традиционно есть четыре вида болезней, связанных с водой:

— waterborne — болезни, вызванные микроорганизмами, живущими в воде (например, холера);

— water-washed — болезни, которые больше связаны с гигиеной рук (например, диарея);

— water-related — имеющие отношение к воде, где, как правило, патоген может проходить жизненный цикл в водоеме (например, грибковые инфекции после посещения бассейна, шистосомоз);

— water-vector — такие заболевания, как малярия, чьи переносчики (комары) связаны с загрязнением воды в водоемах;

Есть, пятый, относительно новый вид — болезни техногенного влияния на воду. Воду фторируют, хлорируют, обогащают. Сейчас в Швеции, к примеру, в воду добавляют биопленки, которые поедают плохие бактерии, и они превращаются в «полезные» для организма бактерии. Влияние новых технологий также нужно изучать и измерять. Техногенные причины, как правило, ведут к появлению хронических заболеваний. Например, большая концентрация ионов кальция и магния в воде оседает в почках в виде камней. Поэтому мир движется в направлении использования технологий приближенных к естественным (Nature-based solutions).

В ряде поселков в Павлодарском районе вода обогащена бором. А бор с 2005 года признан канцерогенным элементом. Один из индикаторов загрязнения бором — это злокачественные опухоли внутренних органов.

Иначе говоря, по болезням можно в какой-то степени говорить о качестве воды и наоборот. Зачем нужна такая классификация? От нее зависит, какие можно принимать меры. Конечно, нелегко сделать четкое разграничение, так как многие аспекты переплетаются.

Для waterborne нужно воду очищать, в том числе кипятить, а также ликвидировать источник заражения; а когда болезнь water-washed, то нужно больше работать над гигиеной рук, мытьем рук с мылом, и здесь важно не столько качество, сколько достаточное количество воды для гигиенических целей, и в том числе для приготовления пищи.

При обогащенной воде (например, фтором или «полезными» бактериями) нужно обращать внимание на употребление данных микроэлементов или микроорганизмов с приемом пищи и дополнительными пищевыми добавками. Что касается самой воды, даже если качество воды из скважины не проверяется, население у нас, как правило, кипятит воду. У нас в регионах наибольшее значение имеют болезни грязных рук. Большинство отравлений у нас происходит от домашней еды. Основное решение — элементарные правила гигиены. К сожалению, многие до сих пор не умеют правильно мыть руки.

Можно ли пить воду из-под крана?

Вообще по нашим стандартам качества и официальным данным, воду из-под крана можно пить. Однако, когда мы говорим о водопроводной воде, есть городские сети, а есть внутридомовые сети. За каждый участок сети отвечают разные органы. В домах, к примеру, отвечают строительные компании. Вот стоит многоэтажка, а там трубы старые, не прочищаются. Я считаю, что пробы должны браться правильно в разных участках сети.

Вообще я против того, чтобы люди покупали бутилированную воду, на это многие семьи тратят значительную часть бюджета. К примеру, мои знакомые семьи тратят 4200 тенге на воду в месяц, из них 3500 тенге уходит на бутилированную воду! А представьте, если бы каждый платил бы столько денег горводоканалу, то мы бы могли модернизировать систему водоснабжения. Получается такой конфликт: горводоканал не может поднять тариф, так как все должны иметь доступ к питьевой воде. Но при нынешней цене компании не могут обеспечить качество. В то же время мы тратим огромное количество денег на воду. Для обеспечения качества водопроводной воды нужен жесткий системный подход. Насколько мы готовы все вместе инвестировать в качество воды? Вопрос в доверии. Мы покупаем воду в бутылке, потому что, возможно, мы не доверяем качеству воды, и отчасти это может отражаться на доверии государству.

Об агентах перемен

Мир меняется, миром руководят научные открытия, такие, как, например, открытие пенициллина. Но науку создают, к сожалению, не казахстанцы, а другие, как правило, развитые страны. Поэтому мы можем только адаптироваться. Путеводителями в этом меняющемся мире для нашей страны могут являться агенты перемен. Для меня это люди, которые видят, куда движется мир в ближайшие 10-20 лет, и обладают системным видением и пониманием предмета.

Как предугадать, какие навыки будут играть ключевую роль в будущем? В Швеции, к примеру, врачей уже в университете учат новым биомедицинским технологиям, которые находятся на этапе разработок. Такой же принцип можно использовать в сфере воды. Я состою в Международной ассоциации гидрологических наук. Мы разрабатывали в позапрошлом году план по научным направлениям, которые будут внедряться в ближайшие 8 лет. И уже можно сказать, в каком направлении будут исследования и какие компетенции нам нужно нарабатывать дополнительно. Мои студенты оканчивают курс по Интегрированному Управлению водными ресурсами и идут работать, к примеру, в подразделения ООН и иные исследовательские институты, и, как правило, они занимаются оценкой менеджмента водного бассейна и знают, какие изменения будут происходить в этой сфере в течение ближайших 10-15 лет. Вот такие дальновидные специалисты нам нужны во всех отраслях. В этом плане мне, например, нравится Атлас новых профессий, координатором которого является Саясат Нурбек.

Для чего нужна наука?

Исследования самого высокого уровня ставят целью познать устройство мира, они важны для всего человечества. Второй уровень — подпитка государственных программ. И третий минимальный уровень — поддержание научного потенциала и подготовка компетентных специалистов. Среди тех, кто поехал учиться за рубеж по «Болашак», было очень мало инженеров-водников. Программа концентрируется на обучении в топ-100 вузах мира, в которых, как правило, ученые работают в совершенно новых областях науки, но которые пока мало могут пригодиться Казахстану. Кроме того, не все программы обучения, актуальные в мире, могут подходить нашей стране. Эффективность программы «Болашак» может быть выше, если магистры, докторанты и исследователи будут писать свои работы и проводить исследования для подкрепления государственных программ, отвечать на насущные вопросы.

Что мы, как страна можем себе позволить? В первую очередь, нам наука нужна для подкрепления госпрограмм. Государственные программы должны иметь научно-обоснованные подходы. А государство, в свою очередь, должно грамотно использовать компетенции ученых для принятия решений. В тематике доступа к воде и санитарии все открытия сделаны, «заоблачные» индексы Хирша здесь вряд ли получатся. Но зато наука поможет правильно организовать работу и обеспечить население базовыми нуждами. Более того, сейчас тренд на коллаборации на всех уровнях сотрудничества ученых и практиков, и, в первую очередь, это касается совместного использования особенно дорогостоящих и редких оборудований для исследований.

Главная инвестиция — специалисты

У нас ученые говорят: «Нам нужно новое оборудование». Но даже Лунд порой не может себе позволить закупать дорогостоящую машину под проект, они лучше отправят исследователя для эксперимента в другую страну, и, таким образом, наладят сотрудничество. Насколько я помню из анализа, что мы делали для одного из медицинских вузов страны, оборудование могло работать на 10% своей мощности по тем или иным причинам. В других случаях, реагенты могут закупаться до 6 месяцев, что, естественно, влияло на эффективности работы.

То же самое касается полевых исследований. Казахстан собирается закупать 4000 дождевальных установок для орошения сельскохозяйственных земель. Сразу возникает вопрос: а есть ли у нас столько специалистов, которые будут заниматься ремонтом и эксплуатацией? У нас чаще всего грантодатели не видят, какие направления нужно развивать. Чтобы это понять, нужны полноценные исследования по узким специализациям. Для водной сферы я и мои коллеги с кафедры Инженерии водных ресурсов, Университета Лунд, вместе с отраслевыми менеджерами Программы «Ел үміті» такое исследование провели и разработали «Программу институционального наращивания потенциала». Сейчас мы постепенно начинаем воплощать её в жизнь вместе с министерством экологии, геологии и природных ресурсов.

Как казахстанские ученые за рубежом могут помочь Родине?

Часто международные проекты с привлечением зарубежных консультантов у нас на практике не работают. Это происходит, потому что в любом исследовании есть рамки (фреймворк), но именно эксперт определяет, как их адаптировать под местные реалии. Когда я приехала в Казахстан после учебы, со мной вместе бесплатно, за свой счет, приехали директор школы общественного здравоохранения Венгрии и профессора из Швеции. Нам надо забыть про зарубежных консультантов. Каждый болашакер должен построить международную сеть контактов в своей сфере, каждый из них должен стать членом международной ассоциации. Сейчас мы можем по максимуму использовать потенциал и компетенции казахстанских ученых, работающих за рубежом.

Казахстанская наука — пациент жив или мертв?

Сейчас наша наука представляет собой больше отрезанные куски, которые порой не сильно связаны с реальной жизнью. Я верю, что научное сообщество может влиять на решения государства и содействовать эффективной реализации государственных программ.