В декабре прошлого года стартовала программа инклюзивного театра «Действие буквально», организованная международным фестивалем исполнительских искусств «Откровение». Тогда театральные специалисты из Ассоциации деятелей инклюзивного искусства (Москва) провели практические мастер-классы для людей с нарушениями по зрению и слуху, а также прочли лекции руководителям театров и общественных фондов о международном опыте инклюзивного театра. Как рассказала административный директор проекта Ольга Малышева, на этом работа с людьми с нарушениями по зрению и слуху пока заканчивается. Сейчас двое актеров изучают язык жестов. «Посмотрим, к чему это в итоге приведет, команда собралась очень сильная, надо ее просто постоянно поддерживать. Когда у нас закончатся все тренинги с приезжими педагогами, мы будем сами решать каким образом поддерживать обе группы», — говорит Ольга Малышева.
В основную труппу, которая будет ставить итоговый спектакль, вошли люди с ментальными особенностями из второго этапа лаборатории. Ее поделили на несколько частей и первую 20 февраля начал курировать режиссёр Борис Павлович. Год назад, во время фестиваля «Откровение» он уже вел лабораторию социального и инклюзивного театра «Действие буквально» вместе с художником Ксенией Перетрухиной.
Театр без жалости С 20 по 28 февраля Борис Павлович, актеры и актрисы театров занимались вместе с людьми с ментальными особенностями на малой сцене театра АРТиШОК. Жанара Каримова побывала на одном мастер-классе и зафиксировала работу инклюзивного театра на данном этапе.
Еще до начала занятий в фойе меня останавливает высокий парень: «Я ходил в бассейн и на битву роботов. Купаться!». В его голосе радость и восторг, судя по всему выходные удались. Как оказалось, высокого парня зовут Адиль, у него аутизм. В группе всего двое парней с аутизмом, у остальных участников лаборатории синдром Дауна. Половина из них состоит в общественном объединении «РУХ», которое оказывает социальные услуги людям старше 18 лет с ментальными ограничениями. Актриса Елена Вовнова занималась привлечением ребят из фондов и объединений. Всем участникам дали понять, что это не арт-терапия и конечная цель проекта – это спектакль.
В зале освещалась только сцена, где уже разминались некоторые участники. Другие общались или были поглощены своими смартфонами. «Когда начнем?» — интересовалась девушка. «Сейчас, ждем Бориса. О, вот и он», - голос режиссёра был слышан в фойе, на сцену вышли остальные участники лаборатории. Борис Павлович собрал всех в круг и поинтересовался, как прошли выходные. На вопрос «кто хочет начать», ответила актриса Екатерина Дзвоник. «Давайте начнем с голосовой разминки», — громко объявила она. Сидя, они протягивали звуки гласных букв, упражнение не очень хорошо воспринял один из участников. Как позже пояснил Борис, звук – один из мощнейших инструментов восприятия и лучше начинать с разминки тела.
Следующее упражнение вел Борис. Он по кругу передавал дыхание, так каждый пытался создать контакт с партнерами. Следом они также передавали дыхание, но добавляя радостные эмоции. Позже, во время обсуждения итогов дня, где участвуют только актеры, режиссёр и организаторы проекта, Борис Павлович рассказал о том, как на самом деле сложно установить контакт с партнером.
«У них (людей с ментальными особенностями - прим. автора) на самом деле нет этих маскировочных механизмов, имитации коммуникаций. У нас есть очень ловкий механизм мимикрии, когда на самом деле связь не образована, но есть модели поведения, костыли. Когда костыля нет, как сцепиться, как действительно зацепиться? Это безумно интересная вещь, — говорит режиссёр. — Потому что большой вопрос кто успешнее в сцеплении — Анара или ты. Она очень цепкая и мало кто из нас настолько цепкий, понимаете. Или Ауэз, как он смотрит, как он спешит тебя повторить. Понимаете, вот такая цепкость как у Анары и Ауэза, то есть у людей со сложными коммуникациями, она рождает партнерское подключение. Мощнейшее. И вот этим вещам надо учиться, и не воспринимать наше умение «сразу всё понять» как преимущество. Все всё поняли, а играть нечего. А здесь человек ничего не понимает и тотально включен. В этом смысле стоит обнулиться, пусть упражнения не получаются, но лучше не спешить, важнее вцепиться друг в друга».
После упражнений по передаче дыхания, участники представляли, что сцена — плот на воде. Им нужно было передвигаться в пустые пространства сцены, не сталкиваясь друг с другом, и стараться не останавливаться, чтобы «плот» не перевернулся. Выполняя упражнение, на щелчки камеры отвлеклась Мария, она начала позировать и улыбаться. Как рассказала Ольга Малышева, Маша большая звезда. На третий день лаборатории она сказала, что ей неинтересно делать упражнения, она хочет сразу быть актрисой.
«Сейчас в группе нет одного парня, который начинал с нами заниматься, он на первом же занятии рассказывал о том, какой он большой артист. Он пел песни, заполнял собой практически всё пространство. Он был очень крутой, но как у нас кто-то из актёров сказал: «Надо его отпустить в шоу-бизнес, этого человека для театра слишком много на текущий момент». Мы поняли, что в условиях этой группы он слишком индивидуален и мы с ним, наверное, не сработаемся. Кому-то было физически тяжело заниматься. С кем-то попрощались из-за того, что людям не комфортно работать в коллективе. Сейчас сформирована труппа, хочется верить, что она в таком составе сохранится. И в таком же составе уйдет в спектакль», - резюмирует Ольга.
В марте и апреле лаборатория проведет еще тренинги. Курировать их приедут композитор и тренер по пластике.
После перерыва правила нового упражнения объяснял Сергей. По правилам, сцена – это история, в которую может войти любой участник и стать её героем. Однако на сцене можно только ходить по прямым линиям и смотреть прямо перед собой, стоять и крутиться вокруг себя. Вместе с Машей Сергей показал на примере как выполнять упражнение. Далее участники выходили на сцену, кто-то по собственному желанию, кого-то подталкивали. Не все сразу поняли правила. Кто-то играючи нарушал их, кому-то требовалась визуальная подсказка.
В итоге, когда все устали, на сцене остались только Бота и Абзал. Они выстроили историю, за которой многие наблюдали с интересом. Но время было ограниченно и их попросили завершить выступление, и выйти со сцены. Примечательно, что сначала Абзала было сложно убедить выйти на площадку, но потом он не хотел ее покидать. Даже когда Бота ушла, и ему давали «последние 5 минут», он продолжал «свое путешествие».
В конце упражнения Борис Павлович еще раз отметил важность соблюдения правил: «В театре играют по правилам, как и в футболе. Если на поле будет два мяча, то игра не получится. Это важные вещи. В театре мы тоже договариваемся о правилах. Когда мы научимся, мы сможем сами придумывать правила. Потому что актер это не тот, кто делает все, что хочет. А тот, кто может правила изобретать. Давайте сделаем еще одну игру про правила, потому что видно, что на это нужно обратить пристальное внимание. Сейчас нам потребуется три стула».
В центр сцены выставили три стула, по условиям игры из трех участников один может сидеть, второй должен стоять, а третий лежать. Актеры должны, не договариваясь между собой, выполнить действия. В начале у ребят получалось все не так быстро и весело. Тройка сменилась, правила начали соблюдать быстрее, а игра заработала. Тут сцена заполнилась общим хохотом.
Следующей тройке участников было немного сложнее, актриса подсказывала двум ребятам с особыми потребностями, что им нужно встать или лечь. Из зала другие участники указывали, что ей не стоит требовать действий от них, а лишь самой следовать правилам. Позже, во время обсуждения итогов дня, актеры и Борис пришли к выводу, что подсказывать участникам может только модератор упражнения, в то время как остальные актеры являются такими же игроками, как и люди с ментальными особенностями. Как отметил Борис, важно через собственный перфоманс завлечь ребят, а не быть педагогом. Иначе это может помешать самим актерам в дальнейшем стать перформерами.
Сам режиссёр выполнил это упражнение с двумя парнями с аутизмом Адилем и Ауэзом. «Смотри, я лежу, Ауэз стоит, что тебе нужно сделать?» - подсказывал он участникам. – «Вдвоем лежать нельзя, кто-то должен встать». Позже уже и без подсказок игра заработала.
После перерыва ребята разделились на три племени, по правилам игры племена живут на трех островах, говорят на разных языках, поэтому они не могут разговаривать, но могут петь. Первое племя находит свою песню и поет ее второму племени, которое принимает песню и отвечает этой группе, а потом передает её третьей и так по кругу.
Когда все без договоренностей были вовлечены в звучание, подключился и Ауэз, который раньше не очень любил звуковые упражнения.
«Смотрите как интересно, когда ты точно соблюдаешь правила. Оказывается, внутри правил есть возможности, интересные неожиданности. Мы с вами учимся точно соблюдать правила и становиться свободными. Вы делаете большие успехи», — резюмировал Борис в конце занятий. Ребята прощались с актерами, как с уже родными людьми, долгими и теплыми объятиями. После небольшого перерыва в кругу собрались актеры и организаторы лаборатории для обсуждения итогов дня и планирования следующих занятий.
Одна из актрис подняла тему доверия, поскольку столкнулась клептоманией у ребят с особыми потребностями: «Мы работаем над тем, чтобы ребята нам доверяли. А как быть с обратным доверием?»
После долгого обсуждения актеры пришли к выводу, что уточнят, были ли подобные проблемы раньше в фонде Рух, а для себя определят место, куда будут складывать ценные вещи.
«Сцена — это то место, где мы сами формируем какие-то правила, и вот тут уже мы можем говорить о доверии и принятии, потому что здесь это жизнь с нуля, это жизнь, которая начинается здесь. Мы понимаем, что есть у ребят, например, сложные отношения с вещами. Может быть, мы еще что-то новое узнаем. Имеем это в виду, но не переносим это на, скажем так, личные качества, потому что, может быть, это носит характер каких-то нарушений или просто социальной деформации. Бывают же семьи, где телефоны прячут от детей. Это тоже же деформирует психику. Здесь мы всего этого букета не знаем. На сцене мы создаем какую-то ситуацию, которая позволяет выстроить отношения если не совсем с нуля, то, как минимум, заново и тут уже, конечно, мы можем говорить о доверии. Поэтому здесь телефонов нет. Мы требуем соблюдения правил, как например, не ходить по площадке. Если этот уровень человек не берёт, ну значит пока театр, как высшая форма культурной деятельности, пока для этого человека недоступен. Поскольку у нас не терапевтическая группа, мы не занимаемся коррекцией, мы не можем брать на себя такую ответственность, если у человека этот уровень ответственности самого за себя пока еще не включен»,— ответил Борис Павлович.
От сцены к инклюзии 
Екатерина Дзвоник: У меня есть наблюдение, предложение. Мне кажется, нам надо всё-таки контролировать себя с точки зрения насаждения каких-то собственных социальных рамок на ребят. Как сказать? Мне бы не хотелось, чтобы мы их одергивали и...
Борис Павлович: Приведи пример, чтобы было понятно.
Екатерина: Вот простите, Галь, я сегодня услышала, ты говоришь: «Так нельзя, ты же девочка».
Борис: Ты сказала: «Ты же не мальчик, чтобы драться». Я тоже это услышал и подумал: «окей, я мальчик, пойду кого-нибудь двину».
Екатерина: Понимаешь, да? Надо очень аккуратно говорить, потому что у них есть своя социальная схема, у нас есть своя социальная схема. Мне кажется, наша главная задача давать всем свободу самовыражения, не застраивая через «можно» и «нельзя». Понимаете да?
Борис: Это хороший вопрос, потому что, в принципе, это касается не только ребят. Я себя иногда ловлю на том, что сказал: «мальчики, девочки». Это детский сад, на котором мы все себя должны ловить. Потому что, конечно, те правила, которые мы предлагаем, именно театральные, это самый лучший способ друг друга организовать. В кодекс театральных законов не входит в противоречие с социальными законами, и мы не начинаем когнитивную революцию, к который мы все еще не готовы.
Думан Нурсилинов: Я могу привести пример, сам за собой заметил. Сегодня они начали между собой разговаривать, я сказал им: «тихо-тихо». Потом я понял, что вместо того, чтобы пытаться сказать им: «стой и молчи», мне нужно было сказать: «слушай». Не негативно говорить, а позитивно «послушай, что другие говорят».
Под конец обсудили планы занятия во время перерывов между мастер-классами, чтобы группа не теряла приобретенные навыки и связи. Как отметил позже Борис, отношение к занятиям поменялось не только у участников с ментальными особенностями, но и у профессиональных артистов, поскольку в повседневности никто такими тренингами не занимается.
На вопрос, почему он занимается театром с ментальными особенностями, Борис ответил, что общество наиболее нетерпимо именно к ним.
«К незрячим, слабослышащим людям, людям в коляске все априори относятся так, что «да это такой же человек, как я, но не видит или не слышит». А человек с ментальными особенностями, он не такой как я. К этим людям очень часто есть пренебрежительное отношение, потому что «а они дебилы» и это наиболее сильная пропасть, — поясняет Борис. — Гранты сложнее дают на работу с людьми с ментальной инвалидностью, чем на работу с незрячими, ну в России это так, я не знаю как в Казахстане. У нас есть инклюзивный проект, мы чаще не выигрываем гранты, чем выигрываем. Бизнес далеко не весь хочет работать с людьми с аутизмом, потому что не понимает этого. Это сложная тема, она ещё не освоена. С другой стороны, мне кажется, для театра это самый интересный вызов, потому что это наибольший кладезь возможностей. Вы же видите, какие здесь возникают по-настоящему насыщенные энергией ситуации. Например, я не всегда могу просто объясниться с человеком с Даун-синдромом привычным способом, как это работает с человеком на коляске или незрячим человеком. С ними я всё равно могу поговорить, значит, я остаюсь на своём месте, а здесь ты должен выйти за свои рамки. То, о чем мы говорили на обсуждении: каждый актер должен выйти из своей привычной модели и это очень важно. Это не значит, что работать с людьми на колясках или незрячими не интересно. Со всеми интересно работать. Просто люди с ментальной инвалидностью - это самая уязвимая группа. Искусство всегда восполняет неполноту, искусство говорит о том, о чём молчат. Вот в АРТиШОКе спектакль «Уят» — это спектакль, который в политическом смысле говорит о том, о чём молчат. А этот проект, он вовлекает тех, кто наиболее не вовлечен в принципе в жизнь общества. Это такой механизм искусства, он не связан исключительно с инклюзией, он связан с тем, что искусство идет всегда туда, куда люди боятся смотреть».
Работа инклюзивного театра «Действие буквально» продолжается.