Но вышло так, что в третий день поездки, выйдя с утра на прогулку по Берлину, я не успевала физически вернуться к вечеру и переодеться в «театральное». А на мне – берцы, джинсы, джемпер со смешным котиком. И рюкзак – громадный, натурально туристический. Да простит меня Бертольд Иваныч Брехт, думаю. Спектакль в восемь. В половине седьмого робко заглядываю в переулок подле реки, обхожу здание Berliner Ensemble. Первые зрители уже здесь – кто в чем. Прямо у двери мужичок с тележкой с надписью «Pause» торгует карривурстом и брецелями – местный фастфуд, сосиски и крендели. Свобода, одним словом.

В семь уже в здании театра. Проходы в зал пока закрыты, зато работает буфет. Там все те же брецели, а еще – море выпивки. Вино, пиво, что-то похожее на компот, но как выяснилось впоследствии – какой-то пунш. Все едят, шумят, рассматривают сувенирную лавку. В ней – футболки и сумки с логотипом «Ансамбля» и цитатами Брехта, портреты, постеры, значки, магниты и прочая мелочь до 15 евро стоимостью. Сидеть негде – все сидят на ступеньках внутри. Выглядываю на улицу – снаружи тоже сидят на ступеньках, публика помоложе, уплетают сосиски с бумажных тарелок, запивают пивом. И всем плевать на мои берцы и моего дурацкого котика. Разнузданная, думаю, публика.

Программка стоит – о ужас! – аж 5 евро (во всех наших театрах не больше 200 тенге). Это, конечно, не совсем программка, целое либретто на 120 страницах с множеством фотографий, но все равно освежающе дорого. Самый дешевый билет на спектакль стоит всего вдвое больше.

Спектакль начинается с опозданием примерно в двадцать минут. Безобразие, думаю. После третьего звонка ждем еще минут пять, пока погаснет свет, никто не напоминает, что нужно выключить мобильники. Ну, думаю, любители пива перед культурным мероприятием себя еще покажут. А потом на сцене начинается «Трехгрошовая опера», и я уже ни о чем не думаю, только периодически напоминаю себе захлопывать приоткрывающийся рот. Нет декораций – только свет. Костюмы отличаются друг от друга лишь акцентами. Я ни слова не понимаю по-немецки, но некоторые мелодии Курта Вайля узнаю. Наверное, вот так рождается волшебство, и его за три с лишним часа действия не перебил ни шепот, ни рингтон.

В антракте так же весело, как перед началом. На буфет налетают бесконечные зрители, кто за пивом, кто за кренделем.

Второй акт длится вчетверо меньше первого. А по его завершении случились самые длинные аплодисменты из тех, что мне приходилось слышать в жизни. Овация длилась минут двадцать, каждый из занятых в постановке актеров выходил на поклон в одиночку, потом выходили парами, группами, наконец все вместе, звали оркестр, и публика ни на минуту не уставала рукоплескать. Оно того правда стоило.

Из «Ансамбля» я выходила с мыслью, о том, что, кажется, поняла нечто важное о театре в Казахстане, да и во многих других странах – об академическом, классическом театре. О том, что он слишком много внимания уделяет антуражу, что в нем самое главное – зрительницы в жемчугах, манерно отставленный пальчик при кофепитии в антракте. А то, что происходит от звонка до звонка – второстепенно. Именно поэтому многие даже не встают, чтобы похлопать артистам на поклоне, не дожидаются второго выхода, а спешат из зала. Несмотря на напоминание, не выключают телефоны. Перешептываются, шуршат шоколадными обертками. Потому что действие не захватывает. Потому что оно в походе в такой театр, к сожалению, не главное.