Спектакль «Ехал грека через реку…» по книге философа Кена Уилбера, чья жена умерла от рака, в театре ARTиШОК поставили при поддержке благотворительной программы Avon «Вместе против рака груди». Сама программа на слуху – марши, розовые ленточки, продукты с символикой. Ведь если нужно привлечь внимание, почему бы не добавить проекту гламура и навязчивой милоты. Спектакль должен был дополнить ряд проектов в рамках программы, но выбился. Потому что получился совсем не гламурным, а именно - иррационально страшным.
Десятая-пятнадцатая минута спектакля. Трейе Уилбер, у которой подозревают рак груди, задают вопросы. Сколько вам было лет, когда у вас начались менструации? Женщины, у которых менструации начинаются рано, больше подвержены риску рака груди. У вас есть дети? Женщины, которые к тридцатилетнему возрасту ни разу не рожали, в большей степени подвержены риску заболеть раком груди. У кого-нибудь в вашей семье был рак груди? Женщины, у которых в семье болели раком груди, подвержены большему риску. Вы вегетарианка? Рацион, включающий животные жиры, провоцирует рак груди.
Я отвечаю вместе с героиней. Судя по ответам, у нас с Трейей шансы заболеть приблизительно одинаковые. И она, Трейя, умирает. В том смысле, что умирает на сцене, в реальной жизни Трейи Уилбер не стало еще 25 лет назад, она боролась с раком груди в течение шести лет и проиграла. Актриса Анастасия Тарасова играет борьбу всего полтора часа, и эта концентрированная драма способна свалить с ног не только хрупких молодых женщин, подсчитывающих в уме вероятность обнаружения у себя рака, но и вполне крепких мужчин.
Я точно знаю, что артишоки хотели максимально облегчить «Благодать и стойкость», которая по факту – хронология умирания Трейи Уилбер. И наверняка «Ехал Грека через реку…» будет меняться от показа к показу, но премьера вышла чрезвычайно неспокойной. И у Анастасии Тарасовой гораздо ярче выходит играть боль, а не радость, и ее партнер по сцене художник Сергей Мельцер своей молчаливостью и сдержанностью добавляет постановке не то обреченности, не то мистицизма. Впрочем, за мистицизм в «Греке» отвечает скорее Вероника Насальская – она не только сорежиссер (с Галиной Пьяновой), но и воплощение на сцене голосов извне.
Вообще, когда речь идет о смерти, сложно избежать давления на бессознательное, но главное, что пугает в спектакле ARTиШОКа – его честность, почти документальность. Когда пропадает ощущение театральности, тогда рождается настоящий саспенс. Вместе с ним рождается отрицание.
И хотя создатели постановки добивались противоположных целей, после «Греки» я поняла, что в ближайшее время к маммологу не пойду. Потому что пережить хотя бы микроскопическую долю тех эмоций, которые были сыграны на сцене, еще раз не хочется совсем. Разумеется, когда уляжется первое впечатление, и разум возьмет верх над чувствами, появится понимание, что единственный способ успокоить себя – не отсрочка, а точное знание того, что все в порядке. Но пока я ничего не хочу знать.