Название: «Левиафан»
Выход в прокат: 5 февраля, 2015
Просмотрено: за 141 минуту
Режиссер: Андрей Звягинцев
Актеры: Алексей Серебряков, Елена Лядова, Роман Мадянов, Владимир Вдовиченков
Главная причина, по которой стоит сходить: даже не номинация на Оскар. Главная причина - возможность понять раз и навсегда – вы или любите этого режиссера, или вы его ненавидите. Если вы уже видели фильмы Звягинцева ранее, то вы уже готовы принять и оценить эстетику отчаяния "Левиафана".
Торговец лошадьми Михаэль Кольхаас в одноименной повести в борьбе за свои права теряет все, включая жену и жизнь, но добивается сатисфакции. Все умирают. Правда торжествует. Автор - немецкий писатель Генрих фон Клейст.
Сварщик из Колорадо Марвин Джон Химейер, проигравший схватку с системой, в поисках справедливости рушит бронированным бульдозером все на своем пути. А потом убивает себя. Все, кроме него, живы. С правдой - непонятно. Автор - американская судебная система.
Колька Сергеев - автослесарь, золотые руки, взрывной нрав и чистая душа, живущий в бедном, светлом доме на краю Вселенной, у Баренцева моря, там, где видимо, из хаоса был воссоздан мир, теряет всех и многое. Умирают не все. Справедливость не восторжествует. С правдой – сплошные пробелы. Иногда – точки. Иногда - тире. «Три точки — три тире – три точки». Автор - российский режиссер Андрей Звягинцев.
Про «Левиафана» сказано столько, что если бы я не считала Андрея Звягинцева одним из лучших современных российских режиссеров, я бы не смогла посмотреть это фильм. Не люблю гвалт и массовый психоз.
То, как Россия чествовала своего героя (напомню, «Левиафан» второй раз в истории русского кино был удостоен награды «Золотой глобус»), тянуло на отдельную публикацию. Заголовки государственных СМИ расходились несолнечными лучами от зияющего черного ядра механического чудовища агитпропа. Высказались все - от клерикалов до министра, от жителей Териберки, села, где снимали фильм, до жителей городов, где его еще не видели. «Русофобия», «клевета», «чернуха», «запятнал», «унизил», «растоптал». Министр негодует. Патриарх взывает к божественному. Он про них кино снял, а они возмущаются...
Поклонники устали ждать. Ксения Собчак в интервью 15 минут пытается понять, написал ли Мединский поздравительную СМС с «Глобусом». Пиратскую копию сливают в сеть. Режиссерскую версию запрещают. Съемочная группа купирует фильм, убрав из него всю обсценную лексику.
Это - определенно успех.
За который даже немного обидно. Звягинцев упорно, вдумчиво и неторопливо делает недурное кино, в особой эстетической пропорции ко всему российскому кинематографу уже много лет, а обласканным хулой и восхищением становится в сложный исторический момент.
Возможно, на диссидентство государство стало тестировать Звягинцева после его подписи под письмом деятелей культуры в поддержку украинских коллег как раз накануне дискутабельного референдума по Крыму. Хотя, наверное, политическое вероотступничество, он стал исповедовать много раньше. В одном из интервью режиссер признался, как весь курс театрального училища отказался изучать историю компартии. Им пошли навстречу. 86 год. Wind of change. Perestroika.
Инакомыслие в «Левиафане» отыскать, можно, если смотреть придирчиво. Один пассаж (сейчас будет спойлер) с пьяной стрельбой по портретам вождей, чего только стоит. И «исторического зазора» здесь для того, чтобы игнорировать эту сцену, действительно не хватает. Пока – не хватает.
Портреты – важные герои картины. Молодой Путин на стене коррумпированного беспредельщика-мэра в исполнении Романа Мадянова (чем дальше от столицы, тем моложе вожди на стенах). Портреты главных героев на ошметках их былой жизни. И даже икона Иисуса Христа, кажется, изображением его, не трехмерным, духовным, а плоско-портретным (не в самом широком смысле этого слова), скорбно наблюдающим за происходящим.
Возможно, это и не самая лучшая картина режиссера, но в действительности – та, чьи герои сильнее остальных звягинцевских персонажей ощущают обреченность. Но картина – беспредельно красивая. Дуэтная увертюра бессменного оператора Звягинцева – Михаила Кричмана и американского композитора Филиппа Гласса в начале фильма – абсолютное торжество прекрасного, первозданного и дикого. Это словно обрамление тягостного гипнотического повествования. Баренцево море, бьющееся о скалы. Каждый кадр – выверен, идеален и будет лучшим изображением на стене. Лучшим, чем любой из портретов. Это не искусственная красота. Это красота, извлеченная из обыденности.
Главный герой Николай – настолько хороший человек, насколько он не плохой. Его добродетель не мускулистая, не показная, он не совершает героических поступков. А может ли неплохой человек считаться хорошим? Почему нет? Но и «да» ответить сложно. Кажется, этим трагическим по сути своей вопросом, режиссер задается не в первый раз. Николай любит сына от первого брака, жену Лилию (Елена Лядова) и почитает друга своего, бывшего сослуживца Дмитрия (Владимир Вдовиченков). Они не богаты (да и какое богатство в российской глубинке), не особенны. Разве что дом, неизобильный, но светлый, уютный. За этот дом развернется война с системой в лице местной власти. Уж очень притягательный кусок земли. Это очень сложно понять, почему не убранный шикарно, не отремонтированный дорого, не ухоженный слишком по-женски, дом этот так влечет весь фильм. В нем хочется пить чай, разглядывая суровые пейзажи через запыленное стекло. Он решительно не подходит для кофе. В нем органично пьют только чай. И водку. Конечно же. Водку в России действительно пьют. Средняя продолжительность жизни у мужчин – самая низкая в Европе – (плюс-минус) 60 лет. Это для всех хулителей питейного повествования в фильме, якобы, преувеличенного.
Главный диссонанс этого фильма – его герои. Некоторые из них чересчур карикатурны, в черных джипах и «Золотыми куполами» и «Владимирским централом» в CD-changer (вроде бы про них уже все все сняли, а они снова оживают), иные – невозможно реалистичны. Колек, сыгранный точным актером Алексеем Серебряковым, до одури – парень из соседнего двора. Он – не боец. Это его главная трагедия. Сложно сказать «малодушие», но трагедия. Но часто ли вы встречаете в жизни «маленького» человека, способного восстать против раба внутри себя, против несправедливости внутри государства и против системы?
Нет, он честно пытается. Пока друг и жена не предают его – пошло, немного даже вульгарно, без высокой ноты, без особого смысла, так, от скуки. Или не от скуки? Иначе б запомнила бы эта чарующая женщина с суровой тонкой красотой, что именно заказывал московский друг ее мужа в плохоньком гостиничном кафе в свой непонятно когда случившийся прошлый приезд? Здесь мало любви, в этом кино, поэтому хочется ее высматривать глазом, накормленным совершенными кадрами. Она слишком некиношная. Не та, к которой нас приучили Голливуд и Мосфильм. Она – слишком второстепенна, чтобы стать доминантной в этой истории.
Этот фильм, про каждого из нас, хотя бы раз в жизни обессиленно спросившего «за что, Господи?» Он не про ветхозаветного Иова, могущего найти в себе силы не роптать и не оступиться. Он про растоптанного человека, который оказался бессильным и бесправным. Играть по правилам, еще не значит, победить. Часто герои картины в разных ситуациях сквозь слезы произносят: «Я не понимаю». Сквозь слезы и отчаяние. Кажется, хуже уже не может быть, но в «Левиафане», как и в жизни, «стучат со дна».
По Гоббсу, третий естественный закон - справедливость.
«Люди должны, выполнять заключенные ими соглашения, без чего соглашения не имеют никакого значения и являются лишь пустыми звуками, а раз при этом остается право всех на все, то люди продолжают находиться в состоянии войны». («Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского»).
Звягинцев мало, что сказал, а где сказал, не всегда понятно, зато показал отлично. Фильм на экране монитора и фильм – на большом экране – два разных «Левиафана». Первый – можно препарировать. Второй можно только смотреть. Без возможности отвлечься. Он безусловно красив. Величественно красив. Неоправданно красив.
По Звягинцеву – справедливости нет. Соглашения нет. Только война, когда одна из сторон – штрафбат со штыковыми винтовками против техники на гусеничном ходу. Есть обезличенная система. И всем этим людям в ней надо как-то сосуществовать. Это очень важная мысль у Звягинцева.
Когда монотонно зачитывается приговор, из которого становится ясно, жизнь человека, у которого был светлый дом, жена и сын, теперь разбилась о скалы, как волны Баренцева моря, одна из судей безразлично смотрит в окно. Это отвратительное зрелище. Как и снос дома. Очень удачная находка – показать разрушение изнутри. Стол, за которым пили, и чай, и водку, соленья на зиму, которая для всех героев этой трагедии уже не наступит, маслице, коробки, в которые недоупаковали жизнь шукшинского мужичка, дожившего до наших дней.
Бог, отделенный от церкви, есть только в разрушенной церквушке, в которой подросток, сын Николая вместе с друзьями собирается и пьет пиво. Николай сквозь замутненное сознание смотрит вверх. И видит отблески. Сын мэра смотрит вверх под своды часовни, отгроханной на обломках жизни Николая, и кажется, тоже видит Бога. Еще видит. И в этот момент – они оба, дети.
Будь здесь жанровый финал – восставший и погибший Николай, или восставший и победивший Николай, споров бы фильм вызвал гораздо меньше. Но точно бы потерял во звягинской эстетике – его герои не благословенны чудом. С ними случается то, что по закону жизни, должно случиться.
Возможно, Звягинцев – мастер масштабных трагедий. Но никто еще не смог так органично вписать в эти библейские нарративы маленького человека. И никто еще так виртуозно не сделал его большим. И очень красивым.