Зарина Ахматова, Vласть

Только в Казахстане за последние 10 лет количество мечетей и медресе возросло в 37 раз. Страны Центральной Азии – некогда атеистические, оказались в условиях новой свободы, экономической, политической и вероисповедания. Как государства теперь справляются с плодами религиозной либерализации 25-летней давности, рассказали эксперты Almaty-Club, презентовав в KIMEP при поддержке фонда им. Ф. Эберта в Казахстане, свое исследование «Пространство «шелковой демократии». Ислам и государство». В этот же день в Алматы открылась созвучная результатам аналитического доклада выставка кыргызского фотохудожника Алимжана Жоробаева «Миражи коммунизма». 

«…Ирония на стыке, сопоставлении или противопоставлении эпох, наблюдений за противоречиями общественного устройства […] художник обращается к проблеме обострения консервативных настроений в обществе, вызванных современными политическими и экономическими причинами», - так описывается выставка Алимжана Жоробаева, увидеть которую можно в алматинской Essentai Gallery до 19 октября.

Это фотографии памятников Ленину. С одной стороны – очень просто, местами, даже излишне трендово. Звучит. Но когда смотришь смонтированную выставку, понимаешь — за 30 лет (столько времени Жоробаев делал эти снимки) от скульптур вождя остались только фото, единственное свидетельство монументального. Алимжан говорит, что это такой завет политикам – смотрите, как не вечна даже такая масштабная идеология. Он начал снимать этот проект в момент, когда мыслей о выставке еще не было, зрелым художником – в 40 лет. Башкоркостан, Казахстан, Россия, Кыргызстан. Говорит, никакой – ностальгии, когда нажимал на кнопку: «Я не хотел никакой теплоты, просто хотел успеть снять, вот смотрите - общество отвернулось».

На одном из снимков на площади – кыргызские полицейские слушают старшего по званию, а Ленин указывает в другую сторону.

«Это же важно – видеть, как все произошло. Посмотрите, сколько разочарования у людей на этих снимках. А ведь на открытие памятника собирался президиум Верховного Совета, военный оркест, торжественность. А вот фото – смотрите, памятник сносят, одна гордая темная птица прилетела- проститься. Оцепление – никого больше нет», - рассказывает фотограф. И показывает снимок со стариком, сидящим на площади у памятника: «Он, возможно, строил коммунизм, верил в него, как вся страна, а теперь сидит и в этой позе – даже не разочарование, а какое-то отчание». Этот снимок Алимжан Жоробаев сделал не так давно – в один из дней рождения Ленина, когда по старой памяти, его апологеты собираются скудными группами. 

- Когда развалилась страна – каждый день новости были, там «Ленина снесли, сям снесли», и я сразу понял, что надо успеть это заснять. Потому что – забудут ведь, и как устанавливали. И как сносили. Это была свобода и развал – непонятно было, что дальше, куда идти, и зачем. И тогда многие пошли в религию. Тогда, особенно в нас в Бишкеке, - рассказывает художник, - Не было мечетей и государство сказало: «Идите, молитесь на площадь». Ленин в свое время религию отделял от государства. А теперь они молились под его не снесенным еще памятником. Видите, как получилось.

Тогда он сделал свой заглавный для выставки снимок – намаз на площади Ала-Тоо – главной площади Бишкека, под указующей дланью Владимира Ильича. 

В день открытия выставки в университете KIMEP в Алматы аналитическая группа Almaty Club (в ней участвуют исследователи из четырех стран –Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Кыргызстан) при поддержке фонда им. Эберта презентовала Policy Paper. Итоги исследования были опубликованы брошюрой кавер-фото которой было один-в-один с главной идеей выставки Алимжана Жоробаева – люди, возносящие молитвы на площади, под памятником Ленину. Только площадь, не в столице, а в Оше. Совпадение еще раз подтверждает - тема, выбранная для исследования и пока еще не сформулированная однозначно, тем не менее, оказывается чрезвычайно актуальной. Несмотря на то, что и духовные и политические поиски для населения в регионе иногда сводятся к причудливым результатам, они требуют изучения. И не только для регулирования (как то делают все из перечисленных государств), но и для понимания «опасных» моментов. В связи с этим исследование не безынтересно, хотя, как и многие, заключенное в рамки формата научной работы, не углубляется в первопричины. Тема по природе своей не гомогенна, и не может ею быть – потому что отсутствие единого понимания ислама, как религии, и как идеологии – не только в разных странах, но даже в одной стране – дробит ее на множество других фокусов. Однако, сильной его стороной кажется то, что общий взгляд на регион дает возможность найти отличия в государственных перспективах относительно религии.

- Мы узнаем друг о друге через BBC или «аль-Джазиру» и другие вторичные или третичные источники, - говорит Эльмира Ногойбаева, кырызский эксперт, - В этом смысле наша платформа – место постоянных споров по поводу интеграции и дезинтеграции в Центральной Азии. Что касается визуализации социальных изменений - недавно был Курбан Айт, и мы видим коллективные картины молящихся на фоне артефактов политической идеологии.

В исследовании рассмотрены законодательства и политика четырех государств, сложнее, отмечает Ногойбаева, исследовать неформальные институты.

- В трех из четырех государств есть Духовное управление мусульман, и влияние этого института усиливается. Один из самых интересных моментов – это парадокс, что все наши ДУМ являются потомками созданного еще при Сталине подобного ведомства, оно и называлось также – управление мусульман. Видно, что количество мечетей сильно увеличивается, этот процесс пытаются искусственно тормозить. Например, чтобы в Кыргызстане открыть мечеть, нужно получить землю, а в соответствие с новым законодательством, ее трудно получить. Но до этого периода был очень высокий рост развития мечетей, даже сравнялся с количеством школ. Кыргызстан лидирует в регионе – у нас больше всего религиозных учреждений. Есть серьезные ограничения на рост подобных учреждений в Таджикистане – это связано с войной. В Туркменистане. Казахстан и Кыргызстан имеют больше всего религиозных университетов и медресе, - отмечает эксперт. 

Отдельное внимание исследователи уделили политики безопасности в Центральной Азии – секьюритизации:

- Она сильно меняется, - продолжает Ногойбаева, с одной стороны, мы видим демонизацию ислама, когда язык сводится к понятиям «экстремизм, терроризм» и так далее. С другой стороны, мы видим реальный рост исламизации. Элиты Центральной Азии, при этом, используют религиозные праздники для легимитизации власти. Так, например, элита использует паломничество – первые лица в одном ряду молятся демонстрируют приверженность исламу. Один наш кыргызский политик принимал присягу в светском парламенте, убрал в последний момент Конституцию и поклялся на Коране.

Из исследования ясно, то все страны проводят государственную политику в области религии, исходя из задач и интересов национальной безопасности.  При этом, только Таджикистан имел опыт включения религиозных партий в политическую игру. 

- Но с 2015 года, партия религиозного возрождения Таджикистана и другие религиозные партии не имеют больше возможности участвовать в парламентах наших государств, - отмечает аналитик, -  При этом, когда выезжаешь в область из города, создается ощущение параллельной вселенной, потому что для молодежи и не только – главное место социализации там – это мечеть. В Кыргызстане очень актуальна тема – есть ли в обществе протестность и  чего ждать весной, замеры, говорят, что нет. Но основываясь на своей гипотезе скажу, что протестность  есть, она растет, но поскольку у нас [в Кыргызстане] большое разочарование после событий 2005 и 2010 года, то протестность не уходит в политику, она уходит в религиозность, это видно по отношению к государственным институтам, все больше людей отдает своих детей в религиозные учебные заведения, или обращаются не к врачам. И этот уход от государства много о чем говорит, - резюмирует Ногойбаева. 

«Раньше религии было мало, а теперь стало слишком много», - так можно резюмировать этот период говорит узбекский эксперт, главный редактор онлайн-платформы Taraqqy Сардор Салимов, - Среди узбекской посткоммунистической элиты доминирует представление, согласно которому религия и современность не совместимы. Власть пытается если не убрать религию, то ее «обезвредить». […] Нынешняя стадия – попытка осознанности, все больше людей пытаются понять, что именно они говорят, произнося молитвы на арабском. И вот появилась критическая масса образованных мусульман, третья стадия – политически ориентированный ислам. Все больше активистом мусульманских готовы требовать, чтобы страна управлялась в соответствии с исламскими ценностями, это не означает, что на данной стадии принцип секуляризма будет отвергаться. Но секуляристы столкнутся с новым вызовом со стороны своих соотечественников, эти открытые притязания в Фейсбуке могут выплеснуться в реальную жизнь, готовы ли наши власти к этому? По-моему, в этом сборнике мы убедительно показали, что нет. 

Абдугани Мамадазимов, председатель национальной ассоциации политологов Таджикистана уверен: в традиционном таджикском обществе «я – мусульманин» «перехлещивает» «я - таджик».

- Мы в Таджикистане бережем наши традиции, у нас нет ВВП, но есть традиция - политический ислам пришел к нам до развала СССР, была создана партия Исламского возрождения, первый съезд был в Астрахани, там участвовали таджики. Партия исламского возрождения в Таджикистане была сильной наравне в КПСС, - отмечает Мамадазимов.

Затем была гражданская война, потом годы постконфликтного восстановления, с 1997 по 2008, когда процесс строительства мечетей и молельных домой шел ускоренными темпами. Совет улемов Таджкистана стал контролироваться государством, а имам назначили фиксированную зарплату, приравняв их тем самым в чиновникам. А с весны 2015 года, когда Партия исламского возрождения (ПИВТ) стала оспаривать результаты парламентских выборов, ситуация изменилась. В сентябре 2015 генерал Абдухалим Назархода предпринял попытку госпереворота, который был подавлен, и к концу месяца деятельность партии была запрещена. В 2016-м на международном референдуме был вынесен вопрос о запрете религиозных и националистических партий, и был одобрен большинством. Теперь говорят эксперты, когда в стране больше нет партии или объединения, обладающего авторитетом ПИВТ, государству приходится ожесточать политику. Особенно ввиду тревожных тенденций - наличие в обществе приверженцев салафизма, сторонников террористического движения ИГИЛ и общественных дискуссиях по поводу исламского дресс-кода. 


Что касается Казахстана, то тут, отмечает доктор политических наук Санат Кушкумбаев, изначально у нас не было «исламской альтернативы», которая была в Таджикистане, например, но, тем не менее , исламских фактор – это тренд, который нельзя отрицать:

«Даже по внешним показателям, которые мы можем наблюдать в 90-ые и «нулевые», – политические деятели всех стран Центральной Азии совершили хадж, причем, первым его совершил покойный первый президент Узбекистан – Ислам Каримов. Вслед за ним совершил паломничество президент Казахстана – Нурлсултан Назарабев. Это не афишировалось, более того, ввиду позиционирования стран, как светских – подчеркнута была некоторая дистанцированного от религии. Во второй половине ныншнего века тренд изменился, освещение и представленность в религиозных обрядах стала частью политического имиджа, электорат которые религиозно мотивирован, сегодня играет большую роль. В период независимости в Казахстане в 37 раз возросло количество мечетей», - отмечает Кушкумбаев. 

Политолог отмечает – Казахстан также неизбежно проходит этап размежевания в казахстанской исламской среде:

 «Уровень религионости по разному подчеркнут от 7 до 11 процентов практикующих мусульман в странах региона - цифры относительные. […] Можно провести и исторические параллели – раньше ханы и беки тоже пытались легитимизировать свою власть путем подобной сакрализации. Сейчас среди политиков в Центральной Азии мы наблюдаем аналогичный тренд. Попытка государства - стать одним из игроков на религиозном поле – это тоже проистекает из советского прошлого За последние 10 лет, орган который регулирует религиозную сферу в Казахстане пять раз трансформировался (комитет, агентство, министерство) – это были всегда изменения, связанные с определенным циклом событий. Повышение статуса ведомства - реакция на известные события прошлого года в Актобе и Алматы (террористические акты - V), это показало что небольшая группа радикалов или даже один человек, способны стать вызовом для системы. При этом необходимо отметить, что в большинстве своем эти радикалы – неофиты, нельзя сказать, что они таковые от рождения. И как показывает опыт других стран – религиозные протесты бывают неизбежными, когда нет других форм выражения своих взглядов. Пример ИГИЛ тоже в этом плане тоже показателен». 

Кушкумбаев говорит, что дискурс в обществе  - показывает, насколько подвижны границы в этой теме. 

«В Астане, например, после обеда в пятницу чиновники даже встречи не назначают, причина понятна? Жума-намаз. И это люди на государевой службе, но через 10 это может дать уже другой эффект. Факт в том, что феномен расширяется. Сначала эти нормы формальны, а потом могут стать неформальными, их воспринимают дети и так далее. Тот же например (министр по делам религий) Ермекбаев участвовал в дискуссии об обеденном намазе – четко было сказано, что во время работы чиновникам запрещается, но тут зависит от начальника. И чем дальше, чем чаще государство будем сталкиваться с подобными вопросами», - говорит он. 

При этом, исследователи, резюмируя свои изыскания, отмечают: при всей разности подходов к религиозной политике в странах Центральной Азии, новый диалог государства с исламом складывается, опираясь на две тенденции - борьба за сердца и умы и борьба за голоса электората. Причем, эти причины часто противоречат друг другу. И пока на фоне снесенных памятников, политики борются за электорат, люди ищут бога. Потому, реисламизация - это не только свобода верования, но и поиск ответов, которые светские институты дали за последние 25 лет далеко не всем.  

В материале использованы фото Жанары Каримовой, Алимжана Жоробаева, Елизветы Ким (cо страницы в Facebook), с сайта ca-portal.ru