Премьер-министр Британии Тереза Мэй постепенно начинает понимать, что выход страны из ЕС – это крайне трудная и сложная затея. Но насколько жёстче мог стать Брексит, если бы Великобритания перешла на евро в 2000 году?
Прежде всего, народ Британии не стали бы даже спрашивать, хочет ли он выйти из ЕС. В гипотетической Британии, вступившей в еврозону, уже одно только объявление о проведении референдума по поводу членства в ЕС спровоцировало бы бегство вкладчиков из банков. В условиях хронического дефицита во внешней торговле и дефицита счёта текущих операций выход Британии из еврозоны неизбежно спровоцировал бы падение международной стоимости британских банковских вкладов.
Предвидя это, вкладчики отреагировали бы на объявление референдума немедленным обналичиванием своих вкладов в евро или же перевели бы их во Франкфурт, Париж, Нью-Йорк и так далее. А предвидя эту реакцию, ни один премьер-министр Британии – и даже Дэвид Кэмерон – не посмел бы объявить референдум о Брексите.
Но если посмотреть ещё глубже: как повлияли бы 16 лет в еврозоне на соотношение сил внутри Консервативной партии между сторонниками выхода из ЕС и сохранением членства в этом союзе? Каким было бы экономическое положение Британии накануне 2016 года, если бы валютой страны был евро? Могло ли ослабнуть политическое давление с требованием референдума в 2016 году, если бы у Британии была такая же валюта, как и у Германии, Франции и Греции?
Как и с любыми нереальными событиями, мы оказываемся здесь на тонком льду. Тем не менее, не трудно представить правдоподобную экономическую историю Великобритании, которая – гипотетически – вступила в еврозону в 2000 году.
В октябре 1990 году Британия присоединилась к Европейскому механизму регулирования валютных курсов (ERM), который удерживал обменные курсы основных валют Европы внутри жёсткого коридора; со временем он становился всё более жёсткими, вплоть до полной фиксации курсов накануне превращения нескольких валют в одну. Обязательство удерживать курс фунта на уровне, близком к немецкой марке, вынудило Банк Англии сохранять высокие процентные ставки, что привело к рецессии 1991 года.
Ради продолжения участия в ERM Британии и Италии пришлось бы подвергнуть своё население рецессии почти такой же глубины, на какую опустилась Греция после 2010 года. В «чёрную среду» в сентябре 1992 года фунт стерлингов и итальянская лира выпали из коридора ERM, поскольку финансовые рынки сделали ставку на то, что «механизм вечной рецессии», как его остроумно назвал лорд Норман Теббит из Консервативной партии, не сохранится.
Италия, где правящий класс был решительно настроен на замену лиры на евро любой ценой, немедленно вернулась в смягчённую версию ERM. Но британское правительство этого избежало, хотя психологический и политический эффект его унижения оказался даже более значительным, чем финансовые убытки, зафиксированные Банком Англии.
После победы лейбористов в 1997 году премьер-министр Тони Блэр был готов ввести в Британии евро, и лишь министр финансов Гордон Браун помешал ему это сделать своей тактической прокрастинацией, которая завершилась отказом сдать фунт стерлингов. Иными словами, Великобритания вполне могла стать членом еврозоны.
Если бы это произошло, последствия данного шага для британской экономики были бы минимальными на протяжении почти десятилетия (в отличие от реальных последствий недолгого членства страны в ERM в 1990-1992 годах). Причина этого в том, что к середине 1990-х годов массово и повсеместно начали развиваться процессы финансиализации – на Уолл-стрит, в лондонском Сити, во Франкфурте и Париже.
За исключением небольшой паузы после краха пузыря «доткомов» в 2001 году, экономический рост в Британии и в странах континентальной Европы был обеспечен огромным количеством бумажных активов, которые выполняли роль квазиденег, выпускаемых банками. В ходе этого безудержного подъёма, когда даже экономика Греции росла на 5% в год, Британия с валютой евро развивалась бы более или менее точно так же, как это происходило и при фунтах стерлингов, но только до начала финансового кризиса 2007-2008 годов. Лишь когда этот пузырь лопнул, начали бы сказываться драконовские ограничения, действующие в еврозоне.
Банк Англии мог свободно печатать столько миллиардов фунтов стерлингов, сколько он считал необходимым для поддержания Сити и правительственной политики национализации банков и монетарной стабилизации, поэтому Британия вышла из кризиса, ограничившись рецессией в течение одного года (2008-2009), которая привела к потере 5,15% национального дохода. Если бы Лондон действовал в соответствии с политикой Европейского центрального банка на протяжении 2008-2012 годов, тогда значительный бюджетный и внешнеторговый дефицит Британии в совокупности с масштабной финансовой помощью, предоставленной Сити, заставил бы смотреть на финансовую помощь, предоставленную Греции, Ирландии, Португалии и Испании, как на детскую забаву. Если бы ЕС применил к Британии те же самые правила, тогда потребовался бы такой уровень снижения госрасходов и такой объём кредитования в рамках финансовой помощи, которые были бы политически неприемлемы на обоих берегах Ла-Манша.
Чем-то пришлось бы пожертвовать. Либо британское правительство немедленно объявило бы о выходе из еврозоны – без референдума или даже голосования в парламенте. Либо Германия и Франция должны были бы согласиться немедленно отменить запрет ЕЦБ на монетарное финансирование.
В обоих случаях ЕС стал бы неузнаваем. Либо Брексит спровоцировал бы каскад событий, которые вскоре заставили бы Германию выйти из еврозоны, а это привело бы к краху ЕС, либо же Евросоюз в одночасье превратился бы в бюджетный союз, а это могло привести к политической динамике, весьма отличной от событий, которые мы наблюдали после 2008 года.
Итак, если бы Британия перешла на евро, то совершенно определённо произошли бы две вещи: Британия не стала бы проводить референдум о членстве в ЕС, а Греция не стала бы первым упавшим домино. И возникает интересный вопрос: а как те, кто сегодня поддерживает Брексит, чувствовали бы себя в случае, если бы Германия и Франция договорились отменить действующие сейчас правила и объявили о полноценном бюджетном союзе?
На эту тему можно лишь спекулировать, но один факт очевиден: в период 2008-2016 годов в Британии не наблюдался приток иммигрантов из стран ЕС, желающих получить рабочие места, которые сохранялись, благодаря включённому печатному станку Банка Англии – он работал, в то время как политика ЕЦБ усиливала депрессию на континенте.
Если бы полноценный бюджетный союз возник в 2008 году, тогда отсутствие иммиграции из стран ЕС лишило бы сторонников Брексита их сильных лозунгов в 2016 году. В тот момент выход из ЕС выглядел бы столь же абсурдно, как проведение Калифорнией независимой политики выглядит сегодня.