Я пришел в режиссуру в 28 лет. Сначала был уверен, что это случайность. Хотя, как потом выяснилось, я шел к этому всю жизнь. Во-первых, я всегда руководил творческими процессами: и в школе, и в университете я был главным организатором культурных мероприятий. Во-вторых, я окончил механико-математический факультет по специальности «механика жидкости, газа и плазмы» (да, в режиссеры часто идут после точных дисциплин). В-третьих, я был репетитором, руководителем группы дизайнеров, специалистом по перестрахованию, специалистом по риск-менеджменту, переводчиком, редактором в проекте перевода Библии на центрально-азиатский русский, владельцем и директором собственного ресторана, гитаристом и руководителем музыкальной группы, арт-директором музыкального клуба, служителем пресвитерианской церкви, поп-исполнителем (совсем недолго), композитором. А в садике меня называли профессором, потому что я очень любил всем рассказывать про то, что и как.
В 2011 году мы с моей супругой, актрисой Александрой Морозовой поехали в Москву. В этом же году открылся набор в четвертый поток Мастерской индивидуальной режиссуры Бориса Юхананова. На самом деле, неправильно говорить: «Мастерская Индивидуальной Режиссуры Бориса Юхананова». В советских кино- и театральных вузах были распространены мастерские – то есть курсы, которые ведут определенные мастера, окруженные «подмастерьями». Эти мастерские назывались, например, «мастерская Тарковского». Но у Юхананова – не «мастерская Юхананова», а место, где ты становишься подмастерьем самому себе.
Конечно, я тогда не знал ничего ни о Юхананове, ни, тем более о его Мастерской. Я вообще не знал, что хочу делать. Мне было 28, природный запас таланта уже кончался, начиналось время расставания с ощущением всевозможности и иллюзорным предвкушением великих свершений. Я искал «какие-то кинокурсы» – мне казалось, что я «хочу что-то снимать». Но все, что я видел, было полной чушью: начиная от всевозможных частных «киношкол» и заканчивая Высшими курсами режиссеров и сценаристов. От текстов их объявлений, от разговоров с преподавателями и администраторами приемных комиссий, от списков рекомендуемой литературы и фильмографии веяло ужасом давно умершей системы – и советской киноиндустрии, и советского художественного образования. И тут на Сашу в интернете случайно выпрыгнуло объявление: «Стань режиссером. Мастерская индивидуальной режиссуры – МИР-4». Все, что я прочитал на сайте, произвело на меня колоссальное впечатление: и концепция обучения, и внушительный список выпускников прошлых потоков МИРа, и еще более внушительный список преподавателей. Но больше всего поразило описание самого Юхананова: было очевидно, что предстоит учиться у какой-то фигуры масштаба Йозефа Бойса (хотя я тогда даже не знал, кто такой Йозеф Бойс). И самым случайным было то, что я успел попасть в самый последний блок творческих конкурсов – они длились всю осень, а мой, уже в январе, был вообще дополнительным.
Без всякой надежды я заполнил анкету, дал какие-то ссылки на свои экзерсисы и к своему удивлению был приглашен на творческий конкурс. Конкурс длился два дня. В первый день в 11 утра нам раздали три отрывка из Шекспира и сказали, что к 18.00 каждый должен приготовить минимум две режиссерские сценические работы – по любым из отрывков. Играть мы должны были друг у друга. В нашем последнем блоке оказалось человек 45 – он был самый большой, потому что самый последний. То есть, за 7 часов надо было придумать как ставить отрывки, выбрать, кто в них будет играть, уговорить этих людей, настойчиво и терпеливо найти время для репетиции, а затем настоять на самой репетиции. Каждый участник конкурса должен проделать это со своими отрывками и ещё отыграть в чужих. В назначенное время пришел Юхананов, и мы стали показывать ему свои работы. Постановки были небольшие, но их было много – порядка 50. Самым продуктивным из нас удалось поставить по два отрывка и сыграть где-то в 10 работах других ребят. Показы закончились за полночь, за все эти 13 часов никто из нас не успел даже поесть.
Во второй день к нам пришла киновед Милена Мусина, мы посмотрели фильм Бунюэля «Виридиана», немного поговорили о нем, а потом получили задание подготовить театральную режиссерскую экспликацию, то есть написать в свободной форме замысел будущего спектакля по этому фильму. Я ужасно мучился, переживал – ничего не мог придумать, ничего не писалось. Еле успел что-то наплести и сдать вовремя.
На третий день каждого, вне зависимости от результатов предыдущих испытаний, ждало личное собеседование с Борисом Юрьевичем. Мне он сказал: «Ты очень талантливый, мне очевидно, что у тебя есть режиссерские задатки, я хочу, чтобы ты учился в мастерской. Поэтому давай сразу к сермяжному вопросу: за учебу можешь платить?» И мы обсудили вопрос оплаты. Решение я не буду описывать, но оно было очень неожиданным и строилось на крайнем доверии друг к другу – такого я никогда не встречал.
Я не мог поверить, что поступил. За эти три дня начало складываться понимание, которое подтверждалось уже в процессе учебы: это не был конкурс, Борис Юрьевич не оценивал нас с точки зрения таланта или способностей, это не было каким-то «кастингом». Юхананов не отбирал лучших, зато он с невероятной чуткостью откровенно говорил, что думает о каждом. Это не было обидно или унизительно, это было адекватно и заодно давало ясно понять: учеба у Юхананова будет требовать максимальной адекватности и по отношению к происходящему вокруг, и по отношению к своей личности, своим дарованиям. Например, были и такие, кому Юхананов сказал: «Мне не видится, что режиссура – твое. Ты можешь учиться в мастерской, просто от тебя потребуется совершить подвиг, чтобы стать режиссером. Готов?» Были такие, кто был готов и даже в итоге окончил мастерскую. Но были и те, кто готов не был – ни к подвигу, ни к той интенсивности и посвященности учебе, ни к такому доверию, которых Юхананов требовал. Они уходили.
Я тогда думал, что мне придется стать «учеником мастера» – как это, например, происходит на Востоке в школах единоборств (вспомните тысячелетнего мастера Пэй Мэя, который учил Смертоносных гадюк в фильме «Убить Билла»). То есть, полностью слушаться мастера, копировать его жесты, чтобы однажды самому стать мастером. Но я ошибся. У Юхананова обучение построено как бы наоборот: никто из нас не должен был копировать его. Мы должны были найти собственный голос, стиль, раскрыть то, что Юхананов называет Универсальным потенциалом личности.
А еще Юхананов говорит: «Не учитель выбирает учеников, а ученик выбирает учителя. Поэтому я буду учить всех, кто придет ко мне учиться». В итоге из 250 человек, подавших заявки в Мастерскую, учебу начали 46.
Учеба в МИРе-4 была построена так. Пять дней в неделю по вечерам у нас были занятия с преподавателями – никогда не меньше трех пар, с 19 до 23 часов. Я хотел произвести впечатление и перечислить имена тех «звезд» и «легенд», кто приходил к нам прочитать лекции и провести практические занятия. Но их так много, что у меня не получится перечислить всех, и тем более не получится назвать «самых» – как из них определить «самых»? Поэтому посмотрите на список преподавателей здесь.
По субботам у нас были практические задания – что-то снять, например. А каждое воскресенье с 16.00 и до закрытия метро – то есть, до 00.50 – у нас были встречи с Юханановым. Мы готовили свои сценические работы и показывали ему, а он комментировал. Мы по-прежнему сами были актерами друг у друга, потому что Юхананов считает, что режиссер должен сам пройти через актерство, он должен понимать, что это значит – играть. Он учил нас искусству «разбора текста» – то есть, такой работе с текстом и с актерами, которая должна перевести текст в игру.
Юхананов смотрел каждую работу с огромным вниманием – и к деталям, и к режиссеру, и к тем, кто в ней участвовал. Это внимание поражало, как поражала и его память: он смотрел подряд все работы за день – а их могло быть 15, и длиться они могли от 5 минут до одного часа – а потом по памяти разбирал каждую, не упуская ни одной детали. Трудно представить, какой концентрации это требовало от него. А от нас это требовало усидчивости и стойкости. «Стойкость – основа харизмы», - говорил нам Юхананов в середине многочасовых показов и разборов. Он разбирал каждую работу столько, сколько требовалось – иногда и по несколько часов. Если не хватало времени, обсуждение продолжалось через неделю. Но он всегда смотрел и комментировал все работы без исключения. И говорил нам: «Работайте как можно больше. Все, что вы покажете – я буду смотреть. За время учебы у Эфроса и Васильева я сделал около 400 работ». Мы верили и не верили, но старались репетировать много.
У нас был свой большой и красивый зал на территории Центра дизайна ArtPlay. В этом зале мы репетировали все свое время – часто ночами, часто в коридорах и гримерке, иногда на улице, балконе, крыше. Репетиции были главным нашим занятием на протяжении учебы. Мы готовили работы по трем основным направлениям. Первым направлением были отрывки по классическим театральным текстам: Чехов, Мольер, Пушкин, Шекспир, Беккет, Пиранделло, Брехт, Шиллер, Достоевский – мы их выбирали сами. Второе касалось главного текста нашего потока МИР-4: «Метаморфозы, или Золотой осел» Апулея. Мы делали всякие разные работы по этой книге, что, в конечном счете, должно было стать неким единым спектаклем нашей мастерской (и стало: спектакль «Золотой осел» в репертуаре Электротеатра Станиславский). И третье – основное направление – было «всякой хренью», совсем свободными этюдами по абсолютно разнообразным поводам.
Мы узнавали многое о себе. Главное, мы учились адекватно видеть в себе (и в других) зерно того самого потенциала личности, которое при должном обращении может раскрыться. И учились этому должному обращению – чуткому, терпеливому, ответственному, честному и адекватному – в первую очередь, с самими собой и своими дарованиями, но одновременно и с личностями и дарованиями других.
А по дороге мы на практике узнавали, что такое «психологический театр», что такое «игровой театр», что такое «этюдный метод», что такое «разбор текста», что такое «хай-концепт», в чем природа «драматического», для чего нужна «тематизация» и как ее обеспечить, что такое «основное событие» и «исходное событие», каковы законы соотнесения «концептуального» и «психологического», как работать с художником, с композитором, с административными работниками, – и еще много других фундаментальных понятий и навыков «театральной режиссуры». То есть того, что позволит ставить спектакли в поле театра сегодня – как классического, так и «современного».
То же самое касалось «кино». Мы снимали короткометражные и среднеметражные фильмы, кто-то – пилоты сериалов, кто-то – видео-арт. Юхананов смотрел работы и так же комментировал, организовывал показы для зрителей. Какие-то курсы у нас проходили прямо на съемочных площадках сериалов канала «ТНТ», те из нас, кто писал, могли практиковаться в команде сценаристов, мы ходили в гости к нашим соседям по ArtPlay – Московской школе нового кино. И вообще, вокруг была Москва – миллионы всяких кинопроектов на любой лад каждый день. Мы учились снимать, изучали монтаж, историю кино, организацию съемочного процесса, этику индустриального общения, знакомились с действующими профессионалами (начинающими, андеграундными, звездами) кино и телевидения. Несколько из моих сокурсников ушли в киноиндустрию – в качестве режиссеров, сценаристов, продюсеров и даже актеров.
МИР-4 длился с 2012 по 2015 год. И в самой середине потока – в 2013 году – Борис Юхананов выиграл конкурс Департамента культуры Москвы на лучшую концепцию развития Драматического театра имени Станиславского. Это театр в самом центре Москвы, который на тот момент был известен тем, что его коллектив выживал всех художественных руководителей, а также тем, что в нем играет «человек-амфибия» Владимир Коренев. Труппа театра считалась слабой, репертуар – плохим, состоящим из непритязательных комедий. Половину здания занимали всякие арендаторы, которые в перестройку открыли в нем рестораны и магазины, и которых прежде никто так и не смог выгнать. Согласно концепции Юхананова, этот театр он должен был превратить в центр мировой режиссуры. Для этого надо было всего лишь привлечь средства на ремонт здания и его техническое оснащение, выгнать всех захватчиков-арендаторов, создать художественную программу, построить малую сцену, создать современные производственные цеха и привлечь мастеров мировой режиссуры – и российских, и не российских.
Юхананов – гений не только режиссуры, но и продюсирования. Я бы даже сказал «проектирования» или, как говорит сам Борис Юрьевич, «инжиниринга». И он осуществил все, что запланировал. В 2015 году, после полутора лет ремонта, обновленный театр, который теперь стал называться «Электротеатр Станиславский», открылся. Конечно, почти все участники МИР-4 так или иначе участвовали в этом грандиозном трансформационном проекте. Лично мне довелось работать ассистентом режиссера и актером у греческого режиссера Теодороса Терзопулоса на трагедии «Вакханки» – первой премьеры обновленного Электротеатра. После этого я работал ассистентом режиссера и выпускающим продюсером у итальянского новопроцессуального художника и режиссера Ромео Кастеллуччи на его спектакле «Человеческое использование человеческих существ». Затем я стал ассистентом режиссера и выпускающим продюсером на спектакле «Макс Блэк, или 62 способа подпереть голову рукой» немецкого композитора и режиссера Хайнера Гёббельса. Все три мастера – живые легенды современного мирового театра. Арендаторов Юхананов тоже выгнал.
Следующий за нами поток МИР-5 учился уже полностью на базе Электротеатра. С ними Юхананов создал спектакль «Орфей» длиной в 6 дней, а сейчас участники МИР-5 представляют программу своих работ «Опыты неадаптивного театра», которая будет идти в Электротеатре целый месяц – с 10 сентября по 6 октября.
Когда поступали мы, еще никакого Электротеатра не было, но Юхананов сказал нам, что по окончанию обучения у каждого будет короткометражный или полнометражный фильм, или пилот сериала, или спектакль в московском театре. В итоге, у нас было по несколько короткометражек, кто-то снял полный метр, кто-то запустил свой сериал. И всем участникам МИР-4 Юхананов дал возможность поставить дебютный спектакль в Электротеатре. То есть, те из нас, кто имел твердое намерение и видение, получали возможность репетировать в репетиционных залах театра с его артистами, на спектакль работали все цеха, и при этом даже выделялись какие-то деньги на необходимые производственные расходы, включая гонорары приглашенных композиторов или художников. В итоге, на сегодня уже больше десяти моих сокурсников по МИР-4 выпустили свои дебютные спектакли в Электротеатре, они идут в репертуаре театра с пометкой: «В рамках проекта Золотой осел». Я репетировал «Дон Жуана» Мольера, и, наверное, это могло бы стать моим режиссерским дебютом.
Но в 2015 году мы с Александрой вернулись в Алматы. Здесь мы организовали продюсерскую компанию «Центр универсальных искусств ORTA», чтобы создавать свои универсальные проекты. В 2016 году мы сделали «Поп-механический спектакль «Медея. Материал». В том же году мы повезли его в Москву на фестиваль NET-2016. Так что я считаю этот проект, который стал моим и режиссерским, и продюсерским дебютом, в некотором роде «выпускной» работой. Я не ждал, что Юхананов, который пришёл посмотреть мою работу, оценит её – за три года он отучил меня от оценок, которых у нас не было ни по одному предмету в Мастерской. Но то, что он сказал, было чертовски приятно.
Встретить Мастера – это такая же удача, как встретить друга или любовь. Мне повезло, что в Юхананове я увидел мастера, у которого захотел учиться. Обучение – это вообще-то большая ответственность: и учителя перед учеником, и ученика перед учителем. В подлинном обучении происходит связывание – пусть гораздо менее очевидное, но не менее глубокое – чем в дружбе и в любви. Вряд ли эта связь когда-то разорвется.
Сейчас мы с ORTA продолжаем наш универсальный бесконечный проект «Полоса безсмертия», посвященный художнику Сергею Калмыкову и начатый нами в 2017. А в Мастерской индивидуальной режиссуры объявлен набор в шестой поток – МИР-6. Официально анкеты принимаются до 31 августа 2019 года, но в дирекции МИР мне сказали, что они будут принимать анкеты до конца сентября. Вот и ты, дорогой читатель, случайно можешь стать режиссёром.
Поддержите журналистику, которой доверяют.