Семь лет назад, когда я жил и плохо учился на греческом Кипре, там случился мощный банковский кризис. В результате местные жители пошли к банкоматам и на улицы Никосии: снимать деньги и протестовать. Под моими окнами (я жил недалеко от центра города) ходили сотни, иногда тысячи киприотов, несших красные и черные флаги, транспаранты и плакаты, а некоторые ничего не несли, но шли упрямо - к парламенту, к президентскому дворцу, к другим учреждениям.
Да, в отличие от сторонников акына Зайытова, двинувших высказывать недовольство результатами выборов в обратную от центра города сторону, возмущенные киприоты шли в самое сердце своего прекрасного города, в котором апельсины, созрев, падают перед вами, а власти, увидев разъяренных граждан, не спешат жестко винтить их, как это случилось с теми же "зайытовцами". Наверняка отдельных протестующих задерживали, но для того должны были быть веские основания вроде реальной угрозы чьей-либо жизни или имуществу. Впрочем, лично я никаких задержаний не видел: юноша, выросший в царстве страха, я с любопытством наблюдал за происходящим, увлеченный самим действом, митингами и маршами, гораздо сильнее, чем их причинами - любовью местных банкиров к офшорному сектору и вложениями в греческие долговые обязательства.
Несколько лет спустя я начал работать журналистом в Казахстане. Первый митинг, на который я попал в этом качестве, случился в 2016 году. Тогда практически по всей стране прокатилась волна протестов, сегодня известная как "земельные митинги". Я должен был освещать митинг в Алматы. Это было довольно затруднительно, потому что за час до назначенного часа X меня и еще с десяток коллег скрутили бойцы СОБРа. Сделали они это по указу офицера, которому буквально за несколько минут до этого мы показали свои журналистские удостоверения. Видимо, демонстрация удостоверения была расценена как вопиющий акт агрессии. Нас продержали в автозаке минут 20, может, немного больше, а потом выпустили. Ближе к концу митинга, во время которого я впервые увидел, как СОБР тащит в автозаки женщин и стариков, меня и фотографа Володю Третьякова задержали еще раз. Теперь на журналистское удостоверение даже не обратили внимания. Я должен поблагодарить главу полицейской пресс-службы города Салтанат Азирбек, которая освободила нас из варварского плена - забитого до отвала автобуса, в котором гипертоник вполне мог умереть, последними вдохами поглощая запах пота.
Та же Азирбек вызволила меня из Управления полиции Алмалинского района спустя три года, весной 2019-го, когда меня забрали с площади "Астана" после того, как я... ничего не сделал - просто стоял. А нет, сделал: я несколько раз показал свое удостоверение полицейскому в гражданке, которого ранее видел на суде художника Ромы Захарова. Тогда Азирбек от имени полиции извинилась передо мной, хотя как раз она и не сделала мне ничего плохого, в отличие от задержавших меня ментов и их коллег, которые на мои требования дать позвонить адвокату раз десять ответили согласием, но свое слово так и не сдержали.
На следующих митингах меня лично не задерживали, хотя попытки предпринимались, но коллегам из других СМИ мешали "титушки". Видимо, нашим властям понадобились годы, чтобы начать действовать если не умно (этого лично я от них не жду вовсе), то хотя бы более разнообразно. Но не менее лукаво.
Именно это, лукавство, пожалуй, является главной чертой законопроекта о "мирных собраниях", первое чтение которого состоялось сегодня в мажилисе. Следуя драматургическому закону, согласно которому черное я должен чередовать с белым, замечу, что во время чтений прозвучали и обнадеживающие вещи. Например, министр информации и коммуникаций Даурен Абаев согласился (уж не знаю, насколько искренне) с возмущением (тоже не знаю, насколько искренним) спикера мажилиса Нурлана Нигматулина по поводу пункта, согласно которому, журналисты по требованию должностных лиц должны передавать им фото и видео (хорошо хоть не новорожденных детей). Вполне возможно, что вскоре согласие избавиться от этой безумной даже по нашим меркам нормы, будет преподноситься как торжество принципа «слышащего государства».
Но если слышать нас, возможно, и будут, то слушать — или, вернее, попытаться разобрать услышанное — совсем не обязательно. Судя по всему, самый болезненный пункт законопроекта, выталкивающий людей в специально отведенные загоны, все-таки примут. Даже на предложение депутата Евгения Козлова дать хотя бы одиночным пикетчикам высказываться там, где хотят они, Абаев ответил уклончиво (и лукаво, да): «Мы исходили из той простой логики, что специализированные места как раз и дают возможность быть услышанным», - не отступил от своей позиции министр, но согласился, что, учитывая общественное мнение и факт возрастающей потребности среди граждан в одиночных пикетах, «мы готовы рассмотреть сейчас этот вопрос», а потом добавил, что «очень важен нюанс – все равно должны быть места, где одиночный пикет, даже любой другой пикет не должен проводиться, это вопросы безопасности и так далее».
Митинг за женские права в Алматы в сквере за кинотеатром "Сары-Арка"
Мне, как человеку, видевшему страх полицейских перед прессой, вооруженной исключительно журналистскими удостоверениями, опасения министра Абаева относительно одиночных пикетов не кажутся чрезмерными. Он, как и полиция, остается верен себе. Но кто-то другой, кто-то не имевший опыта наблюдения за абсурдистскими сценками на улицах города, должен воспринять подобные заявления как издевательство над своим разумом. И возмутиться.
Вот только законопроект так и не ответил на вопрос: что надо, чтобы возмущение и критика, по «мудрому» замечанию Касыма-Жомарта Токаева стали санкционированными, - уведомление (статья 11 законопроекта) или все-таки заявление (статья 12)?!
Первый официально согласованный митинг в парке Ганди в Алматы - против точечной застройки в городе.
Скорее всего, ваше уведомление, обещая всяческую поддержку, попросят переделать в заявление, а потом вас отправят, например, в алматинский парк имени Махатмы Ганди. Вот только борец за Независимость от Британского колониализма был лидером другого народа — не нашего, хотя и не менее прекрасного. И что-то мне подсказывает, что докричаться люди хотят не до него, а до другого «отца-основателя».
Поддержите журналистику, которой доверяют.
