Чему меня учит война

У этой войны миллионы голосов и эта беспорядочная перестрелка словами еще ни разу не умолкала. Многие категоричны, абсурдны, слезливы, истеричны, полны бравады, чувства правоты, растерянности, злорадства, ненависти, любви. От некоторых слов на душе остаются глубокие воронки, какие-то возрождают оптимизм или погружают в бездну безысходности. Но я благодарна этим разным голосам за то, что, атакуя бесцеремонно и беспорядочно, они заставляют меня присмотреться к себе и своим убеждениям. Потому что я – участница информационной войны.

Я всегда старалась держаться подальше от патриотов. В сложное время патриотизм, как правило, становится догматичным и начинает приобретать признаки мессианства. Патриоты наделяют себя неоспоримой правотой, презумпцией невиновности по отношению ко всем излишествам, которые будут произнесены и совершены в состоянии аффекта от большой любви к родине. Но оказалось, что патриотизм может быть лишен всякого превосходства, быть тихим и полным сострадания, как у Сокурова. И лишь прикоснувшись к человеку, обнажившему свою боль, я физически ощутила, что такое терять свою Родину, потому что его родина – это и моя родина, хотя я никогда не жила в России, и география тут ни при чем. Это стало уроком искренности для меня.

Я старалась держаться подальше от ковид-диссидентов. На днях Republic опубликовали любопытные результаты мартовского исследования канадского центра изучения общественного мнения EKOS, где была выявлена прямая взаимосвязь между отношением людей к вакцинации и их политическими убеждениями. Так, непривитые жители Канады (к слову, их 10%) в 12 раз чаще, чем те, кто получил две или три дозы вакцины, оправдывают «спецоперацию» в Украине. Как так вышло? EKOS, по сути, изучал «индекс дезинформации» и сравнивал статус вакцинации респондентов со взглядами на пандемию, доверие к властям, науке и экспертным мнениям – и чем меньше это доверие, тем выше толерантность к дезинформации и приверженность теориям заговора.

И это хорошее приглашение вспомнить о том, как поляризовался мир по отношению к концепции общественного блага, которая не работает без соблюдения общественного договора. Тех, кто считает, что а) «от решения Х нам всем будет лучше, и мне тоже» и б) «от решения Х выиграет кто-то другой, причем за мой счет», разделяет умение работать, именно работать с информацией и собственными эмоциями – то есть, когнитивный и эмоциональный интеллект (не путать с наличием формального образования). Но есть и другой вид интеллекта – моральный. Моральный компас – способность отличать правильное от неправильного. И это навык, который развивается на практике. А в условиях войны – не только через соучастие и волонтерство, но и через изматывающие разговоры, споры и ссоры, которые многие из нас осознанно избегают, выбирая план Б вместо плана А. Это стало для меня уроком ответственности.

Я старалась держаться подальше от тех, кто не разделяет моих взглядов. За эти двадцать с лишним дней я встретилась с оглушительной, взрывной реакцией тех, для кого правда всегда одна. Родители отрекаются от детей, рассыпается многолетняя дружба – в инфосреде разворачивается холодная война с применением психологического оружия против самых близких. Что скрывать, мы выросли в атмосфере, где обучение дебатам – большая редкость. Нам сложно говорить о своих чувствах, страхах, сомнениях. Сложно аргументировать. Сложно разрешить себе колебаться, допускать мысль о своей неправоте. И сложнее всего – слушать.

В мирное время можно проводить воображаемые эксперименты, представляя себя на месте другого. Или получать опыт проживания новых, самых разных сценариев жизни, раздвигая горизонты своего понимания. Но в военное время нужно признать, что мы разные, наши убеждения стали результатом уникального опыта, и отменить его простым словом не получится. Это стало уроком сострадания для меня.

Вспомнился совет, полученный много лет назад на тренинге по бизнес-переговорам: в случае открытого конфликта, не дави, не нападай, не пытайся переубедить – только рассказывай о себе, о своих чувствах по поводу сложившейся ситуации. Это выглядит капитуляцией только в нашей голове, на деле же это мощный сигнал для разоружения.

Я старалась держаться подальше от тех, кто не может определиться, на чьей он стороне. Но чтобы судить о словах, важно понимать и мотивы – а они не обязательно совпадают, особенно будучи вырванными из контекста. Российский социолог Низгораев, пытаясь разобраться в качестве опросов общественного мнения в военное время, отметил любопытную вещь, знакомую многим исследователям. На вопрос «поддерживаете ли вы военную операцию в Украине?» пару недель назад, когда люди еще не боялись отвечать на вопросы незнакомцев, многие респонденты чаще отвечали утвердительно. Но после уточняющих вопросов выяснялось, что все они хотят мира, никому не желают смерти, не хотят войны и репрессий. При этом, официальная статистика фиксирует только четкий ответ – категоричное да или нет, без контекста и полутонов – а результаты преподносятся как неопровержимая данность, что становится оружием пропаганды.

Но жизнь – не диаграмма из соцопроса. Люди не всегда умеют выразить то, о чем думают. И мы все, все без исключения, можем запутаться, колебаться, ошибаться, заблуждаться, а еще бояться занимать чью-то сторону. Это стало уроком принятия для меня.

Все говорят о том, как противостояние и попытки убедить кого-то в неправоте отнимают последние силы. Но нужно ли нам так яростно противостоять, тем более с позиции своего интеллектуального превосходства? Пострадает ли добро, если мы устроим перемирие и станем немного человечнее друг к другу?

Этот кризис учит меня, что силовые решения, которые мы бессознательно практикуем в своей жизни – убеждая (а не заинтересовывая), склоняя на свою сторону (а не вдохновляя) – больше не работают.

Парадокс в том, что расчеловечивание остановится не тогда, когда закончится война в Украине, а когда мы, участники информационной войны, научимся быть миротворцами – искренними, ответственными, сострадающими, прощающими. Не буду идеализировать, развивать свой моральный интеллект – это тяжелый труд.